Время разбрасывать камни, и время собирать их (СИ) - Артемьев Юрий

Я не стал тратить зазря время. Загребая руками, на последних граммах воздуха в лёгких, я вынырнул из воды и огляделся. Ну, да. Те же и там же. Новоспасский пруд. Светит июньское солнышко. Ведь, если мне не изменяет память, то сегодня второе июня тысяча девятьсот семьдесят четвёртого года. Советский Союз жив и здоров. Только вот правит здесь не бровеносный орденоносец Леонид Ильич Брежнев, а «Железный Шурик»… Александр Николаевич Шелепин собственной персоной, чтоб ему на том свете ни дна ни покрышки.

Рядом со мной, отфыркиваясь от воды, выныривает Лёшка.

— Ты как? — спрашиваю я его, уже держась рукой за плот.

— Нормально, братишка. Давай выбираться. И пойдём наконец-то грохнем этого Рыжего.

— А может не стоит этого делать. Помнишь ведь, чем это закончилось в прошлый раз.

— Ага… Значит ты тоже здесь, Санёк?

— А куда ж я денусь с подводной лодки? Куда ты, туда и я.

Не обращая внимание на испуганных подростков, стоящих на плоту, Леха продолжил разговаривать со мной, как ни в чём ни бывало.

— Думаешь, наши там спаслись?

— Хрен его знает. Авдеев — мужик толковый. А вот мы с тобой лохи. Попались каким-то дикарям на закуску.

— Мне что, горло перерезали, да?

— А ты что, не помнишь?

— Смутно, Саш.

— Ну, да… Моим перочинным ножичком и того… Прямо у меня на глазах. А потом и мне тоже… Наверное… Но я тоже не помню подробностей.

— Страшно было смотреть? — глядя мне прямо в глаза, спросил Лёшка.

— Как тебе горло режут? — переспросил я. — Конечно страшно.

— Понимаю. Я в Чечне видел такое. И даже видео однажды попалось в руки. Там чехи семерых наших положили рядком, и стали методично одному за другим горло перерезать. Мерзкое зрелище.

— Мне больше было обидно лежать беспомощным бараном без возможности что-либо сделать.

— Ладно. Поплыли к берегу. Обсохнуть надо. Надеюсь в этот раз не будет такого прихода болезненных воспоминаний про детство Лешки Тихого.

— Но ты же и так всё помнишь?

— Угу…

— Тогда, наверное, такой реакции больше не будет.

Оставив в недоумении троих подростков на плоту, мы с Лёшкой поплыли к берегу. Отдышавшись и развесив свою одежду сушиться на кустах, мы грелись на солнышке, подставляя ему свои худые бока.

Тем временем плот уже пристал к берегу, и Рыжий осторожно приблизился к нам.

— Парни, вы это… Я же пошутил. — виновато начал он.

Лёха его перебил, и вполне себе спокойным голосом высказал:

— Не делай так больше! Я же ведь мог утонуть со спущенными штанами. Да и братишку мог за собой на дно утащить…

Рыжий стоял молча. Похоже, что он начал что-то понимать.

— Прости! — буркнул он.

— Да, ладно. Проехали.

Рыжий отошёл к своим «подельничкам». А я полушёпотом спросил у брата.

— Я думал ты ему опять в рожу дашь, как в прошлый раз.

— Чтобы он потом ночью с дружками пришёл нам «тёмную» делать, а ты его дужкой от кровати замочил…

— Он тогда тебе ещё нож в пузо воткнул. — добавил я.

— Вот-вот. А оно нам надо?- ответил Лёшка.

— Что? Будем работать над ошибками?

— А почему бы и нет. Давай взвесим все минусы и плюсы.

— Плюсы — в первую очередь, это то, что мы знаем о том, что будет. — начал я накидывать на невидимые весы свои аргументы.

— А минусы… — добавил брат. — Это то, что мы не знаем, как мы в прошлый раз повлияли на изменение истории. Не уверен, что переворот в стране это наша вина, но то, что ты учудил там, в Америке…

— Это да. Но надеюсь, что в этот раз до этого не дойдёт.

— Конечно… — шутливо ответил мне брат. — Надейся…

Тем временем к нам снова приблизился Рыжий.

— Парни… Мы это. Пошли. — он кивнул в сторону интерната.

— Ага. — ответил ему Лёшка. Мы вот обсохнем, и тоже пойдём.

Пацаны свалили. Ну а мы продолжили загорать под лучами такого тёплого и ласкового июньского солнышка.

