Маг воды. Том 3 - Саша Токсик

Снял с вешалки другой костюм, плотный, серо-зелёного цвета, неброский.

— Вот это дело! Наша фабрика, «Синеозерская мануфактура». Специально для наших условий делают, с пониманием. Ткань, это парусина с пропиткой. Знаете, что такое парусина? Это то, из чего паруса на кораблях шьют! Представляете, какая крепкая? Буря её не рвёт, а уж ветка подавно не страшна.

Дал пощупать. Ткань действительно была плотной, новой, пахла фабричной пропиткой, но не неприятным. На ощупь жестковатая, но это пройдёт после первой же носки.

Пока я примерял, а куртка села хорошо, по размеру, он продолжал:

— Вижу, вы человек серьёзный. Не из тех молодчиков, что на природу как на бал собираются, в лакированных ботинках и с тросточкой. Поэтому скажу честно, без обиняков. Берите наше, отечественное. Дешевле раза в два, а надёжнее в три. Импортное красивое, спору нет, да только не для наших лесов оно делано. У них там леса как парки. Дорожки посыпаны, беседки на каждом шагу. А у нас? У нас медведь за кустом, болото под ногами, комар размером с воробья!

— Беру этот костюм.

— Правильно! Умный выбор! — он хлопнул меня по плечу.

— Теперь сапоги.

— О, с сапогами вообще целая история…

Историю с сапогами он тоже мне поведал. Импортные по его словам не подходили, а обычные ботинки даже с высокой шнуровкой, настоящим сапогам даже в подметки не годились.

Я сел на предложенную скамеечку, примерил. Сапоги сели как родные, ни жмут, ни болтаются. Прошёлся по магазину. Подошва не скрипит, шаг пружинистый.

— Вот! Как для вас делали! — обрадовался Медведев. — Теперь дальше. Михаил! — крикнул он вглубь магазина. — Михаил, чёрт тебя дери! Где ты там?

— Иду, Архип Силыч! — откликнулся молодой голос.

Появился приказчик, парень лет двадцати пяти, худощавый, с умным лицом и быстрыми движениями. В белой рубашке с нарукавниками, чтобы не пачкать манжеты.

— Принеси палатки показать! Все три модели!

— Сейчас!

Пока приказчик бегал, Медведев усадил меня на тот самый диванчик в углу. Сам сел напротив, достал трубку, начал набивать табаком.

Вернулся Михаил с тремя свёртками.

— Вот, — Медведев отложил трубку, так и не закурив. — Глядите. Первая импортная, модная. Два фунта весит, в кулак складывается. Материал тонкий, как шёлк. Стоит двадцать рублей. Но я вам её продавать не буду. Знаете почему? Потому что совесть не позволяет! Это не палатка, а носовой платок! Подует ветер посильнее, улетит она у вас как воздушный змей. А в дождь протечёт насквозь. Вот вторая, получше, покрепче. Десять рублей. Нормальная палатка для пикников. Но для серьёзного похода слабовата. А вот третья…

Взял самый большой свёрток, похлопал по нему любовно, как по старому другу.

— Пять фунтов весит, да. В карман не положишь. Зато поставил, и стоит как дом! Хоть ураган, хоть ливень трое суток, вам внутри сухо и тепло. Я в такой неделями жил, когда с графом на медведя ходили.

Когда дело дошло до расчёта, Медведев достал счёты — старые, деревянные, костяшки стёрты от долгого использования. Начал щёлкать, приговаривая:

— Так, костюм пятнадцать, сапоги пятнадцать, палатка восемь, спальник пять… — костяшки летали под его пальцами. — Итого выходит… пятьдесят два рубля. Но! Кузьмич небось направил?

— Он советовал.

— Старый друг! Ладно, раз от Кузьмича — скидка пять процентов.

Михаил упаковал все покупки в большой брезентовый рюкзак. Новый, пахнущий фабричной пропиткой, с кожаными лямками и медными пряжками.

Пора искать Федьку, получить найденные вещи, и отправляться в путь, к Бабьему затону, навстречу очередному чудовищу из моего прошлого. Или не из моего? В этот раз я не уверен.

* * *

Федька нашёлся у Северной протоки, там, где канал делает изгиб, и течение прибивает к берегу всякий мусор, а заодно и потерянные вещи.

Издалека я увидел старую лодку Волнова, покачивающуюся у деревянного причала. Краска на бортах облупилась пятнами, как лишай, обнажая серое, рассохшееся дерево. Но Федька плавал в ней с таким видом, будто управляет яхтой.

«Федька там! Федька там!» — радостно забулькала Капля, выпрыгивая из воды фонтанчиком у моего борта. — «Нашёл много блестяшек! Часики нашёл! Колечко! Ложку серебряную! Федька молодец!»

Солнце уже касалось крыш, окрашивая воду в медный цвет. На этом свете каждая рябь казалась расплавленной монетой.

Федька как раз выныривал. Сначала показалась его русая макушка. Потом худые плечи, покрытые мурашками. В руке он сжимал что-то, поднял над головой, старинные карманные часы на цепочке. Латунь потускнела, но цепочка была добротная, звенья толстые.

Отфыркиваясь и отплёвываясь, Федька поплыл к лодке. Руки у него двигались неуклюже, он явно устал, но упрямо дотянул до борта.

Я бесшумно причалил за его спиной.

— Федька!

Парень подпрыгнул от неожиданности. Часы выскользнули из мокрых рук, полетели вниз. Федька судорожно попытался поймать их в воздухе. Раз промахнулся, два, на третий едва успел ухватить за цепочку в сантиметре от воды. Облегчённо выдохнул.

— Господин Ключевский! — обернулся он, и на осунувшемся лице отразилась целая гамма эмоций. Восторг — что я его нашёл. Страх — что нашёл именно так, как обещал, через воду. Гордость — что есть чем похвастаться. И усталость — парень работал весь день, это было видно по синеватым губам и подрагивающим рукам. — Вы… вы правда можете найти меня где угодно! Как обещали! Это же… это же как волшебство!

— Не волшебство, а умение слушать воду, — ответил я, подгоняя лодку ближе. — Как работа продвигается?

— Отлично! Лучше не бывает! — Федька полез в свою лодку, чуть не перевернув её. — Семнадцать предметов из двадцати найдены! Смотрите!

Он достал промасленный мешочек, обычный холщовый, но тщательно просмолённый изнутри, чтобы вода не проникла. Развязал тесёмки, которые разбухли от влаги, высыпал содержимое на дно моей лодки.

Звякнуло, зазвенело, покатилось. Серебряная ложка с вензелем «М. Е.» — та самая, госпожи Мельниковой. Медное кольцо с голубым камушком, стекляшка, но хозяйка наверняка дорожит. Запонка с перламутром. Связка ключей на кольце. И ещё с десяток мелочей — монеты, пуговицы, какая-то брошка в виде бабочки.

— И ещё вот эти часы не из списка, но думаю, кто-то будет искать. Дорогие, наверное, — Федька протянул их мне. На крышке была гравировка, стёртая временем, но читалась: «Любимому сыну в день совершеннолетия.». — И бусы какие-то, стеклянные. Не знаю, зачем они нам, но блестят красиво. И запонка серебряная, вторая от пары.Сам не знаю,