Тай-Пен (СИ) - Шимохин Дмитрий

Он позволил себе легкую, хищную усмешку.

— Позвольте представиться: Михаил Александрович Сибиряков. У нас, кажется, нашлись общие интересы на севере. Не уделите мне минуту вашего драгоценного времени?

Глава 9

Глава 9

Изя, услышав слова нашего визитера, замер, словно подавившись. Его вилка с глухим звяканьем упала на тарелку. Я же, напротив, вдруг почувствовал, как глухое напряжение и досада отпускают, сменяясь холодным, ясным азартом. Определенно, этот тип пришел сюда не для того, чтобы выпить. Теперь становится по-настоящему интересно!

— Уделим, отчего ж не уделить, — спокойно ответил я и широким жестом пригласил незваного гостя сесть на стул напротив. — Присаживайтесь, Михаил Александрович. Трактир, конечно, не лучшее место для бесед, но за неимением гербовой, как говорится…

Сибиряков усмехнулся, небрежно скинул шубу на руки подоспевшему помощнику и тяжело опустился на стул. Изя рядом со мной, казалось, перестал дышать.

— Не могу согласиться, — начал Сибиряков, внимательно разглядывая меня, словно лошадь на ярмарке. — Подчас самые важные, миллионные дела вершатся именно вот так вот — в кабаке, за самоваром, а не в кабинетах и не в столичных салонах. У нас здесь, в Сибири, все по-простому!

Он поочередно посмотрел на нас с Изей, видимо, ожидая возражений. Тут к нему подскочил угодливый половой, но купец отогнал его нетерпеливым жестом.

— Вот ведь какое дело-то, господа хорошие, — как будто ни к кому конкретно не обращаясь, продолжал он. — Золото — дело тяжелое, опасное да неблагодарное. Думаете, отыскал жилу и все — бога за бороду ухватил? Ошибаетесь! Там еще ох как много всего надобно предвидеть и предусмотреть! Привезти на прииск харч и инструмент за тысячи верст по бездорожью, — начал он загибать толстые, унизанные безвкусными перстнями пальцы. — Да потом еще удержать в узде рабочих, которые при первом же слухе о фарте готовы глотку друг другу перерезать. Договориться с исправником, со становым, чтобы не совали нос не в свои дела. Сбыт, опять же. Лихие люди. Казаки. Водка, буть она неладна. Прииск — это тыща бед, так я вам, господа, скажу!

Я молча кивал, делая вид, что действительно его слушаю, и пытаясь понять, что за игру он затеял. Самое интересное — купец всем своим видом старался дать понять, что хочет с нами подружиться. Он словно вводил меня, новичка, в курс дела, причем по-доброму, почти по-отечески. И от этой фальшивой доброты по спине побежал холодок.

— А вы, говорят, не из боязливых, — продолжал он, совершив едва заметный поворот в разговоре. — Замахнулись на большое дело. «Сибирское Золото»… Любопытное название. Акционерное общество, как я понимаю? Это по-столичному, с размахом.

— Михаил Александрович, — сказал я, откидываясь на спинку стула и глядя ему прямо в глаза. — Давайте оставим эти сибирские присказки. Вы пришли сюда не для того, чтобы обсуждать трудности нашего ремесла.

Он на мгновение замер, удивленный моей прямотой. А затем его лицо расплылось в хищной улыбке.

— Хорошо, господин Тарановский. К делу так к делу, — произнес он. — Я люблю, когда люди ценят свое и чужое время. Буду с вами откровенен. Прошлым летом я отправил на Бодайбо свою партию. Небольшую, на разведку.

Вот оно. Он перестал ходить вокруг да около, мы переходим к сути. Интересно — это то, о чем я думаю?

— И, доложу я вам, — после паузы продолжил Сибиряков, — мои люди вернулись с хорошими новостями. Золото там есть. Не скажу, что горы, но жила богатая, перспективная. Я уже готов был послать своего стряпчего в Иркутск, чтобы оформить заявку на пару-тройку отводов, как вдруг… — он развел руками, — как вдруг от Аглаи Степановны получаю весточку с просьбой о совете, а следом и новость до меня доходит, что там все застолбили! И как, скажите, это понимать?

Тут Сибиряков столь натурально изобразил недоумение, что я позволил себе усмехнуться.

