Кондитер Ивана Грозного - Павел Смолин

регламента, но на такое закрыть глаза легко и просто. Официально за силовой аппарат Церкви отвечают послушники (они-то от мирского еще не отреклись), наемники (здесь зовутся «монастырскими слугами» или «страдниками») и «детеныши боярские», то есть мелкие дворяне, которые за службу получают поместье на монастырских землях.

Причина Тимофеевых слов проста – он же «телохранитель», а значит должен держаться поближе. Формулы, говорящие о его подчиненном по отношению ко мне положении, обманут только кретина: нифига он мне не подчиняется, а ежели будет на то воля начальства, без лишних сомнений приголубит сабелькой. Фразу его следует понимать как «куда сбёг, придурок? Мне оно надо тебя искать?».

Неприятно, но ничего не попишешь – лично лояльных воинов у меня покуда нет, а Тимофей, с одной стороны являясь моими антропоморфными метафорическими кандалами, в случае нужды жизнь за меня свою положит столь же уверенно, как и голову мне проломит. Ну и солидности добавляет – нифига себе, целый епископ одного из своих мне выделил.

- Не привык я к такому, Тимофей. Буду к тебе поближе держаться, - пообещал я.

Когда почти все кроме Василия (своих он проинструктировал и отправил работать) разошлись, из храма вышли иерархи.

- А чего это ты, Гелий, зубы палочкой ковыряешь да других к этому делу приучаешь? – поинтересовался епископ, прежде чем я успел сказать игумену с келарем, что мы с плотниками идем мастерить новинку.

- Грязь телу вредит, Владыко, - честно ответил я. – Зубам – тож, и ежели не мыть их да не скоблить, гнить, выпадать и болеть быстрее будут.

На лице игумена мелькнула внутренняя борьба между «где ты раньше был с такими советами?» и «да ну, бред какой-то, не могут же все без исключения люди планеты ошибаться в своем незнании важности личной гигиены».

- А ежели мыть да скоблить – не будут? – уточнил епископ.

- Все одно будут, - не стал я скрывать. – Но меньше и не так быстро.

- Откель узнал такое? – спросил игумен. – Мы с Владыкою множество земель чужих объехали, а такого обычая не видали нигде.

- Дед научил, - приписал я чистку все тому же источнику.

Для епископа и игумена «дед» звучит как «тот мудрый человек, который меня учил и прятал». Нету времени у меня лишнего – «таймер» тикает, и до момента, когда за мной приедет тот, кого послать подальше никак не получится, я должен успеть сделать так, чтобы Церковь в случае чего за меня костьми готова была лечь лишь бы уберечь от бояр злых. Епископское «может и здесь останешься, ежели захочешь» можно смело выбрасывать в помойку – это он так, для успокоения моего душевного.

- Дозвольте дело новое прямо сейчас начать, Ваше Высокопреподобие, - отвесил я поясной поклон игумену прежде чем иерархи прикажут идти куда-нибудь с ними да тратить ценное время на болтовню.

Болтать-то мне не меньше, чем им интересно, но у них-то «таймеров» нету.

- Какое же? – заинтересовался Алексей.

- Дом пчелиный, с ним бортники мёду много больше собирать будут.

Василий, даром что стоит далеко, от «мёда» дернулся и загорелся глазами. Винни-Пух средневековый.

- Василия прошу со мною отпустить, без него не справлюсь, - добавил я.

- Ступай с Богом, - перекрестил меня игумен.

- Благословите на дело новое, Ваше Высокопреподобие, - в пару больших шагов подошел плотник с низким поклоном.

- Ступай с Богом, - перекрестил игумен и его.

Поклонившись, я отвернулся от иерархов и быстрым шагом направился от храма, обратившись к Василию:

- Идем к хозяйству твоему, там поди удобнее будет.

«Полигона»-то нету, там теперь возводят еще парочку тандыров, а параллельно, вокруг них, пристроечку к кухне.

- Удобнее, - согласился Василий.

Тимофей и мой Федька пошли за нами. За время пути я успел выдать плотнику заранее заготовленный чертежик и устные пояснения к нему.

- И все? – удивился Василий.

- И все! – подтвердил я.

- Не сомневаюсь в словах твоих, Гелий Далматович, - на всякий случай заверил Василий. – Да только странно оно. Пчела – не корова да не коза, чудно́ как-то для нее загон делать.

- Чудно́, - согласился я.

- Не серчай на сироту, Гелий Далматович, - замаскировал Василий свой «поганый характер». – Но ты же сам говорил, мол, редкость на Оттоманщине пчелы.

- Редкость, - согласился я. – Но чего воду в ступе толочь? Сколотишь улей, пчелок в него заселим, да сам все и увидишь. Как думаешь, бортники шибко плеваться будут?

- Ох будут! – поцокал языком Василий. – Те еще дуболомы, прости, Господи, а тут ведь еще и семейство пчелиное из дупла обжитого в ящик переселять придется, страшно – ну как издохнут?

- Жаль будет, - согласился я. – Но ниче, не издохнут – пчела тварь живучая.

Тут из-за угла, вальяжно переставляя ноги и высоко подняв голову, вышел тот самый монастырский петух, живущий по принципу «слабоумие и отвага». Посмотрев на нас блеснувшим на утреннем солнышке глазом, он грозно заквохтал, и, распушив перья и размахивая крыльями, бросился показывать нам кто тут главный.

Раз – меня обдало волной встревоженного воздуха. Два – сапог Тимофея подбросил возмущенно завопившего петуха в воздух. Три – зловредная птица скрылась за крышей ближайшей «землянки». Телохранитель-то не зря свой хлеб лопает – вон как профессионально угрозу устранил.

Мы и имевшие удовольствие понаблюдать сценку окружающие заржали:

- Так эту нечисть!

- Ниче-ниче, щас он червяком подкрепится и со спины напасть попробует!

- Этакого пинка я отродясь не видывал!

Тимофей, даром что на рожу страшный да жизнью битый, чувство юмора сохранил, и шутливое восхищение толпы принимал со вполне добродушной улыбкой на лице.

«Хозяйство» Василия – плотницкое подворье или как-то так – включало в себя лесопилку, склад готовых досок, просторное рабоче-жилое помещение для работников попроще и небольшой барак для плотников поважнее. Неподалеку – барак «лапотников», куда я потом зайду по пути на завтрак: лаптей мне теперь не надо, но нужны «беговые» поршни, а Федьке – просто поршни. Сапоги здесь заказывать негде – ни в посаде, ни в монастыре профессионального сапожника не завелось в силу экономической нецелесообразности.

Ежели я попрошу, Василий нынче и келью личную под постройку улья отведет, смиренно ночуя где придется, поэтому запрос я