Чиновник - Владимир Анатольевич Тимофеев

Так или иначе, свои обязательства бывший тесть выполнил. Николая действительно восстановили в Плехановском, предоставили общежитие и позволили, причём, в щадящем режиме, сдать все экзамены и зачёты за третий курс...

Четвёртый и пятый курсы студент Петражицкий отучился спокойно. В идеологические дрязги не лез, в общественной жизни участвовал, комсомольские взносы платил, на собраниях голосовал исключительно «за» и даже по стройотрядам не ездил.

А летом 83-го, получив долгожданный диплом, оправился по распределению в Вологду, работать экономистом в системе местного горкомхоза...

* * *

— Коля! Ты здесь?! Приехал? Ну, наконец-то!..

Тётя Зина вернулась с работы в половине шестого.

Честно сказать, Николай даже не предполагал, что будет безумно счастлив увидеть её живой и здоровой, обнять, тихо вздохнуть про себя, заметив, как много у неё стало седины на висках и морщинок на лбу, порадоваться, что голос остался таким же звонким, как раньше, а взгляд всё так же лучился бодростью, домашним теплом и уютом, какие, как помнилось «старшему» Стрельникову, встречались лишь в материнских глазах. Эту маленькую сухонькую женщину за пятьдесят, меньше его на целую голову, Николай, в самом деле, принимал, как родную мать, заменившую ему в страшном 42-м настоящую, умершую во время блокады. Из всех близких родственников она осталась одна у него, а он у неё, когда нынешним маем умерла баба Даша.

Подарком, приобретённым в Москве за двести семьдесят пять рублей роскошным платком из шёлка, тётя Зина явно смутилась:

— Ну, куда мне его, Коля, носить? Старая ведь уже. Скоро, наверно, песок уж посыплется.

— Ой, тётя Зина, да перестань, — засмеялся старший сержант. — Ты у меня самая красивая и молодая. Ещё, небось, замуж тебя успею отдать.

— Ой, да не говори! Невесту нашёл, — засмеялась в ответ тётя Зина и вдруг замерла в испуге, уткнувшись взглядом в раскрытый чемодан Николая. — Что это, Коль?! Это кровь? — прошептала она, схватившись за сердце.

— Эээ... да пустяки это всё, тётя Зин, — нарочито бодрым тоном успокоил её племянник. — Просто запачкался. Курицу в вагоне-ресторане в поезде потрошили, а я просто мимо прошёл, вот и попало... немножко.

— Коля, не ври! — строго сказала женщина, вынув из чемодана окровавленный китель. — От курицы столько крови не будет. Ты что, подрался?

Племянник развёл руками и нехотя повинился:

— Подрался.

— Тут ещё дырка есть... Как от ножа, — продолжила тётя. — А ну-ка, снимай фуфайку, показывай!

— Ох, тётя Зин, тётя Зин, — вздохнул Николай и стянул с себя гимнастёрку.

На груди у него красовался синяк и наложенный доктором пластырь.

Тётя Зина посмотрела на племянника с укоризной. Тот снова вздохнул, обречённо махнул рукой и вытащил из кармана на гимнастёрке милицейскую справку.

Прочитав её, тётя Зина опустилась на стул и устало проговорила:

— Ты знаешь, Коля, я уже даже не знаю, что лучше: ругать тебя или гордиться?..

[1]Имеется в виду Фрэнсис Фукуяма и его книга «Конец истории и последний человек» (1992г.)

Глава 7

Бочкины пришли в гости в половине восьмого. Всем семейством, как было обещано.

Валерия Павловна испекла большой вишнёвый пирог, вернувшийся со службы Аркадий Семёнович прихватил с собой бутылку наливочки, Лиза и Митька... ну те, понятное дело, хвастались друг перед другом подарками. Митька вовсю «пугал» всех своим «стреляющим» пистолетом, Лиза вдумчиво, но не касаясь, примеряла на выставленную посуду, включая пышущий паром и булькающий кипятком самовар, свою «купчиху на чайник».

Тётя Зина наготовила к этому времени целую сковородку оладьев, достала варенья, соленья... Нормальный, короче, стол. Для пятидесятых. Без изысков, зато со скатертью и холодцом в алюминиевой миске, за которым Николай лично спускался в подвал (погреба с ледниками там были у всех жильцов), а когда поднимался, ещё раз отметил в своём виртуальном списке ближайших покупок: «Холодильник — в первую очередь».

Посидели неплохо. Наговорились, наверно, на месяц вперёд.

Дяде Аркаше Николай подарил шикарное кожаное портмоне. Участковому подарок понравился. Но ещё больше он понравился Валерии Павловне. «Будет тебе теперь, где богатства хранить», — сообщила она со смехом любимому мужу. Тот в ответ лишь «зловеще» оскалился и спрятал подарок за пазуху.

Вообще, люди в пятидесятых, «сидевшие» на окладе, а не на сделке, зарабатывали не так уж и много, и Стрельников это прекрасно знал. Аркадий Семёнович, например, со всеми доплатами (за офицерское звание, переработку и прочее) получал в месяц около восьмисот рублей. Валерия Павловна, работая медсестрой в горбольнице в режиме «сутки через двое», зарабатывала пятьсот семьдесят. Если делить на всех, то на одного человека у них в семье приходилось чуть больше трёхсот сорока. Разгуляться, конечно, не выходило, но, в целом, дядя Аркаша и тётя Лера справлялись.

Плюсом, в отличие от более поздних времён, было то, что товарный дефицит в эти годы практически не ощущался. Как бы ни удивлялись этому те, кто в восьмидесятых-девяностых-двухтысячных с непременной брезгливостью вещали через губу, что, мол, в клятом «совке» люди только и делали, что стояли в очередях за самым необходимым.

Да, люди в очередях и вправду стояли. Минут по пять, десять, пятнадцать... Особенно утром, когда в продовольственные магазины привозили свежее молоко, масло, хлеб. И вечером, когда они шли домой после смены. Главной проблемой являлось не отсутствие товара как такового, а недостаток денег. На самое необходимое их, в общем и целом, хватало, но большинству на «излишества» приходилось копить.

А «излишеств» в городских магазинах, как государственных, так и кооперативных, не говоря уж о рынках, было в достатке. По меркам пятидесятых, конечно, а не по меркам двадцать первого века. Бытовые приборы, одежда и обувь, игрушки, книги, музыкальные инструменты, мебель, деликатесы... Всё это было доступно, а временами не особо и дорого.

Стрельников «младший» переживал это всё на собственном опыте. За десять послевоенных лет в стране действительно многое что изменилось, и жить с каждым годом, по крайней мере, до того, как он отправился в армию, становилось всё лучше и лучше.

Стрельников «старший» (он же Николай Петражицкий) в будущем изучал этот период отечественной истории как экономист. А сейчас ему предоставлялась уникальная возможность проверить теорию практикой.

Пока его опыт... точнее, опыт