Не в этот раз (СИ) - Владимов Максим

А нет — папа скорчил непонятную гримасу и решил-таки что-то объяснить:

— Понимаешь, у меня, на самом деле, работа в другом заключается. Про рабочих, бригадиров и мастеров не со мной говорить надо, для этого другие люди есть, специально обученные. А я, по большому счёту, занимаюсь взаимодействием с большим и сложным внешним миром. Которому, в отличие от мастера, нельзя просто приказать.

Сначала я хотел сумничать какой-нибудь хлёсткой фразой — а то я не знаю, чем он занимается? И чем все эти занятия кончатся — и десяти лет не пройдёт? Тоже мне, акула советского бизнеса. А потом подумал: а что я теряю? В кои-то веки поговорить не по делу, без спешки… Да и познания мои в современных советских реалиях всё же, скорее, теоретические — вдруг удастся намыть что-то важное?

Встряхнулся, тщательно вымел из головы скепсис, забил освободившееся место интересом и приготовился слушать.

Вечером, к моему немалому удивлению, Костя на тренировку не пришёл. Сначала я расстроился, но ненадолго: наш «первый среди равных» буквально озверел, так что я даже заподозрил, что это «ж-ж-ж» неспроста, и есть какой-то особый умысел, направленный на то, чтоб вот именно меня укатать до полусмерти. Но в какой-то момент и парни стали довольно активно протестовать против таких нагрузок перед выходными, и я успокоился. Но упахался всё равно до почти полного безразличия к окружающей обстановке.

Потому, когда в проёме двери показался силуэт сегодняшнего «дезертира», я лишь скользнул по нему взглядом, никак не показав тех чувств, что давили на меня ещё полтора часа назад. Но отделаться от «старшего» было не так-то просто: он разулся прямо у входа, протопал по паркету до мата, на котором я растёкся безвольной медузой и резко опустился рядом. От одежды всё ещё тянуло холодом с улицы, а вся его фигура источала какую-то… торопливость? Повинуясь его начальственному жесту, сидевший недалеко от меня Алексей с кряхтением поднялся и пошёл таскать маты вместе с дежурными.

— Слушай, Гриша, — проникновенно начал Костя, — у меня к тебе неожиданная просьба.

Я прямо испугался.

— Только не говори, что надо ещё столько же народу обойти!

— Что? А, нет, дело не в этом. Не надо. Остальных уже предупредили.

А дело оказалось в том, что конкретно меня в воскресенье на пруду не ждут. Сначала я, признаться, несколько обалдел — довольно странная постановка вопроса, если честно. Не то, чтоб я на что-то там рассчитывал, типа грамоты или ещё чего-то в таком духе, но хоть поприсутствовать на историческом событии бы хотелось. Это же — если получится — будет чуть ли не первая такая организация в Союзе!

И с точки зрения моей социализации полезно. На людей посмотреть, себя показать… Да и Миху с Дюшей протащить под шумок я рассчитывал: в качестве модельной карьеры, афганцы всяко лучше, чем Копея. Хоть и понятно, что мы там никто и звать никак. Я даже начал подыскивать какие-то аргументы, но усталость взяла своё, да и эмоции взыграли, честно говоря. Сделал дело? Гуляй смело! Нахрен — это туда. Или это своего рода плата за тренировки получается?

В итоге я плюнул на умствования, натянул на лицо лыбу и заверил, что всё понял, принял и мешаться под ногами не собираюсь. Хотел было спросить про Барина — чего он там такого натворил, но не успел: Костя просиял, порывисто вскочил на ноги, бросил отрывистое «после поговорим, обещаю!», и свалил в туман. Удивительно, что обуться не забыл на выходе.

Про Барина спросил у Лёхи на обратной дороге — он в этот раз явился пешком, без машины. И оказалось, что ничего я не потерял, новый источник информацией владел «на ять» и, что важнее, охотно поделился ей со мной.

— История, значит, там такая. Барин — действительно афганец. Прапор. Сверчок, знаешь, что такое? Я с ним даже пересекался пару раз, и за речкой, и в «Бе-е», в госпитале. Он при деле был, и на месте, «Звезда», «ДРАшное» что-то, «Отвага», и это за год! Уж не знаю, почему в училище не поехал после ранения, хотя должны были предлагать, обязательно. Зато поехал в отпуск. Зря.

