Чиновник - Владимир Анатольевич Тимофеев

А до того на этих же предприятиях внедрят убивающую всякую мотивацию «уравниловку». Начиная как раз таки с нынешних лет, сперва осторожно, с оглядкой, но потом всё увереннее и увереннее, прикрываясь трескучими фразами о справедливом распределении и идеалах ещё не построенного коммунизма.

Стрельников «старший» хорошо помнил сказанное когда-то в сердцах одним из руководителей Госплана СССР и зампредов Правительства[1] о том, что «если на хорошо поставленном заводе сменить хорошее руководство на плохое, предприятие по инерции будет хорошо работать ещё три года». И что «в масштабе страны сбить наше государство на худший ритм можно только искусственными или нарочито глупыми мерами... а при нормальном состоянии страны налаженное хозяйство могло сохранить набранные темпы более десяти лет».

В реальности так всё и произошло. Экономика «микроуровня» перестала быть эффективной в начале 60-х. Экономика в целом, как комплекс, продержалась несколько дольше предсказанного и вступила в стадию явного затухания лишь в середине следующего десятилетия, в эпоху «дорогого Леонида Ильича», названную в дальнейшем «эпохой застоя». Вот уж, действительно, «нашу огромную машину непросто было раскачать, но и нелегко остановить...»

Что же касается целины, то меткая шутка, что «Сталин сажал, а Никита пашет» имела, как водится, сразу несколько смыслов. И главный, как считал Николай, заключался вовсе не в том, что при первом трудились под принуждением, а при втором это делали добровольно. Главным там было то, что вместо плана преобразования природы, целенаправленно проводившегося после войны, вместо лесопосадок, мелиорации, бережного, но одновременно и интенсивного развития сельхозугодий уже освоенных и обжитых регионов страны, по инициативе нового Главы государства начал реализовываться проект экстенсивный — целинный.

Под распашку ушли все пригодные земли степей Казахстана, Поволжья, Урала, Сибири. Гигантские площади (более 40 миллионов гектаров) требовали гигантских вложений.

Отдача?

Отдача оказалась не та, на какую рассчитывали.

Катастрофическое обезвоживание лишённой прежних растений почвы, постоянная ветровая эрозия, разорение большого числа популяций местных видов птиц и животных, высокий процент потерь урожая из-за неготовности зернохранилищ и транспортной инфраструктуры, оттягивание на малопригодные для эффективного земледелия регионы огромных материальных и человеческих ресурсов, что предсказуемо приводило к запустению многих хозяйств, расположенных в центральных черноземных районах страны — её хлебной житницы. И, как результат, снижение урожайности, резкое повышение себестоимости производства зерна и вынужденное возмещение потребностей населения через продовольственный импорт.

Вот так, получается, «напахали» в итоге.

Вместо того чтобы просто, как раньше, «сажать»...

— Слушай, Коль, а давай к нам в милицию, а? Парень ты вроде правильный, крепкий, служивший. Вон, даже медаль имеется.

— И не только медаль. Гляди, что он в поезде учудил, когда возвращался. А ну-ка, Коля, давай покажи-ка Аркадию свою бумаженцию.

— Какую, тёть Зин?

— А какую ты в Грязовце получил, в отделении...

Когда Аркадий Семёнович ознакомился с тем, что было написано в справке, он как-то по-особенному посмотрел на Стрельникова, а потом перевёл взгляд на дверь:

— Пойдём подымим…

От предложенной папироски Николай отказался:

— Бросил.

— Когда?

— Сегодня.

— Понимаю, — кивнул участковый. — Ну, тогда, значит, рассказывай…

В квартиру они вернулись через пятнадцать минут.

Полезного из состоявшегося разговора Николай вынес то, что, во-первых, Бочкин пообещал ему шепнуть кому надо в отделе, чтобы с паспортом для товарища Стрельникова там не тянули, а во-вторых, рассказал то, что было известно о Левашове. Ну, плюс поздравил ещё с «боевым крещением» и посетовал, что, мол, всё-таки зря Николай отказывается от службы в милиции. Что органам такие ребята нужны, а набирать в них кого попало не дело. И что именно это (когда набирают кого попало) мешает нормально работать.

— Прости, дядь Аркаша, но я уже для себя всё решил, — ответил ему на это старший сержант. — Решил, что буду строителем. А там уже как получится. Мастером, техником, инженером, начальником управления, главка… министром, в конце концов, чем чёрт не шутит.

— Ладно, я понял, — не стал спорить участковый. — Министром — это неплохо. Но если в министры не выйдешь, помни: моё предложение в силе. В органах нам такие нужны…

Когда они вновь появились в гостиной, Валерия Павловна тут же оттеснила мужа от Николая и потребовала от последнего прямо здесь и сейчас показать ей ранение, пластырь и, вообще, ему надо было сразу ей всё рассказать, поскольку кто ж его знает, того неизвестного доктора, вдруг он какой-нибудь коновал, не дай бог, столбняк, заражение и всё такое.

Следующие полчаса вокруг Стрельникова суетились все, кто собрался в квартире, включая прыгающего с пистолетиком Мишку и Лизу, активно советующую матери, как надо лечить настоящих героев...

— Всей школе теперь и всему району растреплют, — сказала Зинаида Степановна, когда Бочкины наконец-то ушли.

— Ну, да и ладно, — махнул рукой Николай, потом принёс в гостиную чемодан, вынул из него свёрток с деньгами и, отсчитав оттуда четыре тысячи, протянул тёте Зине оставшиеся. — Это тебе. Тут ровно семь тысяч.

Женщина округлила глаза:

— Коля, ты что?! Зачем?!

— Тёть Зин, перестань, — улыбнулся старший сержант. — Ты даже не представляешь, как я мечтал это сделать, когда был маленьким. А теперь, став большим… короче, не обижай меня. Ведь если б не ты, я, наверное, никогда бы их не заработал. Да и потом мы ж семья, разве нет?

В глазах тёти Зины блеснули слёзы.

— Семья, Коль. Конечно, семья, — она устало вздохнула и обняла племянника. — Но только учти, я их тратить не буду. А вот как женишься, тогда они и пригодятся. Уж я-то знаю…

[1]Владимир Николаевич Новиков, заместитель председателя Правительства СССР (1960–1962, 1965–1980), председатель Госплана СССР (1960–1962)

Глава 8

В первую ночь, проведённую дома, а не в казарме и не на вагонной полке, Стрельников спал, как убитый. Ему даже сны никакие не снились, а поставленный на полвосьмого будильник он отключил машинально, не открывая глаз, как в детстве зимой, когда в школу идти не хотелось.

Окончательно его разбудили доносящиеся из кухни запахи. Тётя Зина жарила на завтрак яичницу с салом и помидорами.

На улицу Николай вышел лишь в половине двенадцатого. А до того тётя Зина заставила его перемерить все вещи, что он носил до