Регрессор №15 (СИ) - Арх Максим

— Скажите, — обратился я к Орлову, — вот тут дорога строится. Явно начали совсем недавно. Не скажете, это именно для наших съёмок?

— Да, — подтвердил тот.

— Но я же это место ещё не утвердил. И мог бы вообще не утвердить, тогда что бы получилось? Дорога впустую?

Тот засмеялся и замотал головой.

— Да о чём вы говорите, товарищ Васин? Конечно же, не впустую. Мы вчера, как эти места нашли, товарищам из горкома показали. Они одобрили и некоторые даже сказали, что неплохо было бы тут дачи построить, мол, места уж больно хорошие. Вот они сразу же и решили, раз уж все собрались, открыть выездное заседание. Ну и тотчас же провели голосование.

— По поводу чего? — не понял я.

— Так по поводу строительства на этом месте коттеджного посёлка для тружеников. Уж больно всем им тут понравилось.

Я не стал спрашивать, что именно за труженики будут жить в данном посёлке, а лишь ещё раз обвёл взглядом пейзаж и констатировал очевидное:

— Действительно красиво!

Глава 21

Суровый край

Вечером мне доложили, что первый эшелон с реквизитом и декорациями прибыл, и вскоре его начнут разгружать и развозить по съёмочным площадкам.

А уже с самого раннего утра после скорого завтрака я в сопровождении Пахомова направился в локацию, именуемую не иначе как «Дом вампиров». Разгрузка с грузовиков шла тяжело: доски и панели были мокрыми от сырости, руки у грузчиков скользили, несмотря на брезентовые перчатки. Панели дома Петровых складывали прямо у окраины леса, где и должен был стоять этот «особняк». Строгий заместитель начальника цеха декораций, который был командирован сюда, ходил между штабелями, проверял краску и осматривал все детали на предмет покоцанности при погрузке-разгрузке, доставке и транспортировке.

Собирать дом начали с фасада. Каркас подняли за день. Работяги ворчали, что дождь мешает и что грязь липнет к сапогам, но всё же трудились справно. А на следующий день, ближе к вечеру, уже была готова и крыша, после чего перед нами оказался самый настоящий дом, но будто бы перенесённый к нам из другой реальности.

В это же время другая бригада строителей в другой части города собирала институтский коридор. Его строили в предоставленном доме культуры — прямо на сцене. Длинные панели с рамами соединили в один проход, и когда в нём впервые включили свет и поставили камеру, получилось так, будто мы оказались не в Тобольске, а в каком-то большом и загадочном учебном заведении.

— Прям волшебная картинка, — отметила Марта и, задумавшись, добавила: — Волшебный городской университет.

Я аж крякнул.

«Н-да, мало мне было волшебной школы в Мытищах, теперь вот высшее маго-учебное заведение в Тобольске открывать собираюсь. Растёшь, Васин!»

Танцевальный зал оказался самой сложной декорацией. Мы таскали панели, подшаманивали колонны, устанавливали зеркала. Было опасение, что из-за постоянных дождей сырой воздух повредит лакокрасочное покрытие, и они начнут шелушиться, но всё обошлось. Когда закончили и включили свет, отражения множили сияние, и зал словно оживал. Даже усталые рабочие согласились, что вышло красиво.

В один из старых цехов заброшенной фабрики внесли фальш-станки, балки, битые стёкла, развесили по стенам плакаты по безопасности трудовой деятельности, кое-где накинули на кучи мусора брезентовую драпировку. Внутри стало похоже на настоящее производство.

В последнюю очередь обустроили комнату Беллы. Её по факту сделанная с нуля комната была небольшим павильоном, обшитым деревом. После того как там поработали реквизиторы, придерживаясь моего чёткого плана расстановки предметов, всё стало выглядеть настолько по-домашнему, что если абстрагироваться от происходящего, то вполне реально было забыть, что это всего лишь декорация.

И когда всё было готово, мы начали съёмки. Первой площадкой был «университет»…

К половине девятого утра уже всё было готово. Техники давно установили аппаратуру и настроили свет.

