Сельский стражник (СИ) - Путилов Роман Феликсович

И началось! Какая там пролетарская сознательность, какая рабочая солидарность? Каждый, включая принятого два дня назад, захудалого ученика электрослесаря, в мечтах сгонявший с семьей на Майорку на дивиденды от акций Завода, мгновенно пришел в совершеннейший гнев и заорал — Гнать в шею!

Какие акции пенсионерам? Им о вечном думать пора, а их акции захватят алчные родственники, которые к Заводу никакого отношения не имеют. Что? Еще и сокращенные работники на акции претендуют? Кто это сказал? Кто это сказал? Ах, юрист! Ты юрист, ходи да оглядывайся, иначе…

Ладно, Бог им судья, тем более лично меня это не коснулось. Я, не мытьем, так катаньем, успел заскочить в последний вагон отходившего поезда и втиснуть себя в число руководителей предприятия, которым по закону отходило пять процентов уставного капитала, правда, по номинальной цене. Ну, полного процента я конечно не получу, а вот половинка этого самого процента у меня в контракте затесалась, а генеральный наш, Григорий свет Андреевич, этот момент пропустил, потому что я прямо не написал, мол имеет право консультант- помощник директора на долю малую, а сослался на подпункт пункта части положения «О административно-управленческом персонале». Был у меня конечно, разговор непростой с остальными заместителями, так как я не директора, с незыблемыми двумя процентами подвинул, а их заставлю поделиться. Попытались на меня надавить дорогие заместители, соратники мои, но мягко, взывая к совести, так как нельзя было на меня давить, не те у нас с ними отношения. Я категорическим отказом людям настроение портить не стал, сделал вид, что вообще не понимаю. О чем речь, так что дело отложили. По закону выкупить акции по номиналу мы должны в течение года, ну я подожду, так как сегодня акция в десять тысяч рублей, на радостных ожиданиях и предвкушении наивных работников стоит те же самые десять тысяч рублей, а вот сколько она стоить будет через год никто не знает, правда я немного догадываюсь.

Тихий центр. Частный дом.

Я, не заходя в дом, подхватил встречавших меня во дворе собак и повел их гулять, на пустырь, напротив Центральной станции «Скорой медицинской помощи», где еще совсем недавно работала врачом Ирина Михайловна Кросовская, моя невеста, а ныне депутат Городского Собрания. Пока шла возня с довыборами, Совет депутатов не заседал и не работал, так как отсутствовал кворум, а без кворума депутаты не могли сами себя допустить к работе. Я Иринку пристроил по бумагам в одну автоколонну, которая существовала в основном по бумагам, сдаваемым в налоговую инспекцию, а пока наслаждался наличием хозяйки в доме. Вот и сегодня, отворачиваясь от порывов ледяного ветра, бросавшего мне в лицо горсти сухого, колючего снега, я мечтал о горячем и сытном ужине, который я получу, вернувшись в натопленный дом. Два бутерброда с копченой колбасой средней паршивости, что я стащил во время презентации, из моего желудка исчезли без следа…

Демон вынырнул из вечернего сумрака, сжимая в зубах здоровенный тополиный дрын, и ткнул меня им куда-то в пах, мол, хозяин, отнимай и кидай подальше, отнимай и кидай…

Несмотря на солидный возраст, пес, к моей радости, оставался живым и подвижным, приобретя лишь некоторую вальяжность в движении… Из-за спины возникла Грета, рыча, вцепилась в другой конец палки, и порыкивая, дергая деревяшку в разные стороны, эта сладкая парочка умчалась в темноту, успев лишь потоптаться когтистыми лапами по моим осенним туфлям. Ну и слава Богу. Кидать здоровую, мокрую от собачьей слюны палку, особенно зимой — удовольствие ниже среднего, признаюсь вам.

Через полчаса я старательно отбил туфли от налипшего снега на пороге нашего временного жилища, прошел через сени, открыл дверь и сразу почувствовал, что что-то не так.

— Привет, солнце…- я ухватил Ирину, которая при моем появлении вскочила с табуретки, на которой сидела в позе, собравшейся топиться Аленушки, и, старательно пряча лицо, попыталась уйти в спальню: — Что-то случилось?