Алексей смачно сплюнул в сугроб, будто показывая своё отношение к этой, очевидно, неудачной затее. Вернее, поначалу-то идея была совершенно заурядной: вполне состоявшийся (и состоятельный! «за речкой» можно было неплохо если не заработать, то хотя бы «прикинуться») мужчина приехал домой в отпуск и решил заодно продвинуться на личном фронте. Оказалось, что он из какой-то дальней деревни, на самом краю района, и в соседней у него была зазноба ещё со школьных лет. Удивительно, что и она оказалась незамужем — для девок в наших краях ситуация откровенно нетипичная, зато вот тайный обожатель у неё, как оказалось, имелся. И он вовсе не пришёл в восторг от появления такого конкурента.

Итог треугольника предсказуем: выходной, вечер, танцы в совхозной усадьбе, все «под газом», слово, два, три — и хладный труп в качестве результата. Понятно же, что у местного задохлика (неудачливый любовник трудился в совхозе бухгалтером) против афганца-десантника шансов было немного? От немедленного линчевания на месте Барина спасло только то, что его противник притащил на танцы нож.

А после за парня вписался военкомат. Вояки не поленились, и сами на суд явились, и свидетелей привели, а что самое важное — притащили из Свердловска адвоката. И тот показал местному райсуду областной класс, заставив присутствующих на заседании буквально пустить слезу. В итоге, дело переквалифицировали на статью попроще, зафиксировали самозащиту (хотя воспользоваться ножом бухгалтер не успел), Барин получил по минимуму возможного. Но даже такой приговор, конечно, поставил на военной карьере жирный крест.

— Жалели его все, — скорчив сочувственную рожу, поведал Алексей. — потому, наверное, и на химию из лагеря отпустили быстро, плюс почти в родные места. А ты с ним где пересёкся вообще?

— Так там же, на химии. Мастером он работал, у бетонщиков, у отца на объекте.

— Ну вот видишь. Серьёзный человек, и там в люди выбился.

— Сейчас-то он дворником бедует, — пожал плечами я. — Так себе карьера, если честно.

— Дворником? Где? — Лёха аж остановился.

— Как где? Тут, в Кедровом. Или тебе точный адрес нужен?

— Нет, не нужен, — медленно ответил Алексей и шагнул вперёд, напряжённо что-то обдумывая.

— Понимаешь, — разорвал он молчание через пару минут, — у нас же тут город… не так чтобы прям закрытый, нет, но кого попало сюда не пускают всё равно. Оно, может, и не очень законно, но сам должен понимать… Тут какое дело: по закону, Барин должен был домой ехать, по прописке. В деревню. Но я его понимаю, мало того, что там со скуки сдохнуть можно, заработков и перспектив никаких, так в совхозе ведь ещё и дядя того бухгалтеришки директором нынче. По всем понятиям, обязан он за племянника посчитаться, а однажды сиделого упечь на вторую ходку — это же плюнуть раз! Так что, самое разумное для Барина — завербоваться куда подальше. А он вот, значит, где решил отсиживаться…

Да уж. Картина Репина «Приплыли». Как говорится, «а оно мне точно надо было»? Одно хорошо: как минимум, теперь я понимаю, почему папа впереди паровоза бежать не рвётся. И смысл предупреждения насчёт дяди Вити тоже понятен вполне.

В итоге, выходные у меня неожиданно освободились. И я ими воспользовался, словно в прошлой жизни, совершенно выкинув из головы все недетские заботы: и новые лыжи с родителями обкатал, и в хоккей с «центровыми» рубился до поздней ночи и полного изнеможения. Кстати, в воскресенье в команде «каменщиков» играли те трое, кого афганец тогда шуганул от своего подъезда. Ничего мы друг другу не сказали, никаких эксцессов на льду не случилось, но рожи их я запомнил хорошенько. После игры расстались вполне дружески, впрочем, похлопали по рукам, согласно ритуалу, никто морды не кривил и не отворачивался.

Вот бы как-то установить кросс-культурные связи, пусть и не всех со всеми, а хотя бы только для меня! А что: я — «портовый» — уже чувствую себя в команде «центровых» вполне своим. С «каменскими» ручкаемся без отвращения, и подозреваю, что если я туда заявлюсь, магия подписавшегося за меня авторитетного местного афганца позволит беспроблемно дышать хотя бы какое-то время. В идеале — вообще бы выкрутить статус эдакого средневекового герольда!