Маг воды. Том 3 - Саша Токсик

«Капля помогала!» — гордо булькнул дух. — «Бестяшки были ничейные! А теперь будут Данилы».

Я достал кошелёк, кожаный, новый, купленный недавно. Отсчитал деньги. Вознаграждение за находки составило восемьдесят шесть рублей. Половину, сорок три рубля, протянул Федьке.

Парень смотрел на деньги как на чудо. Руки всё ещё дрожали, когда он брал купюры, и не только от холода.

— Но… но это же… — голос сорвался, он откашлялся. — Это больше, чем я за месяц зарабатывал! За весь месяц, ныряя с утра до ночи!

— Ты честно заработал. Вторая половина суммы пойдет Золотову и на работу «Бюро находок». Аренда, объявления в газетах и прочее.

Федька взял деньги с восторгом. Аккуратно сложил купюры и спрятал во внутренний карман куртки. Потом ещё и придавил рукой, проверяя, на месте ли.

— Господин Ключевский, я… я буду и дальше хорошо работать! Честное слово! — глаза у него блестели. — Когда следующие заявки? Я хоть сейчас готов! Хоть ночью!

— Завтра. Ты устал, иди домой, отдыхай. А пока тренируйся самостоятельно. Слушай воду, учись различать её голоса.

Без Капли он, конечно, мало что услышит, дар у него слабый, дикий, неоформленный. Каплю я ему оставить не могу.

— А если завтра утром вы не вернётесь? — как раз в тему спросил Федька, и в голосе появилась тревога. — Мне ждать? Или самому начинать? Где встречаемся?

Вопрос был разумный. Завтра я могу быть занят охотой на монстра Бабьего затона. Или вообще не вернуться, всякое бывает, даже архимаги не бессмертны.

— Если к полудню меня не будет, тренируйся сам. Я найду тебя, когда освобожусь.

— Понял! — он выпрямился, как солдат на плацу. Только что руку к виску не приложил. — Буду тренироваться! И воду слушать! И всё запоминать!

Он уже забирался обратно в лодку Волнова, но обернулся:

— Господин Ключевский… а это правда? Что вы меня через воду нашли? Не следили?

— Вода всё помнит, Федька. Каждое движение, каждый всплеск. Нужно только уметь слушать.

Парень сглотнул, кивнул. В глазах был священный ужас человека, прикоснувшегося к настоящей магии. Он оттолкнулся от причала, взялся за рычаг движетеля. Лодка дёрнулась, затем поплыла выправляясь.

Я смотрел, как он удаляется. В прошлой жизни у меня были сотни учеников. Талантливые маги из знатных родов, с сильными дарами, с лучшим образованием. Но что-то подсказывало — этот тощий пацан с диким даром может оказаться лучше их всех. Потому что он голодный. Не только в прямом смысле, в переносном тоже. Голодный до знаний, до силы, до лучшей жизни. А голод — великий учитель.

«Федька хороший!» — булькнула Капля, кружась вокруг моей лодки. — «Старается! Устал очень, но работал-работал-работал! Капля видела! Даже обедать не стал, всё нырял!»

Солнце коснулось крыш домов. Пора двигаться. До Бабьего затона несколько часов пути, хочу прибыть засветло, разбить лагерь, осмотреться. А потом посмотрим, что за существо там обитает.

По дороге я успел заскочить в банк и забрать камни из сейфа, а после навестить Золотова и отдать ему очередную порцию находок.

К тому моменту, когда освободился, небо уже стало краснеть.

«Плывём на охоту?» — спросила Капля, выпрыгивая из воды. Она соскучился по мне, выбирая любой повод чтобы пообщаться или показать себя

«Плывём на охоту».

«Ура! Капля поможет! Капля всегда помогает!»

* * *

В этот раз мой путь лежал на запад. В этом направлении я пока еще не плавал.

Я двигался по реке, и город медленно, нехотя отпускал свою хватку. Сначала каменные громады превратились в двухэтажные домики, потом в одноэтажные лачуги, потом и вовсе в хибары, слепленные из чего попало.

В окнах мелькали жёлтые огоньки керосиновых ламп — неровные, дрожащие, живые. Из труб поднимался дым, прямыми столбами в безветренном воздухе. Пахло по-вечернему уютно, щами, жареной картошкой, печёным хлебом. Где-то играла гармонь, нестройно, пьяно, но весело.

«Город кончается!» — булькнула Капля — «Тут вода другая»

Городские кварталы сменились пригородами. Здесь каждый клочок земли был на счету. Огороды тянулись до самой воды, картошка, капуста, морковь.

Заборы из жердей, кривые, покосившиеся, скорее обозначающие границу, чем защищающие. На одном висела побелевшая от солнца коровья голова, от сглаза, наверное.

Боже, сколько же здесь было собак! Каждый двор охраняла своя псина. Лохматая дворняга с обрубком хвоста бежала вдоль берега за моей лодкой, заливаясь лаем, будто от этого лая зависела судьба мира. Добежала до границы своего участка, остановилась как вкопанная.

Тут же эстафету подхватила другая, рыжая, поджарая, с оборванным ухом. Потом третья, чёрная, маленькая, но голосистая как колокол.

Вода менялась. У города она была мутная, зеленоватая, с радужными разводами от машинного масла. Пахла тиной, гнилью, и чем-то неприятным. Все городские стоки рано или поздно попадают в реку.

Здесь становилась чище. Прозрачнее. Уже можно было разглядеть дно, песок с редкими камнями, полосы водорослей, которые колыхались в течении как волосы утопленницы. Стайка мальков пронеслась под лодкой, серебряная вспышка, и нет их.

«Вода лучше!» — радостно булькнула Капля. — «Чистая!» «Вкусная!»

Она ныряла, выныривала, оставляя на поверхности расходящиеся круги. В лучах заката её водяное тело отсвечивало розовым, оранжевым, золотым, как живая радуга.

Первая деревня появилась через час пути. Сначала запах, дым, навоз, кислое молоко. Потом собачий лай, уже не городской, злобный, а деревенский, ленивый, скорее для порядка. Потом крыши над деревьями, серые от времени, поросшие мхом.

Женщины спешили куда-то, группками по две-три, в платках. Белые платки у молодых, чёрные у старух, цветастые у тех кто средних лет. Шли быстро, семенили, перешёптывались. Кто родил, кто помер, кто с кем спутался, у кого корова молока не даёт.

Мужчины остались у пристани. Курили самокрутки, махорка, едкая, вонючая, но своя.

Несколько мужиков повернулись в мою сторону. Прищурились, солнце било им в глаза, я был только силуэтом на фоне заката. Я поднял руку в приветствии — универсальный жест мирных намерений. Они кивнули в ответ, нехотя, сдержанно.

Городских здесь не любят, но и враждебности особой не показывают. Чужой проплыл — и ладно, пусть плывёт дальше.

Вторая деревня была поменьше. Домов пятнадцать, не больше. Тише здесь. Народу меньше. Но те же собаки, тот же дым из труб, те же огороды до воды.

У причала возились несколько мужиков с вершами. Проверяли вечерний улов, вытряхивали добычу в корзины.

В корзинах блестела рыба, окунь полосатый, плотва серебристая, пара небольших щук. Негусто, но на уху хватит.

—