Последний Герой. Том 6 (СИ) - Дамиров Рафаэль

Мне досталось прикладом по почкам, но я успел напрячься и сгруппироваться так, что боль прошла мимо, оставив лишь тупой отклик где-то в глубине. Препарат делал своё дело: не только добавлял сил, но и словно сглаживал удары, помогал справляться с повреждениями, не давая им пронзать тело так, как должно было бы.

После короткой передышки охрана выволокла наружу два тела. Врач, что ещё минуту назад командовал уколами, лежал неподвижно, белый халат его был пропитан кровью. Рядом с ним — безумный урка, решивший, что сумеет прорваться к свободе. Его смелость обернулась бессмысленной гибелью, и оба были вынесены за порог, словно мусор.

На следующий день дверь барака распахнулась. Мы уже привыкли к автоматчикам, но с ними теперь был еще другой человек. Совсем другой.

На пороге стоял мужчина в идеально сидящем костюме: брюки со стрелками, выглаженные, тёмный пиджак, белая рубашка, туфли — блестящие, будто он собирался не в таёжный барак, а в ресторан или театр. Вид его был настолько чужд окружению, что от этого пленникам становилось только тревожнее.

Лицо его скрывала маска. Чёрная, из плотного пластика, с ровной, словно нарисованной ухмылкой. Губы маски изогнуты в улыбке, но глаза за прорезями были узкие, раскосые, и от этого вся маска смотрелась нелепо-жуткой. Она напоминала одновременно театральный реквизит и страшную игрушку.

В свете маленьких окон блеск маски придавал ей странную живость, будто этот застывший оскал вот-вот оживёт.

— Ну… — произнёс он спокойно, руки держал за спиной. — Надеюсь, вы понимаете, что побег невозможен. Любая попытка будет пресекаться жёстко и без разговоров.

Он замолчал, давая нам осознать каждое слово, а потом добавил:

— А теперь у меня вопрос к вам. Кто из вас врач?

Друзья! В романе намечается опасный и крутой поворот сюжета.

Поддержим Макса лайками!

Жмякнем сердечко на странице книги. СПАСИБО))

Глава 7

Незнакомец в маске стоял на пороге, не двигаясь, только взгляд скользил по лицам. Маска его улыбалась своей жуткой ухмылкой, а глаза за кромками прорезей оставались неподвижными. Люди замерли. Мы все невольно перевели глаза на Евгения.

Что он сделает? Неужели Женя-неразлучник — перебежчик? Оставит жену здесь, в бараке, а сам выйдет к ним?

Додумать мы не успели.

— Я врач! — выкрикнул Евгений, резко вставая. — Я действующий хирург!

— На выход, — скомандовал человек в маске.

Голос у него был странный, с каким-то чужим оттенком. Русский язык он явно знал отлично, говорил без запинок, но в словах улавливалось что-то иноземное, этакое арийское, немецкое. «Р» у него получалось слишком твёрдое, «Ш» будто сглаживалось, а в ударениях проскакивала не наша, чужая мелодия речи.

— Позвольте, пожалуйста! — Евгений шагнул вперёд, — я возьму с собой жену. Она ни в чём не виновата! Это ошибка! Почему мы здесь⁈

— На выход, — повторил человек в маске, жёстко, будто отрезал ножом.

— Но… но я здесь с супругой, — Евгений повернул голову к жене.

Она вцепилась в его руку побелевшими пальцами, не хотела отпускать.

— Выбирайте, доктор, — сказал «ариец» твёрдо. — Или вы выходите один и получаете от нас работу и достойное содержание в человеческих условиях… Или остаетесь здесь. С супругой.

— Женя… Женечка… — зашептала его жена, потянувшись к нему, с глазами, полными ужаса.

— Прости меня, — забормотал, отцепляя ее пальцы, Евгений, голос его дрожал, — но я должен уйти… я не выдержу здесь… я умру…

— Ты оставишь меня? Одну? — её голос стал совсем тихим и умоляющим, руки впились ему в запястье.

— Прости… ты же не одна, — он затараторил, сыпал аргументами сбивчиво, запинаясь. — Тут люди, вот Максим… он поможет, он защитит… если что… Я не мылся уже неделю… я хочу есть… у нас дети… они должны знать… я обязан выжить ради них… Дорогая… прости…

Он пытался оправдаться, но слова его только тонули в казенной, чужой тишине.

