Сентябрь 1939 (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич

Комбат, однако, изменил план. Акименко прикинул, что потеряет больше танков, когда на редкую цепочку «бэтэшек» обрушатся гаубичные снаряды — чем даже в лобовой атаке на высоту с неподавленными ПТО! В конце концов, большую часть немецких «колотушек» успели засечь и подавить за первые два выстрела — все-таки к прицелам встали лучшие наводчики… А оставшиеся орудия танкисты все одно расстреляют — хотя бы и за счет большего числа «бэтэшек».

Зато при подъеме по склону фрицы не смогут задействовать гаубицы — по крайней мере, по «разведчикам» тяжелые орудия ни разу не ударили…

Комбат рассчитал все верно — гаубичный снаряд взорвался недалеко от стоянки Малютина, когда «бэтэшка» мамлея уже двинулась вперед. Но и теперь ударная волна с такой силой толкнула машину в корму, что её аж подбросило — мощный толчок свалил и командира, и заряжающего… Да и по броне градом хлестнули как комья земли, так и осколки! Экипажу Ильи крупно повезло, что большая часть их потеряла силу и срикошетила от установленной под наклоном брони.

Но повезло так не всем — одна из «бэтэшек» получила серьезное повреждение ходовой, крупный осколок гаубичного снаряда порвал гусеницу. А неподвижный танк — мертвый танк… Только приказ комбрига, предписывающий покидать подбитые машины, сохранил экипажу жизнь. Десяток другой секунд спустя второй снаряд гаубицы добил бэтэшку, исчезнувшую в болезненно-яркой вспышки пламени… Хуже того, сильный взрыв заставил польскую пехоту испуганно завлечь. И только наследная гордость польских офицеров заставила их поднять подчиненных и упрямо погнать вперед.

Не хотелось панам пасовать перед коммуняками…

— Если увидишь бугорки сырой земли — или наоборот, осевшие участки почвы с пожелтевшей травой, то объезжай их! Там мины!

— Есть!

Мехвод ответил Малютину уже без прежнего нарочитого выпендрежа, звенящим от напряжения голосом. Да и у самого мамлея сердце бешено колотиться в груди; на участке его подъема ни одна из пушек не засветилась. И теперь Илья напряженно ждал, когда впереди сверкнёт вспышка пламени — а в машину с маху ударит бронебойная болванка! В утреннем бою удары болванок по броне младший лейтенант ощущал, словно удары по своему телу, чуял их буквально нутром…

Однако большую часть подъема экипаж миновал благополучно — впрочем, что значат пара минут жизни, когда напряженно ожидаешь вражеского выстрела или мины под гусеницами⁈ К тому же Малютин быстро нашел объяснение «молчанию» фрицев — подпускают поближе, как и машины «смертников»… Но Илья был прав лишь отчасти — группа прикрытия с ходу выбила половину германских ПТО, проявивших себя огнем по танкам разведки. И теперь оставшиеся три пушки действительно молчали, подпуская «бэтэшки». Зато вели огонь немецкие гаубицы!

Правда, несмотря на приказ полковника выкатить их на прямую наводку, с учетом оборудования капониров на высоте, гаубицам уже не хватало отрицательного угла доводи — накрыть прущие вверх по склону советские танки. Зато цепочка разрывов накрыла польскую пехоту, заставив залечь добрую половину сводного батальона погранцов.

Кроме того, у фрицев остался еще один козырь в рукаве — автоматические зенитные пушки…

Последние открыли огонь, как и уцелевшие «колотушки» — за триста метров. На этой дистанции бронепробиваемость германских зениток составляет двадцать миллиметров… Так что удара не выдержала даже лобовая броня двух попавших под трассирующие очереди «бэтэшек».

Илье вновь повезло, его танк двигался чуть в стороне от ближней зенитки, подбившей мгновенно загоревшийся слева танк. Но вечно везти не может — фрицы уже начали спешно разворачивать и перезаряжать автоматическое орудие…

— Короткая! Короткая, твою же ж…!

Мамлей даже не надавил, а ударил по правому плечу мехвода сапогом, отчаянно докручивая маховик наводки. Если бы старшина затормозил вовремя, младший лейтенант уже поймал бы зенитку в прицел! Все равно ведь не уйдешь от трассирующих очередей на пересеченной местности… Механик наконец-то затормозил — а Илья, проклиная его на чем свет стоит, навел пушку на цель, всем нутром понимая, что не уже успевает!

