Эхо 13 Забытый Род - Арий Родович

сознания. Благодарно кивнув тёте Марине, я поднялся из-за стола и направился к выходу.

Я вышел на крыльцо и вдохнул тёплый воздух. Солнце уже клонилось, но свет стоял яркий, каменная плитка дорожки хранила дневное тепло. Перед домом тянулась аллея, за которой виднелся плац. Чуть в стороне — казармы, дальше склады и гаражи.

Я неспешно прошёлся по аллее, бросив взгляд на пустой плац, потом — на казармы. Может, он там? Прячется среди солдат, не желая показываться. Усмехнулся про себя.

Прогулка пришлась кстати: тяжесть в животе, оставшаяся после обеда, ушла. Я уже собирался идти к казармам, углубиться в поиски, как за воротами раздался ровный гул двигателя. Через минуту на территорию плавно въехал чёрный внедорожник.

Из-за руля выбрался Яков. Каждое движение — выверенное, спокойное. Он обошёл машину, открыл переднюю дверь и помог выйти девушке лет семнадцати с длинными, гладкими волосами цвета тёмного сапфира.

— Молодой господин, — он склонил голову в лёгком поклоне. — Прошу прощения за моё отсутствие. Пришлось съездить в Красноярск. Были небольшие трудности в поиске человека и… некоторые задержки в дороге. Познакомьтесь, это Ольга.

Яков чуть наклонился ко мне и, будто между прочим, добавил:

— Помните, молодой господин, я упоминал во время казни предателя, что всё, что ему принадлежало, по праву переходит к вам? Так вот… теперь это ваше. Она теперь ваша. Но нам нужно провести ритуал её привязки к вам. Пройдёмте.

Он подмигнул. Лёгко, почти незаметно, но так, что в этом жесте можно было прочитать что угодно — намёк на девушку или на утреннего монстра. И ни одного ответа.

Я отметил, что и сейчас он появился ровно в тот момент, когда я собирался искать его глубже. Как и утром, когда мороку убили именно тогда, когда дружинники уже были готовы идти в лоб — ценой трёх жизней за одну, мою. Защитив тушу, слишком ценную, чтобы пустить её под клыки. Я, конечно, был им благодарен… но тогда даже не смог среагировать. Страх взял верх, и слова застряли. Надо будет их поблагодарить и извиниться за мое молчание в такой момент.

Мог ли он успеть? Мы выехали где-то в половине восьмого. До нападения прошло примерно полтора часа — дорога, стычка с мелочью, уход от неё. Значит, мороку убили около без десяти девять, максимум в начале десятого.

До Красноярска, если верить разговорам дружинников на праздниках, километров сто-двадцать. Даже если давить педаль и держать восемьдесят — сто, это час, час с хвостиком в одну сторону. Обратно столько же. И это без поисков девушки: найти, поговорить, убедить поехать, забрать — ещё минимум полчаса, а то и больше.

Сейчас — три дня. Между смертью монстра и его приездом сюда прошло около пяти часов. Если он действительно был в Красноярске… значит, либо поехал туда сразу после удара по мороке, либо — и эта мысль зацепилась особенно крепко — успел сделать и то, и другое.

Получалось, что момент убийства монстра и его нынешняя поездка были звеньями одной цепи. И выходит, что он, как и в лесу, снова оказался именно там и тогда, когда нужно.

Теперь он стоял передо мной — невозмутимый, собранный, как будто и не было всех тех событий, а я всё ещё крутил в голове одни и те же вопросы, на которые он, похоже, отвечать не собирался.

Мой взгляд невольно скользнул к девушке. Стройная, с упругими линиями тела, которые невольно притягивают внимание. Длинные ноги, идеальные пропорции, высокий третий… или всё-таки четвёртый размер груди. Лицо — милое, но не кукольное, с живыми чертами и едва заметной спортивной резкостью, придающей образу ту самую «искру». И чертовски знакомая уверенность в себе — та же, что и у Милены.

На ней — строгая чёрная юбка с высоким разрезом, обнажающим линию бедра при движении. Белая рубашка, чуть свободная, с расстёгнутой верхней пуговицей, — так, чтобы в вырезе угадывались формы, а не выставлялись напоказ. На тонкой цепочке у горла покачивался кулон глубокого синего цвета, улавливающий солнечные блики.

И вот она стоит здесь… и формально принадлежит мне. В голове тут же промелькнули мысли, от которых самому стало неловко. Фу-фу-фу, позор.

К тому же, странность — манеры у неё слишком благородные для сестры Сергея. Насколько я знал, он и близко не был из благородных. Почему же она держится так, будто воспитана в аристократическом доме?

У меня, что мало было головной боли. Заводы, Яков, чья роль во всём этом до конца не ясна… и теперь ещё эта девушка — загадка с кулоном, лишними вопросами и слишком ярким присутствием. Всё навалилось разом, и каждый кусок этой мозаики норовил расползтись в разные стороны.

— Добрый день, Господин, — чуть склонилась она. — Ваш братик передаёт вам привет…

Кто, братик?..

Глава 19

— Кто братик?.. — повторил я, глядя на Ольгу, но в следующую секунду перевёл взгляд на Якова.

— Ты мне ничего не хочешь объяснить? Ты же говорил, что я остался один.

— Формально, молодой господин, так оно и есть, — невозмутимо произнёс он. — Ваши родители погибли шесть лет назад. А вашего брата забрали в школу-интернат. Вернее, в ясли-интернат — ему был всего один год. Сейчас ему семь, он учится в начальной школе при том же интернате.

На секунду показалось, будто мир вокруг рухнул. Не в том смысле, что я схватился за голову и заплакал — нет. Просто в голове стало тихо.

В прошлой жизни я тоже рано ушёл от семьи, но по другой причине: статус вундеркинда и самого умного человека на планете делал своё дело. Меня забрали из дома в школы и университеты, где я жил на полном пансионе. Позже, работая на корпорацию — она следила, чтобы вокруг всегда была охрана и чтобы никто, даже семья, не подходил слишком близко. Не из-за того что они меня любили — из расчёта. Мои разработки стоили слишком дорого, и случайная «несчастная смерть» могла стоить корпорации миллиарды.

В этом мире я был уверен, что вообще единственный из своего рода. И тут выясняется — есть брат. Я не боюсь, что он заберёт у меня право на Род. Вопрос в другом:

— Как так вышло, что я в десять лет стал главой, а его отправили в интернат? И почему я сам туда не попал?

— Потому что, — Яков чуть склонил голову, — старший в роду получает право управлять им даже в пять лет, если он единственный. Просто до четырнадцати вам официально никто не может