И тут Евгения переменилась. Слабая, растерянная, всё время в слезах, вдруг стала жёсткой и колючей. Слёзы высохли мгновенно, словно на раскалённой сковороде. Голос её зазвенел холодным металлом:

— Пошёл вон…

— Дорогая, я вернусь за тобой, я попробую… — лепетал он, словно школьник перед строгой учительницей, а не верный муж в минуту смертельной опасности, в миг предательства.

«Ариец» по-прежнему стоял в проёме двери в своей чёрной маске. За ним — двое автоматчиков.

— Ну что, вы идете? — нетерпеливо спросил он.

— Да-да, конечно, — торопливо отозвался Евгений.

Одним коротким кивком тот дал знак, и охрана вывела Евгения из барака.

Мы молча смотрели ему вслед. Каждый мысленно пожелал ему скорейшей смерти. «Крыса», — вот что вертелось на языке у каждого.

Лишь только дверь закрылась, отрезав нас от внешнего мира и от автоматчиков, в бараке вскипело негодование.

— Ну и сука у тебя муженёк, — пробасил Ворон, прижимая к себе Лизку. — Я бы свою бабу ни за что не оставил.

Мы смотрели друг на друга и понимали: после этого случая доверять вообще никому нельзя…

Дед Ефим, до этого молчаливый, поднялся и подошёл к рыдающей Евгении. Осторожно обнял её за плечи, притянул к себе, как родную, погладил по волосам:

— Ты поплачь, поплачь, доченька. Выплесни, не держи в себе.

Она дрожала, рвала голос, то всхлипывала, то сипло выговаривала одно и то же:

— Двадцать лет вместе… больше двадцати… Душа в душу… Как? Как он мог?

Евгения вцепилась в его рукав, затрясла старика, словно хотела у него выяснить проклятую истину, словно он был виноват в предательстве мужа. Слёзы бежали по её лицу, но она этого уже не замечала.

— Поплачь, поплачь, — приговаривал дед, ласково гладя её по голове.

— Как? Потому что вы все неудачники, — хищно вставил мажорчик, сидевший в углу. Глаза блестели злобой, слова сочились ядом. — Я бы на его месте так же поступил. Жаль, что я не доктор. Эх…

— Цыц! — рявкнул на него дед Ефим, оборачиваясь. — Завали поганый рот!

— А ты кто мне такой, чтоб указывать⁈ — взвизгнул мажорчик, вскакивая. — Старый пердун! Мля!

Мажорчик уже раскрыл рот, чтобы вылить ещё порцию грязи, но договорить не успел. Я шагнул к нему и ткнул кулаком в живот. Воздух вырвался у него из горла со свистом, он согнулся пополам, глаза выкатились, а слова так и застряли в горле.

— Костечка… — сказал я спокойно, беря его за ухо и выкручивая. Он заскулил, повис на моей руке, пытаясь ослабить боль. — Я же предупреждал, веди себя прилично. Вот сейчас продышишься, оклемаешься и попросишь у дедушки прощения.

— Хватит! Хватит! — вдруг закричала Евгения, вскидываясь, будто забыв про свои слёзы. — Хватит с нас насилия! Отпустите его, прошу вас!

Она поднялась, встав на защиту того, кто только что оскорблял всех вокруг, включая и её. Голос её дрожал, а в словах была правда:

— Вы не понимаете? Разве вы не видите? Мы здесь друг друга перегрызем! Они этого и хотят — чтобы мы стали зверями!

— Тише, тише, дочка, — сказал дед Ефим, снова мягко, при этом тяжело выдыхая. — Максим правильно делает. Манеры-то и отличают нас от зверей. А этому малахольному я бы сам когда-то за такие слова ухи оборвал… будь у меня сила, какая была лет десять назад. А теперь вот сам еле ноги таскаю.

— Вас как зовут? — спросила Маска уже снаружи барака.

— Евгений Петрович, — пролепетал врач почти шепотом.

— Отлично, Евгений Петрович. Отныне вы не пленник, — произнёс он, не меняя интонации. — Мое имя Рихард.

— Хорошо… спасибо, спасибо! — забормотал врач, раболепно кланяясь, чуть ли не теребя полы дорогого пиджака Арийца.

— Ну… господин Рихард, можно я спрошу? — пробормотал врач, неуверенно переступая с ноги на ногу.

— Спрашивайте, — ответил тот, не меняя тона.

— А вы… вы не боитесь, что я сбегу? Нет-нет, я не буду сбегать, — заторопился Евгений. — У меня же жена там, в бараке. Да и тайга… я боюсь этого леса.