— Куда пойдём? — спросил меня брат, щурясь на солнце.

— В смысле?

— В коромысле… Можно опять гопникам рожу набить. Сколько мы с них тогда сняли? Рублей тридцать?

— Кажется, меньше. — ответил я, напрягая память. — Двадцать семь, вроде бы. Только, ну их на фиг, этих гопников. Мараться ещё об них.

— Тогда, что будем делать?

— Хрен его знает, брат. Есть одна идейка, как поднять наше материальное состояние.

— Говори!

— Помнишь, Лёш, про тот швейный цех?

— А то… Ты про баксы что ли? Конечно, помню.

— Хрен с ними, с баксами. Там и в рублях было до хрена. Только вот надо поймать тот день, когда их уже накрыли и опечатали, но ещё ничего не вывезли оттуда.

— А ты место-то запомнил, где этот цех находился? Я тогда и не смотрел даже толком. Какая-то промзона…

— Я помню то место. И думаю, что проникнуть внутрь у нас труда не составит. А вот в какой день…

Я задумался. Какого числа мы ездили с Васиным «грабить» швейный цех? Это было…

Мне снова пришлось напрягать память. И хотя, если разобраться, это и было-то не так давно… Полгода не прошло. Всего-то… Но за это время произошло столько всего, что вспоминать числа как-то не получается.

— Наверное, дней через десять-одиннадцать. Помнишь, Лёш, сначала мы в больнице повалялись, потом… Потом в Новогиреево переехали. Да. Думаю, что числа двенадцатого-тринадцатого июня это всё и было.

— Ну, да… — пробормотал брат. — А ещё через неделю тётю Наташу убили. Девятнадцатого это было. Я почему-то хорошо запомнил тот день.

— На этот раз её не убьют. Ведь нас там не будет.

— А свою Анечку будешь искать?

— Не знаю даже. А ты Маринку?

— Я бы не отказался снова её найти. Она лучшее, что у меня было за всю мою жизнь.

А немного помолчав, Лёшка добавил:

— Лучшее, что было во всех моих жизнях.

— И тебя не удивляет, что мы вот уже в третий раз погибаем, и снова выживаем?

— Устал я уже удивляться, Сашка. Делай, что должно! И будь, что будет…

— Главное понять, что нам с тобой теперь делать.

— Что делать, что делать? Жить! — сказал, как отрезал Лёшка.

— И где будем жить? В интернате? Или смотаемся из этой страны?

— Куда? В Америку что ли? Были мы с тобой, Саня, в той Америке… И что? Лучше там?

— Нет. Ни лучше и не хуже. Там тоже люди живут…

— Ага. Пидорасы, байкеры, мафия и прочая гниль.

— А здесь что, нет всего этого? Подожди! Скоро будет. Сперва перестройка, потом перестрелка…

— А потом уже и гей-парады. Нет уж. Хватит. Мне это всё и в той жизни осточертело.

— И что ты можешь сделать? Опять начнёшь отстреливать всякую погань?

— А почему бы и нет, Саня? Я это хорошо умею делать.

— Я это помню. А ты помнишь, чем всё это закончилось?

— Второй раз я на эти грабли не наступлю.

— На эти не наступишь, найдутся другие. У нас граблей на всех хватит.

— А сам-то… — начал было Лёшка, но вдруг остановился и спросил меня: — А как ты думаешь… Девчонки наши там выжили?

Высохнув и одевшись, мы пошли в сторону школы-интерната, куда и добрались безо всяких приключений. Решили, что не стоит испытывать судьбу, бродя по старым адресам.

В интернате всё было тихо и мирно. Никакая завуч нас не встречала на пороге. Похоже, что всё-таки что-то изменилось из-за того, что Лёха не стал сразу бить морду Рыжему ублюдку. Нас не заложили и на нас не настучали. Поэтому мы спокойно вернулись в свою комнату, не привлекая особого внимания.

— На всякий случай, сегодня стоит лечь спать одетыми. — проговорил Лёшка.

— Думаешь, что Рыжий всё же придёт сегодня ночью на разборки? Мы же вроде бы краями разошлись? И никаких рамсов между нами не произошло.

— Завязывай по фене ботать! — посоветовал мне брат. — Противно тебя слушать. Цельный полковник милиции, а болтаешь, как босяк привокзальный.

— Подполковник. — поправил его я.

— Да какая разница…

— Я думаю, Лёш, что инцидент исчерпан. Но если ты настаиваешь, то лягу одетыми и спать не буду.