Но на войне ошибки допускают с обеих сторон; экипажу Малютина в противники достался не слишком опытный расчет, впервые встретившийся в бою именно с танками. Сыграло свою роль и то, что мехвод проехал чуть вперед — сбивая прицел командиру, но также уводя машину с линии вражеского огня… Немцы поспешно открыли огонь, опередив младшего лейтенант — но ударили, не подправив прицел, надеясь успеть догнать танк очередью. Вражеские трассы просвистели всего в метре от башни «бэтэшки» (а ведь более опытные артиллеристы вложили бы очередь в ходовую!) — зато лейтенант не промахнулся, врезав осколочным в торчащий из капонира тонкий ствол и верхнюю часть лафета… Граната угодила в тело одного из зенитчиков, прошив его на сквозь — и взорвалась, ударив в заднюю стенку капонира, в одно мгновение выкосив расчет.

— Ура-а-а-а!

Не сдерживая эмоций, закричал от радости заряжающий — а взбешенный Малютин приложился сапогом по затылку мехвода, заревев, словно одуревший от голодухи медведь:

— Вперед! И еще раз не выполнишь приказа в бою, лично расстреляю!

— Что, сам за рычаги сядешь?

— И сяду! А наводчиком возьму заряжающего из собственного экипажа!

Командир, конечно, явно перегибал палку — но едва-едва разминувшись со смертью, он не владел собой; мехвод это ясно понял. Потому молча двинул машину вперед, крепко сжав рычаги передач подрагивающими от напряжения пальцами.

Из шести танков «группы прикрытия» до позиций немецкого батальона доехало только две машины — собственно Акименко и младшего лейтенанта Малютина. Зато группе Чуфарова, ведущего целый взвод на прорыв к гаубицам, откровенно повезло — осилили подъем без потерь. Впрочем, командир разведчиков старался ехать чуть медленнее, надеясь не растерять десант, вот его «бэтэшки» и не попали под раздачу… Однако стоило танкам подойти вплотную к немецким окопам, как на десантниках тотчас скрестились очереди как минимум двух ручных пулеметов! Они сбросили с брони трех или четырех бойцов — в то время как остальные поспешили спрыгнуть самостоятельно.

Кроме того, в ходовую замыкающего группу танка прилетела бронебойная пуля трофейной польской ПТР. Потом еще одна, и еще — пока, наконец, четвертая пуля не надорвала гусеницу, лопнувшую на очередном витке катков… «Бэтэшка» замерла — а командир сумел засечь длинный ствол противотанкового ружья и облачко пыли, поднятого при выстреле дульным тормозом.

Развернув башню, он всадил фугас в окоп увлекшегося пальбой немецкого расчета, не догадавшегося подготовить запасную позицию и сбежать. Фугас снес верхнюю часть бруствера и рванул в окопе; взрыв подбросил в воздух оторванную руку одного из стрелков — и смятый, покореженный ствол ПТР… Бледный от напряжения танкист продолжил аккуратно и точно всаживать гранаты в проявившие себя огневые точки, заткнув оба пулемета. И как только они замолчали, уцелевший десант одним отчаянным рывком занял участок окопов на месте прорыва! А частые выстрелы трехлинеек не дали подобраться к танку немецким гранатометчиком со связками «колотушек»…

Кавалерийский десант выручил подбитый танк — в вот последняя машина из взвода «смертников» уже горела на линии немецких окопов… Обезумевший от страха и ненависти к фрицам мехвод повел подбитую «бэтэшку» прямо на немецкие окопы, принявшись утюжить их и давить немцев всей массой четырнадцатитонной махины. Легкий танк? По сравнению с громадами Т-28 и Т-35 да — но не для простого зольдата, всем телом ощущающего дрожь земли и сжавшегося на дне осыпающегося окопа!

Вильнув машиной, мехвод сбил корпусом попытавшегося было выпрыгнуть юнца, подмяв несчастного гусеницами — после чего дико, безумно захохотал, принявшись кружить над траншеей, осыпая ее стенки гусеницами:

— За тебя, Коля! За тебя, Степан!

Выкрикивая имена погибших товарищей, чья кровь все еще лилась сверху, не владеющий собой мехвод пропустил гранатометчиков… А те закинули на корму связки «колотушек» и бутылки с бензином. Гранаты проломили тонкий броневой лист, прикрывающий мотор сверху — после чего внутрь залилась горючая смесь, воспламенившая машину… Но обреченный мехвод продолжал давить немецкие окопы уже вовсю горящим танком!