Моя жена сидела на подоконнике с книгой в руках. Она явно нервничала, хоть и старалась этого не показывать. Я подошёл к ней и тихо сказал:

— Марта, не переживай. Просто будь собой. То есть, не совсем собой. Забудь про Марту. Ты теперь Белла. Будь Беллой!

Она улыбнулась и алогично выдала:

— Легко тебе говорить. Ты и режиссёр, и актёр, и всё на тебе. А я вдруг текст забуду?

Нужно было успокоить паникующую актрису.

Я приобнял её за плечи и сказал:

— Ничего страшного. Если забудешь и неуверенно будешь говорить — это тоже хорошо.

Она, вероятно, не поняла мою мысль, потому что спросила:

— Это как нужно понимать? Почему, если я буду играть плохо — это хорошо?

— А ты разве забыла сценарий? — удивился я и напомнил: — Там же Белла, когда приезжает в этот фактически новый для себя городок, вначале теряется и ходит, словно потерянная и кем-то запуганная. Так что ты играй и эти стеснительность и неуверенность, которые сейчас присутствуют в тебе!

Начали снимать сцену в коридоре. Камера гудела, свет ламп бил прямо в глаза. Я шёл навстречу Марте — в роли Эдика. Ребята-статисты, набранные из местного института, должны были расступаться, когда я прохожу, но один рыжий парень не понял, что делать, и уставился прямо на меня. Мы прошли так пару раз, но он всё равно стоял столбом. Наконец я остановился и спросил:

— Тебя как зовут?

— Саша, — ответил он тихо.

— Значит, тёзки. Так вот тёзка, ответь мне на один вопрос: ты хочешь, чтоб тебя в кинотеатре показывали?

— Да.

— Тогда уже отомри и делай то, что делают все остальные! При виде нас ты должен немного отойти в сторону, будто тебе страшно. Понял?

— Не совсем, — буркнул тот. — А почему страшно-то? Ты ж вроде бы не здоровый.

Спорить было бессмысленно, и я, махнув рукой, спросил:

— У тебя с собой в дипломате книжка какая-нибудь есть?

— Да.

— Вот встань сюда к окну, открой её и просто читай, — сказал я, решив проблему, а потом отошёл на исходную и рявкнул: — Готовы? Мотор!

И так было почти на каждом шагу. Оно, собственно, и не могло быть иначе, ведь массовку по какой-то необъяснимой причине мы с собой в последний момент решили не везти, объясняя это нецелесообразностью и лишним расходованием средств.

А ведь я предлагал набрать ребят с первого-второго курса ВГИК. Они хоть и начинающие, но уже какие-никакие, а труженики сцены. Им гораздо проще объяснить, что нужно делать в кадре, а что не нужно, чем обычному студенту, который ни сном, ни духом в киноискусстве не понимает.

«Вот и сэкономили… Зато теперь дорогущей киноплёнки на несколько километров больше истратим. Ведь каждый дубль — это десятки, если не сотни рублей», — думал я, сочувственно глядя на оператора, которому предстояло весь этот процесс снимать не по одному разу.

После обеда снимали в учебной аудитории. По сюжету Белла сидела у окна и смотрела на улицу. Марта уже вошла в роль, и всё шло как по маслу. Но тут случился курьёз: кто-то из студентов открыл форточку, и с улицы влетела ворона. Она пролетела прямо над камерой и по-хозяйски уселась на шкаф. Осветитель, высокий дядька из Москвы, выругался:

— Да чтоб тебя, птица!

А ворона каркнула в ответ и так уверенно уселась, что вся съёмочная группа и актёры разразились смехом.

— Стоп! — поднял я руку, останавливая съёмку. — Не гоним её. Снимем так. Пусть сидит. У нас кино немного с мистикой, а потому ворона будет вполне уместна. Только закройте форточку, чтобы она прямо сейчас не улетела.

И кадры получились хорошие. Ворона не подвела и всю сцену действительно выглядела так, будто бы являлась специально приглашённой актрисой. Глубокомысленно созерцала суету жалких людишек где-то под своим «троном», косила чёрным глазом на стрекочущую кинокамеру, не торопясь чистила перья, всем своим видом выражая презрение к мирской суете. После того как получилось достаточное количество дублей, открыли все окна и дружно выгнали новоиспеченную кинозвезду на улицу, на прощание помахав руками.