Красная земля (СИ) - Волков Тим

Постучалась, вошла, платок зеленый поправила:

— Здрасьте вам, господин-товарищ доктор! Меня это… просили зайти.

— А, Марфуша! — выйдя из-за стола, Иван Палыч всплеснул руками. — Спасибо, что зашла. Говорят, яйца у вас купить можно? Я б пару дюжин взял.

— Дак можно, — улыбнулась девчушка. — Чего ж!

Доктор уже примерно догадывался, кто послал телеграмму, а потому не стал ходить вокруг да около, спросил сразу, напрямик:

— Ты тетушке Аграфене Матвеевне часто письма пишешь? Или больше телеграммы?

— Телеграммы больше, — проболтавшись, девочка тут же захлопнула рот. — Ой! Я ж обещалась никому не говорить.

— А мы никому и не скажем! — со смехом заверил Иван Палыч.

Феклистова! Аграфена Матвеевна Феклистова. И что у нее за ненависть к бывшим становым? А Бог весть… Может, за мужа своего мстит, а уж у того криминальных грешков хватало. Могли и пересечься не по добру и с приставом, и с урядником.

Доктор покачал головою: ладно, будем иметь ввиду.

За окном уже занималась вечерняя зорька. Скоро стемнеет, и неплохо было бы зайти в школу, за Аннушкой…

А за книжками-то немало ребят пришло! Соскучились… Эх, нужна, нужна в Зарном хорошая большая школа! Всенепременно нужна.

Иван Палыч уже накинул пальто, как в дверь постучали.

— Можно?

— А, Анюта! — узнал доктор. — Входи. Что хотела?

— Папенька в городе, а кому-то рассказать надо срочно! — девчонка вдруг напустила на себя самый официальный вид. — Иван Павлович, я к вам не как простая девочка… А как командир!

— Та-ак… — доктор поспешно спрятал усмешку. — Ну, товарищ командир, продолжайте!

— Как командир отряда красных скаутов имени Гийома Каля!

— Кого-кого имени? — изумленно переспросил Иван Палыч.

— Гийом Каль — вождь французских крестьян, восставших против своих феодалов еще во время Столетней войны! — сбавив важности, охотно пояснила Анютка. — Мы теперь — отряд его имени. Ну, нам товарищ Нюра Резанович подсказала. А то в городе тоже скауты есть, но они — имени Спартака! А мы — Гийом Каль… Правда, красиво?

— Ну, да… наверное… Так ты что хотела-то?

— Сообщить хотела, — девчоночка понизила голос. — Тот человек объявился опять!

— Что за человек?

— Ну, тот… путевой обходчик, с английскими усами… Я папеньке про него уже как-то говорила, а он — вам. Мы ж дежурим у дороги на Ключ! Вот, опять увидали. Он шел себе, шел… Нас увидел — и боком, боком — к реке. А там у него — лодка! Сел в нее и погреб. И знаете, куда? К старому кладбищу! Ну, которое нынче в известке и все загорожено. Мы же — красные скауты! Мы проследили.

Глава 22

Иван Павлович замер на мгновение, оценивая ситуацию. Послать за помощью и ждать Виктора или милицию? Времени столько нет. Этот странный путевой обходчик, ошивающийся возле давно брошенной линии — очень подозрительный тип. И сейчас, направившись поздно вечером на кладбище, — да еще и на лодке через реку, что чертовски опасно и так поступают только ради того, чтобы остаться незамеченным, — только умножил эту подозрительность.

Зачем он туда пошел? И кто он вообще такой — еще один помощник Михаила артельщика? Если так, то что потерял там, на артели? А может, это тот, кто организовал нападение на Семашко? А там у него место, где он прячется?

Нужно все выяснить немедленно!

Иван Павлович резко развернулся, подошел к столу. Достал оттуда наган. Проверил барабан — все шесть патронов на месте. Сунул его в карман пальто и, на ходу накидывая его на плечи, вышел из больницы.

— Иван Павлович, а мне… — начала Анютка.

— А ты иди домой, — ответил доктор. — Уже поздно.

— Я с вами!..

— Нельзя! — отрезал Иван Павлович.

— Так может быть опасно!

— Вот именно. Детям там не место. А у меня есть оружие, за меня не беспокойся. Беги.

Иван Павлович вышел из больницы, вдохнул прохладный, влажный воздух. Мысль о том, что незнакомец у кладбища может уйти, жгла его изнутри. Подсказывает интуиция, что путеец этот не простой.

Доктор двинулся по главной улице села, стараясь идти быстро, но не бежать, чтобы не привлекать лишнего внимания. Тяжелый наган в кармане пальто неприятно бил его по бедру при каждом шаге. Ехать на «Дуксе»? Рискованно. Слышно далеко его рев, спугнешь еще на подъезде всех. А вот незаметно подкрасться — другое дело…

Деревня жила своей, размеренной и тревожной жизнью. Из труб низких, почерневших изб валил густой дым — топились по-черному, экономили дрова. Воздух пах дымом, прелой соломой и кисловатым запахом домашнего скота.

Навстречу ему, постукивая по грязи ободранными башмаками, брели несколько женщин с пустыми ведрами — шли к колодцу. Они угрюмо поздоровались, в их глазах читалась усталость и привычная настороженность. Нынче все были такие — хмурые и задумчивые.

— Здорово, Иван Палыч.

— Здоровья вам, — кивнул он, не сбавляя шага. — Что же вечером то за водой?

— Так вот, спохватился!

У калитки своего дома стоял старик Архип, тот самый, что был ранен в стычке с бандитами. Он опирался на палку и что-то кричал внуку, пытавшемуся залезть на покосившийся плетень.

— Держись крепче, дед! — бросил ему на ходу Иван Павлович.

— Держусь, батюшка, как могу… — пробурчал старик в ответ.

Через дорогу, на завалинке, сидели двое мужиков. Они молча, исподлобья наблюдали за проходящим доктором. Один что-то жевал, другой чинил хомут. Их лица были непроницаемы. Иван Павлович поймал себя на мысли, что не знает, свои они или нет, эти мужики. Время было такое — сегодня свой, а завтра с топором в совдеп придет.

Он свернул с главной улицы на узкую, утопающую в грязи тропу, которая вела к выгону и дальше — к кладбищенскому холму. Здесь избы стояли реже, некоторые совсем заброшенные, с заколоченными окнами. Собака, привязанная у ворот, злобно залаяла на него, рванув с цепи.

Тропа шла мимо огородов. С них уже убрали скудный урожай, и черная, взъерошенная земля ждала зимы.

Вот и последний дом. Дальше — только выгон, пустырь, начинавшийся подниматься глиняный холм — красная земля, — и то самое, проклятое кладбище. Ветер здесь гулял свободнее, срывая с берез последние жёлтые листья и неся с холма запах гари и чего-то едкого, химического.

Иван Павлович остановился на мгновение, глядя на вершину холма. Оттуда, из-за частокола, кое-где уже виднелись зловещие красные таблички. Он потрогал рукоятку нагана в кармане, сделал глубокий вдох и решительно зашагал вверх по тропе, оставляя позади себя суету и дым деревенских труб.

Вот и артель.

Подойдя ближе, Иван Павлович увидел результаты работы добровольцев. Территория бывшего лагеря была оцеплена новым, более основательным забором из горбыля. На нем через каждые десять шагов висели зловещие, наспех сколоченные из досок и выкрашенные суриком таблички. На каждой было грубо выведено углем одно и то же слово: МИНЫ

И ниже, мельче: «ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ».

На самом деле, разминировали все, но на всякий случай повесили вывеску — вдруг что пропустили? Да и лишних раз залетных отпугнет.

Само кладбище представляло собой унылое и жутковатое зрелище. Склон, изрытый ямами артельщиков, теперь был засыпан ровным слоем белой, едкой негашеной извести. Она лежала, как неестественный снег, погребая под собой и старые кости, и новую заразу. Кое-где из-под нее торчали обломки сгнивших досок, клочья тряпья и концы веревок, которыми связывали мешки с останками. Стояла мертвая, гнетущая тишина, нарушаемая лишь шелестом редкого осеннего дождя и завыванием ветра в ребрах старой мельницы.

Иван Павлович, крадучись, обошел территорию по периметру, стараясь не шуметь. Его глаза выискивали любые признаки присутствия — свежие следы, оброненные предметы, движение в кустах.

И он его нашел.

Не на самом кладбище, а чуть в стороне, у самой кромки воды, у крутого обрыва, там, где раньше была пристань артели. У берега качалась на воде узкая, долбленая лодка-однодревка. А на берегу, спиной к доктору, сидел человек.