Вадбольский 5 (СИ) - Никитин Юрий Александрович

По моему жесту легла на спину. Опять с оголенным животом и раздвинутыми ногами, как и прошлый раз, полагая, что если не сказал, чтобы сдвинула и опустила подол, то так и надо, лекари лучше знают, но зачем буду давать такие указания, раз ей это самой нравится, я же вижу, установил треногу вплотную к кровати, подцепил трубочку.

— Ну, — сказал я, — самое трудное… В обморок не брякнетесь?

— А я уже брякнутая, — ответила она.

— Снова будет чуть больно, — сказал я, — как будто комар укусил… Большой такой комар, но добрый. Потерпите, поставлю катетер… Готово!

Через несколько секунд по полой трубке потекла прозрачная жидкость, а дальше через катетер лекарство по капле начало поступать в вену.

Княгиня смотрела на трубку и треногу с любопытством, поинтересовалась:

— А зачем это устройство?

— Это капельница, — пояснил я, — увы, необходимо. Лекарство очень мощное, если выпить… убьёт за пару минут. А так будет поступать в кровь по капле, потому и называется «капельница», будет смешиваться с кровью медленно, равномерно и плавно.

— Интересную вещь вы придумали.

— Не я, — сказал я, — первую создал четыреста лет назад сэр Кристофер Рен, а эта уже получше, её сконструировал Томас Латт.

Она недоверчиво пробормотала:

— Впервые слышу о таком… устройстве. Капельница, говорите?

— Вот-вот, — сказал я. — А они должны стоять в каждом доме… пусть даже достаточно богатом, чтобы слуга мог поставить и проконтролировать скорость поступления… ну, капель.

Её глаза заблестели, а полные губы увлажнились, когда по ним прошёлся кончик языка. Я сам ощутил возбуждение, мы одни в комнате, а на роскошной разобранной постели женщина с задранными до середины живота платьем и чуть раздвинутыми ногами.

Ты сейчас как бы врач, напомнил я себе с усилием, а это не только весьма не этично, но даже уголовная статья, если врач воспользуется положением и поимеет пациентку. Да я и сам покажусь себе человеком, предпочитающим милф, хотя Любаша совсем не милфа.

— Теперь ждём, — сказал я чуть охрипшим голосом. — Лекарство хоть и в сильно разбавленном виде, но рисковать не будем. Пусть входит в вашу кровь целиком без остатка, а мы подождём. Голова не кружится?

Она покачала ею из стороны в сторону, снова улыбнулась, по моему виду заметно, что среагировал на её открытость в постели чисто по-мужски, а это приятно чувствовать женщине в любом возрасте.

— Вы осторожный молодой человек, — произнесла она. — Удивительно и приятно.

В комнату дважды заглядывали, но войти не рискнули, хотя заглядывали две женщины. По их поведению понятно, обе знатные дворянки, но, как часто бывает, обедневшие, княгиня дала им место в своём огромном дворце в память о школьной дружбе или о дальних родственных связях.

Мы оба наблюдали как бежит по прозрачной трубке, я рискнул чуть повернуть вентиль, чтобы шло быстрее, но не слишком, ещё раз поинтересовался, не кружится ли голова, тогда сбавлю скорость поступления лекарства в кровь.

Она покачала головой.

— Эх, Вадбольский, вам нужно взрослеть побыстрее! Ну что за дело говорить о серьёзном с кадетом Лицея?.. Когда вижу ваше юное лицо, тут же себя осаживаю. Ну что поймёт этот вьюнош с чистым взором?

— У меня была школа с ускоренным курсом обучения, — сообщил я. — Чтобы выжить, пришлось… Но пусть принимают меня за молодого простака. Я не против!

Она чуть изогнула губы в улыбке.

— Хорошая политика. Кстати, княжна Оля Долгорукова моложе вас на год, так что вы хорошая пара.

От такого определения у меня шерсть вздыбилась даже там, где её отродясь не было.

— Нам не рано?

— Пора, — сказала она уверенно. — Мужчина без жены — что капустный лист без гусеницы!

Я промолчал. Всё верно, здесь женятся и выходят замуж очень рано. Подыскивать пару начинают ещё с детства. Не сами, конечно, а их родители. Только появился ребёнок, уже прикидывают, с каким родом можно укрепить или просто установить родовую связь.

