Кондитер Ивана Грозного - Павел Смолин

Да ну его, лучше про печку думать буду. Вот казалось бы – чего такого? На картинках да в музеях видели все и по многу раз, а кое-кто даже и пожить в доме с такой печкой умудрился, зимой на ней полеживал, грея косточки. Кажется – бери да складывай, но недаром же существует профессия «печник». Я таким, увы, не являюсь, а монастырские печники привыкли к конструкциям попроще. Да тот же Ярослав местным печным делом владеет отлично, но, когда я в разговоре с ним упомянул слово «дымоход», он решил, что я имею ввиду «дымоволок» - вон те дырочки возле потолка, куда вытягивается поступающий из печей и очагов прямо в зал дым.

Ладно, это все потом, а сейчас надо пойти привести себя в порядок возле моей любимой бочки и зайти к себе переодеться из рабочей сермяги в Оттоманское шмотье. Погода сегодня прекрасная – август едва-едва начался, и солнышко щедро одаривает Святую Русь остатками летнего тепла. Деревья и трава все еще полны зелени, и о скором приходе осени напоминают только пожелтевшие поля в округе.

Омовение прошло успешно, и, проконтролировав чистоту Федькиной рожицы – меня в какой-то степени представляет, чумазым ходить не позволю – я велел ему до обеда делать чего душа пожелает. Увидимся теперь только вечером: после обеда помощник отправится учиться.

В компании моей вооруженной «тени» в виде Тимофея я добрался до своей «общаги», по пути заглянув к «лапотнику» Евгению и подобрав колодку по размеру моей ноги для пошива заказанных поршней. Ну не прямо «по размеру» - моему телу шестнадцатый год отроду, еще расту, поэтому поршни будут немного «на вырост». Но именно что «немного» - сомневаюсь, что когда-то в этой жизни, если, конечно, под грандиозную «опалу» или вообще под нож не попаду, у меня будут проблемы с покупкой обувки.

- Ууу, тварь срамная! – погрозил кулаком мимо бредущий послушник на рыжего, потерявшего в драках кусок уха, отожравшегося на летнем поголовье крыс да мышей, кота, самозабвенно вылизывавшего яйца, с комфортом устроившись на обогретом солнышком крыше землянки.

Котиков в монастыре много, а вот в целом по Руси не так чтобы очень. Дороги они нынче – до рубля порою цена доходит, а потому кот считается ценной частной собственностью со всеми вытекающими, вплоть до суда за его кражу. На государственных объектах и в монастырях все коты учтены и переписаны, ибо более эффективной защиты от грызунов сейчас попросту не существует. Отношение к мохнатым двоякое: с одной стороны очевидная польза заставляет их уважать и ценить, а с другой котик считается этаким воплощением домового, а еще гуляют суеверные слухи о том, что в них могут вселяться бесы. Особенно тяжело, понятное дело, приходится зверюшкам с черной шерстью, и может быть именно поэтому таких в монастыре я не видел.

Нового «коменданта» нашего жилого корпуса зовут Савелием, состоит в ранге монаха. Лет ему около двадцати пяти, и он считает себя частично обязанным мне за свою должность – старого-то из-за моего «обноса» сняли – поэтому кланяется не только «за страх», но и «за совесть». Он же первым делом после вступления в должность заменил наши с Федькой тюфяки да одеяла на новые. Без всякой нужды, но жест я оценил.

- Возьми пряничек, батюшка Савелий, - протянул я ему прихваченный с кухни медовый пряничек. – Полакомись.

Персонал их хорошо освоил, а батюшка келарь велел включить их в разряд регулярно приготовляемых блюд, поэтому пекутся каждый день. Понемножку, чтобы братию монастырскую не шибко разбаловать. Каждый режется на маленькие кусочки, чисто полакомиться.

- Спасибо, Гелий Давлатович, - не став отказываться от угощения, Савелий с глубоким поклоном принял пряничек. – Ежели нужно будет чего, ты заходи, подумаем.

- Спасибо, - поблагодарил я его и пошел к себе.

Дружить с человеком, который может помочь с обустройством жилья и имеет к нему доступ нужно обязательно невзирая на разницу в ранге – «за совесть»-то оно всегда лучше, чем «за страх». Василий тот же: не будь он любителем меда и пчелок, он бы работу так и так хорошо сделал, равно как и любую другую, но выпиливал дощечки для улья он с такой улыбкой на обычно унылом лице, что и у меня душа радовалась. Плохо разве?

Переодевшись, я отправился на обед.

- Так значит из послужильцев ко Владыке в воины попал? – решил скоротать время разговором с Тимофеем.

- Послужильцев при Владыке нет, - с гордостью заявил телохранитель. – На восьмой год службы скопил на коня доброго да арматуру, а господин мой тогдашний словечко за меня замолвил, в помещики вывел.

- И сейчас у тебя поместье есть?

- А то ж, - улыбнулся Тимофей. – Землица добрая, людишек на ней четыре десятка почитай, на Востоке от Москвы, на землях Церковных.

Получается эксплуататор простого люда, но лично у меня его и других виденных мною воинов таковыми считать не получается.

- Тяжела служба воинская поди?

- Тяжела, Гелий Давлатович, - спокойно ответил Тимофей. – У меня-то, слава Богу, - перекрестились. – Судьба добро сложилась, грех жаловаться, а вот иным туго приходится. Арматура дорогая, дорог и конь. По году-другому порою поместья своего не видят и не ведают даже, живы ли родня да людишки. Бывает, возвращаются, а уже и нет никого, поля быльем поросли да дома порушенные опустели. Кого татары в полон угнали, кого убили вовсе, иных – другие помещики да бояре сманили, а кто и к Церкви прибился.

Такая вот эксплуатация – основа русского воинства этих времен, поместная конница, потому и «поместная», что «помещают» воина на землю. Крестьяне там живущие землю обрабатывают да иным способом сельхозпродукцию и ремесленное добро производят. Помещика своего через все это содержат.

- Смотр войсковой каждый год проводится, - продолжил Тимофей делиться классовыми подробностями. – Не явиться туда нельзя, и голытьбою явиться нельзя тож. Помер конь, другого купить не на что – всё, только послужильцем жить али мирным человеком и остается. А на что арматуру да коня покупать, ежели людишки разбежались, а поля быльем поросли? Жалование Государь наш платит честь по чести, да не хватает одного его – никак без поместья.

Такая вот