— Что ж тут непонятного-то, господин хороший? Я застолбил участки, где намерен добывать золото. Это совершенно обыкновенное дело в Сибири, не так ли?

— Дык, господин Тарановский, голуба моя ненаглядная! — вдруг фамильярно воскликнул купец. — Нет бы ты, как человек, застолбил десятин пять или десять, тут никаких вопросов не было бы. Ну, я бы рядом пристроился, а за мной, глядишь, и остальные. Но зачем же ты всю долину-то застолбил?

— Простите, но мы с вами пока не на ты! — чопорно заметил я, помешивая ложечкой чай. В глазах Сибирякова пробежало и тут же испарилась мутное облачко досады.

— Опять же, другой вопрос, — продолжал он, и в его голосе появились циничные, насмешливые нотки. — Зачем вам в этом деле Аглая Верещагина? Она дама уважаемая, спору нет. Одно слово — кяхтинская чайная королева. Но она всю жизнь чайный лист торговала, а не промывала шлих. Она же, прости Господи, не отличит самородок от «кошкина золота», пирита. Господин Тарановский, ну зачем нужен партнер, который ничего не смыслит в вашем деле?

Он подался вперед, понизив голос до заговорщицкого шепота.

— Не лучше ли вам, сударь мой, имея на руках такой козырь, как одобренный в столице проект и огромный участок, взять в партнеры кого-то более… опытного? Кого-то, кто знает этот край, как свои пять пальцев, и по-настоящему может быть полезен. Например, меня?

И он откинулся на спинку стула, довольный произведенным эффектом. Я же сделал вид, что удивлен.

— К тому же, — добавил он с плохо скрываемым презрением, — Аглая Степановна — дама. А с дамами, как известно, из-за слабости их натуры и переменчивости нрава большие дела вершатся ох как трудно. То ли дело мужской разговор! Вот мы бы с вами нашли общий язык — это я прям как вижу!

Я слушал его, и вся картина произошедшего наконец полностью, до самых мельчайших черт сложилась. Все его действия, от визита к Верещагиной до этого разговора, были звеньями одной цепи. Этот сукин сын прекрасно знает, что золото на Бодайбо есть. И он специально, с холодным расчетом, солгал Верещагиной, чтобы вбить клин между нами, очернить меня в ее глазах. А потом, дождавшись, когда наш союз рухнет, прийти ко мне с предложением, от которого я, потерявший партнера, по его мнению, не смогу отказаться. Какая тонкая, какая циничная и какая подлая игра!

Первым моим порывом было вскочить и швырнуть ему в лицо все, что я о нем думаю. Но в тот самый миг, когда уже был готов открыть рот, боковым зрением я уловил движение у входа. Дверь трактира снова отворилась, и в проеме, щурясь от табачного дыма, появился… Рекунов! Не знаю, случайно ли он зашел пообедать или искал меня намеренно, но факт оставался фактом: Сергей Митрофанович собственной персоной стоял на пороге. Даже издали он прекрасно видел меня в компании господина в дорогой шубе, с которым я «мило» беседую.

И тут же, как вспышка, в моей голове родился новый план. Раз Рекунов здесь, так пусть послушает, как мы с господином Сибиряковым делим бодайбинские богатства! Ну а Аглая Степановна через своего самого верного человека узнает всю правду о двуличности этого сибирского воротилы. Да и мои слова вспомнит, что он врал ей.

И, улыбнувшись Сибирякову, я намеренно повысил голос так, чтобы Рекунов, делавший вид, что ищет свободный столик, не мог меня не услышать.

— Так вы желаете войти в долю, Михаил Александрович? — громко проговорил я, чтобы для стороннего наблюдателя это прозвучало как начало серьезного торга. — Ну что ж, это надобно обсудить! Сами понимаете, дело серьезное. Мы тут не корову продаем! Предложение ваше, признаюсь, неожиданное, но от этого не менее интересное. Каковы ваши условия?

Сибиряков, решивший, что нащупал верный путь, заметно приободрился. Лицо его тут же преобразилось: показная солидность сменилась азартом торгаша, почуявшего крупную сделку. Он подался вперед через стол, его глаза хищно заблестели.

— Условия мои просты и ясны, господин Тарановский! — заговорил он быстро, почти шепотом, но так, чтобы мы с Изей слышали каждое слово. — Вы вкладываете в дело свои участки и утвержденный в столице проект. Я — все остальное.