Такое не только у дворян, даже в деревнях сразу смотрят, кого за кого выдать. А в аристократическом мире повыше так и вовсе. Личные чувства вовсе не принимаются в счёт, всё во имя Рода.

Когда последние капли побежали по трубочке к катетеру, я сказал с облегчением:

— Всё в порядке, вы перенесли приём такой дозы легко, у вас сильный организм. Сейчас осторожно уберу из вашей вены эту штуку… не дергайтесь, заклею ранку и всё, можете вести привычный образ жизни.

— И как скоро…

— Очень медленно и постепенно, — сказал я с некоторым смущением, не могу вот так сразу, как было бы в моём прошлом мире. — Но через месяц не только вы, но и другие скажут, что вы помолодели.

— Барон, — сказала она с чувством. — Я всё ещё не верю, но я должна была попытаться?

— Иначе какие мы люди, — ответил я. — Всегда мечтаем о лучшем. А потом, хоть и не верили, но… получаем! А скептики остаются с носом.

— Будем надеяться, барон.

— Кстати, ваша светлость, — сказал я, — хочу предупредить, чтобы не запаниковали. Вы начнёте терять в солидности и в общей сложности лишитесь где-то от десяти фунтов до двадцати очень лакомой и такой зовущей плоти. С возрастом дамы обычно обрастают достоинствами, а вы, напротив, станете стройнее, не пугайтесь, это действие зелья.

Она жарко выдохнула:

— Похудею? Да о таком все женщины мечтают!

— Тогда всё в порядке, — сказал я и поднялся. — Не смею больше злоупотреблять вашим вниманием. Треногу с вашего позволения оставлю, вдруг лет через двадцать придётся повторить?

Она заулыбалась просто чарующе, представляю какая была в юности, даже сейчас, как говорится, отчётливо видны следы былой красоты.

Глава 8

Мандражирую перед поездкой в Зимний дворец, помолвку так и не удалось отменить, но остаётся надежда, что в последний момент отыщется что-то такое, что разом прекратит эту комедию, потому что не может она длиться ещё дольше… потому что не может!

Не знаю, что и как, но до помолвки дойти не должно, хотя и непонятно, что потом, начнём ли реальную войну, или император всех нас посадит на цепь?

Весь в мыслях об этой чёртовой помолвке, скитался по кабинету в имении, ничем не могу себя занять, наконец, озлившись, начал создавать дизайнерскую мебель, придерживаясь местных традиций, в то же время с таким уклоном, чтоб не было стыдно взглянуть и через сто или двести лет.

Сюзанна и раньше ошалевала от изменений в доме, хотя вроде бы вся зарылась в бумаги, сейчас на новую мебель сперва по женскому консерватизму поглядывала с опаской, но когда решилась посидеть в креслах и попрыгать на диване, сказала с тихим восторгом:

— Вадбольский… Как вы делаете всё так красиво?

Я сдвинул плечами.

— Никак. Просто у меня есть чувство прекрасного. Когда красиво, я любуюсь и креслом, и столом, и даже крохотной табуреткой. И вами тоже, ваше сиятельство.

Она фыркнула, обиженно поджала губы.

— Ну спасибо!..

— Но вы удачное произведение искусства, — возразил я, защищаясь. — У вас красивые волосы, красивые глаза, губы, лебединая шея, перси…

— Стоп-стоп, — прервала она. — Дальше не надо.

— Как скажете, ваше сиятельство. Но я мог бы и дальше, хотя вы перси бессовестно прикрыли больше, чем наполовину!

— Не надо! — отрезала она. — Я знаю, что у меня дальше. А вам знать не следует.

Я пробормотал:

— Оно само догадывается. Я не властен…

— Вы и не властны?.. Вы же себя в бараний рог скрутили и не выпускаете!

Я сказал робко:

— Вам меня жалко, ваше сиятельство?.. Может, мне себя подвыпустить?

Она отшатнулась.

— Нет-нет, Вадбольский! Зверя держите в себе!

— Ну почему зверя, — сказал я печально. — Может это такой тихий щеночек, которого и вы бы с удовольствием гладили, чесали, тискали…

— Вадбольский! Прекратите!

— Что прекратить?

— Всё прекратите. Не буду я вашего щеночка тискать. Сами тискайте. Я не такая!

Гордо задрав нос, с прямой спиной и красиво очерченными персями, верхняя часть которых открыта для всеобщего обозрения, она прошествовала к столу и разложила на нём бумаги, а я осторожно поинтересовался: