Не в этот раз (СИ) - Владимов Максим

Точнее, нет, в идеале-то как раз прекратить бы как-то эту вечную войну всех со всеми. Ну что за дела, так если задуматься? Сколько ресурсов уходит на эти бесконечные распри? Это сейчас ещё так-сяк, просто морды бьют всем, кто попался не в том месте и в неудачный момент, а ближе к девяностым ведь натуральные боевые действия начнутся! Район на район, с «крупными массами войск», с натуральными штабами, планированием операций, вооружением и прочая! Больше всех будут усердствовать «химики», Сортировка и Семь Камней. Как «признак времён», в находящемся по дороге между ними Селе году к 88–89 не останется ни одного целого забора — весь штакет раздёргают на «подручные средства убеждения»! А свинец в слитке, достаточном для изготовления кастета, станет в молодёжной среде почти таким же верным платёжным средством, как и живые рубли-копейки. Вот бы как-то избавиться от бездарного разбазаривания ценного ресурса!

Надо подумать над этим. Союз — то дело далёкое и для меня вряд ли реальное, а вот тут… тем более, что у меня и рычаг имеется: те же афганцы. Они ведь реально могут весь город к одному знаменателю привести! И я там тоже уже в какой-то степени свой. На праздник, правда, не пустили, гады… Но то ничего, не последний день живём! Будет у меня ещё шанс двинуть свою повестку, уверен. Пусть и не в этот раз.

Глава 19

Стоило войти в магазин, у меня аж дыхание перехватило: настолько наэлектризованной оказалась атмосфера внутри. Умом я даже и сообразить ничего не успел, как ноги сами принесли в конец клубящейся толпы, а рот на автомате открылся, выплюнув хриплое: «Кто последний⁈». И только надёжно утвердившись в очереди, я осознал: это она. Колбаса. Звезда местного товарного ассортимента. Ничто с ней не сравнится! Ни мороженое с газировкой в начале лета, ни арбузы в конце. Даже сливочное масло курит за углом взатяг! Даже сахар в сезон заготовок!

Всё дело в том, что колбаса у нас — продукт сакральный, уж очень редко её привозят. Два-три раза в год, не чаще. Дают по некоей на глаз определяемой руководством магазина норме в руки: 200, 300 или 400 граммов. Всё строго, никакие документы не помогут, есть человек — есть колбаса, нет человека — извини. В такие дни в очереди смирно толкаются все те, кого обычно в магазине не вдруг встретишь: запойные алкоголики, язвенники, трезвенники, паралитики, древние неходячие бабки и, естественно, дети всех калибров, включая грудных младенцев. Бывалый фельетонист наверняка ввернул бы что-то про «относительно свежего покойника», притащенного ушлыми домочадцами, но я про такое не слыхал, врать не буду.

Несколько раз даже возникали «колбасные бунты»: производство на Заводе — непрерывное, работает круглосуточно, и минимум одна смена (а это сотни людей даже ночью) в очередь никак не успеет. В какой-то год так вышло, что во время обоих привозов колбасы дежурными оказывалась одни и те же люди, и трудящий народ не вынес такого поругания, забастовал, что-то там значимое в закрытом цеху выключив. «Говорят», что разбираться ездил горком в полном составе, грузовик колбасы увезли на завод прямо вечером, причём, по легенде, зальная «норма в руки» не пострадала — выгрузили то, что было заначено директрисой. Именно после того случая директор магазина поменялся, теперь мужик.

Сортов колбасы у нас всего два, «Докторская» по 2–20 и «Любительская» по «2–70». Никакой другой за всю мою жизнь на Урале я не видел ни разу. Колбаса эта ужасная даже с виду — землистая, пористая, может разваливаться на большие куски, под углом даёт зеленоватый отсвет. Урал — геологическая столица России, здесь даже дети знают, что такой эффект называется иризацией. Согласитесь же, это звучит по-настоящему гордо, «по-урáльско́му»: «Да у нас даже колбаса с иризацией»! Но другой всё равно нет, так что, привередничать не приходится. Продуктовых магазинов в городе несколько, с десяток, но колбасу привозят только в наш — он самый большой. Обитатели всех прочих районов Кедрового в такие дни испытывают к Порту лютую ненависть — им надо после работы тащиться на другой конец географии всем семейством, да ещё и в очередь они попадают заведомо позже, ближе к концу. У них в принципе нет шансов вот так случайно заглянуть по дороге домой в продуктовый и узнать, что «привезли!». Мне тоже так везёт не всегда: это ж надо — в самое начало угодил! Человек сто передо мной! Ну ладно, двести. Но как минимум — в магазине стою, в тепле! А хвост-то уж давно на улице топчется. А там, напомню, зима!

Вообще-то, занять очередь мало, есть ещё одна проблема. Нужно внимательно смотреть по сторонам в надежде, что найдётся кто-то знакомый, кого можно будет попросить подержать место, пока я сгоняю домой и напишу маме записку. Самый лучший вариант, если такой знакомый живёт в моём или соседнем доме, и у него тоже есть кого позвать. Бежать придётся в два адреса, но это мелочи. Либо, если я стою ближе к голове очереди, то записку будет оставлять он, а держать стратегическую позицию придётся мне.

Если сбегать домой не удастся, то может оказаться, что мы с мамой стоим в одной и той же очереди, но в разных местах — сотовых тут пока ещё нет, очень неудобно. Если же записка оставлена, моя очередь подошла, но мамы на горизонте не видно, мне придётся пропускать тех, кто за мной, в чём тоже приятного мало. На папу мы никогда не рассчитываем, он очень редко появляется дома до того, как в магазине всё разберут.

Так, а вот и подходящий вариант, кажется: пацан с первого подъезда, младше на пару лет. Как там его? Димка, вроде.

— Дим! Дима! Ты один тут?

Вышло так, что Димка бегал ко мне домой без выгоды для себя: его родители, которых он привёл в магазин, сразу же нашли знакомых, стоящих ближе к началу очереди, и ушли туда. Это тут вообще нормально: я тоже — на всякий пожарный— сказал небритому мужику, занимавшему за мной, что впереди ещё один человек, «он просто отошёл». Как раз вот на такой случай, если понадобится впустить кого-то из хороших знакомых. Это палка о двух концах, конечно: примерно так поступают почти все, в итоге, несмотря на то, что я пришёл, когда ещё и колбасы никакой на прилавках не было, продвинулся очень слабо. Тупо очередь передо мной пухнет быстрее, чем продавщицы отпускать успевают. Ближе к закрытию страждущие из хвоста начнут беситься и требовать закрыть двери магазина, чтоб всякие там без очереди не лезли! Я с ними заранее в какой-то степени солидарен: тренировка уже вполне на горизонте, а конца-краю моего «колбасного забега» и близко не видать.

Хорошо, что мама прочитала Димкину записку и примчалась в магазин. Вдвоём стоять всяко веселее, да и мама — тот самый человек, что нужен, чтоб меня успокоить. Если что. Однако, когда стрелки моей «Амфибии» показали семь вечера, успокаивать меня стало бесполезно. Отвык я там, в будущем, от боевых действий за жратву… Задавив поглубже холодную ярость, отпросился у мамы, поиграв многозначительно бровями — вроде как в туалет. А сам рванул бегом на чёрный ход. Только подошёл к крыльцу, окованная металлом дверь хлопнула, свет полоснул по глазам: какой-то длинный тощий хрен тащит коробку. По запаху чую — она!

— А ну быстро поставил внутрь и пошёл нахрен! Скачками!

Мужик вздрогнул и безропотно крутанулся прямо на ступеньках, да так ловко, что я аж рот разинул. Занесло в наши края балетного, не иначе!

Внутрь. Отвоёванную коробку пнуть поглубже. Кладовка какая-то, склад, пустая комнатка с тремя конторскими столами… всё не то. Дверь в аппендиксе коридора, на стене табличка: Заведующий. Оно!

Вломился. Мужик поднял голову, на лице выражение полного охреневания пополам с гневом. Привстаёт. Ну это ничего, щас мы тебя…

— Сидеть, — есть контакт! Сполз. Выражение лица сменилось на непонимающе-боязливое. — Сколько продавцов в зале?

— Д-девять…

— Вот ты прямо сейчас отправишь на колбасу семь! А две оставшихся пусть на все остальные отделы разрываются, всё равно они сейчас никому нахрен не нужны. Понял⁈