— Все в порядке. — Ира сухо ткнулась в меня губами и снова попыталась вырваться из кольца моих рук, но я держал крепко.

— Ира, давай сделаем проще. — я вкусно поцеловал девушку в губы: — Я все равно буду тебя пытать, пока ты не признаешься, что у тебя произошло, и кто тебя обидел, а так мы сэкономим наше время…

— Садись есть. — отрезала подруга и поставила на деревянную подставку тяжелую чугунную сковородку, из-под плотно прилегающей крышки которой я чувствовал запах жаренного мяса… И не только я. В входную дверь заскребли, умильно поскуливая, в четыре лапы, наши собаки, уже пожалевшие, что не вошли в дом вместе со мной, а остались во дворе, догуливать.

Я вышел в сени, запустил в дом, метнувшихся на кухню серыми молниями, собак, нащупал в шкафу два стеклянных сосуда, что хранились на холоде по причине скромных размеров холодильника…

— Любимая, что будешь, водочку или рябину на коньяке? — я вернулся в теплое помещение, широко улыбаясь и зазывно помахивая бутылками.

— Водочки на пальчик мне плесни…

Хотя магазины и киоски были заполнены всевозможными сладкими ликерами всех мыслимых цветов и оттенков, суровая доктор Кросовская оставалась верна классическим напиткам.

— Ну что? — мы чокнулись маленькими стопочками с шведскими флагами на боку, и залпом выпили, после чего я, вывалив в тарелку из сковороды четную половину… ладно, честную треть картошки с мясом, подвинул подруге ее долю и набросился на еду. В углу, громко чавкая, поедали мясной кулеш из здоровых бачков наши псы, в печи гудел огонь… В общем, в нашем доме наступила идиллия.

— Ну, рассказывай. — посуда была вымыта, собаки спали вповалку под столом, шевеля лапами и тоненько поскуливая, мы с Ирой, обнявшись, лежали на широкой кровати, бездумно глядя на огонь, бушующий за заслонкой печи, и я решил, что уже можно.

Ира откатилась к стене, посмотрела на меня долгим, загадочным, в отсветах пламени, взглядом, и, видимо решив, что я заслуживаю доверия, произнесла:

— Мне отказали… И еще посмеялись. Сказали, что я должна быть счастлива, что меня в комиссию по социальной политике распределили, и вообще…

— Я так понимаю, что твои партайгеноссе отказались доверить тебе участие в распределении городского бюджета?

— Угу. — Ира ткнулась лицом в мое плечо.

— И кто от вашей партии более достоин этой роли?

— Чебриков. — Ирина замерла, тихонько дыша мне в подмышку. Она не любила проигрывать.

— Это который? — я закатил глаза к потолку, пытаясь среди извилистых трещин на нем найти ответы на свои вопросы: — Зять аптечной сети?

— Он, сволочь. — злобно прошипела Ира.

— Он тебя что… обидел? — я попытался повернуть лицо девушки к себе. Но она уперлась.

— Смеялся громче всех, клизмой назвал…- Ира засопела: — А сам то…

Ну да, я вспомнил этого персонажа. Из безусловных достоинств у этого «политика» присутствовала харизматичная, фактурная внешность и удачная женитьба. Антоша Чебриков был зятем владельца, небывалыми темпами растущей, сети аптек. По всему городу, в самых проходных местах, срочным образом меняли владельцев, выводились в нежилой фонд десятки квартир на первых этажах, где, после капитального ремонта, открывались небольшие аптеки, под общим брендом «Алтарь здоровья». Я не знаю, где тесть Чебрикова брал деньги, но, кроме всего прочего, Антон Алексеевич Чебриков являлся «якорным» спонсором Городского отделения Либеральной партии, чем заслужил самую искреннюю любовь со стороны партийного руководства. И хотя, как я помню. Антоша по образованию был выпускником Городского картографического института, видимо, в глазах партийных коллег, финансистом он был, как говорится, от Бога. Ну правильно, разве можно сравнить этого баловня судьбы с неограниченным кредитом и бывшую докторшу со «скорой помощи»?

— Сколько у нас времени?

До конца месяца. — Ирина отвернулась и начала преувеличенно пристально разглядывать аляпистый узор пушистого ковра, висящего на беленой стене.