Физрук на своей волне. Трилогия (СИ) - Гуров Валерий Александрович

Я смотрел на его изумлённый взгляд… знакомая, кстати, схема радовала. В девяностых такие жулики воду «заговаривали» или амулеты толкали. Что тут скажешь — лох не мамонт, не вымрет. Любят наши люди верить в чудеса. Приоритет вдруг — волшебник в голубом вертолёте и всё такое.

— В прямом, — ответил я, глядя в хитрые глаза вахтёра. — Себе на жопу помажь. А я посмотрю на эффект. Может, и возьму.

Вахтёр скривился, но спорить не стал. Только снова спрятал банку за шторку, а сам остался стоять, будто не всё ещё выложил.

— Ладно, дело хозяйское, Володь, не хочешь — не бери… — он замялся чуть и добавил: — Я не за этим тебя звал, разговор серьёзный есть.

— Выкладывай, — согласился я. — Только максимально концентрированно. Я спешу.

Вахтёр заговорил ещё тише, так, что пришлось прислушиваться.

— Слушай, Володь, у меня с прежним физруком была договорённость… Я у него ключи от спортзала брал. Ну, три раза в неделю по вечерам.

— Так.

— Я ему пять штук в месяц за это отстёгивал… — неуверенно продолжил вахтёр.

Правда, неуверенность его явно была деланной. Таких охламонов я по своей жизни перевидал не счесть и потому знал, как с ними разговаривать.

— Слышь, я не баба, чтобы ты меня прелюдиями обхаживал, говори, что хочешь, — отрезал я. — И на хрена тебе зал?

— Да мы с мужиками в футбол гоняем, — замялся вахтёр, отводя глаза.

Я прекрасно видел по его роже, что вахтёр врёт, как дышит. Ни в какой футбол в зале никто не играл, а если и играл, то для вида. На деле же тут шла какая-то «подпольная» движуха. Только вопрос — какая именно?

Впрочем, я прекрасно понимал, что на блюдечке с голубой каёмочкой мне никто ничего выкладывать не будет. Да и не надо, сам узнаю. Знакомство с вахтёром — штука полезная, это я уже понял…

Я кивнул, оглядывая «супермаркет», скрывавшийся в подсобке.

— Ладно, ключ дам. Только чтоб без кипиша. Я ж с тебя лично спрошу, усёк?

Вахтёр обрадовался и часто-часто закивал.

— Спасибо большущее, Петрович! Я тебе завтра бабки переведу…

— Куда? — уточнил я, не совсем понимая, про что он говорит.

— Ну как куда… по СБП или СПБ… пфу ты, блин… По номеру, короче!

Что такое «СБП» или «СПБ» я знать не знал.

— Завтра сам зайду и заберу налом, — я потрепал его по плечу.

— А ключ…

— А ключ, как будут бабки. Утром деньги, вечером стулья. Слышал?

Я уже собирался уходить, но взгляд зацепился за полку в углу. Там стояли пластиковые бутылки с мутноватой жидкостью. Та самая самогонка, что я видел у Глобуса. Рядом лежал блок сигарет, на нём — сигареты без пачки, перехваченные резинкой.

— Слышь, предприниматель, а самогонка у тебя в какую цену? — спросил я.

— Да так, чисто символически, за пятьсот рублей литр отдаю. Сам с этого ничего не имею…

Я не стал слушать эти откровения бывалого зачесывателя. Но задумался, причём крепко.

Понятно, что Глобус свой нос красный не с минералки получил. Значит, закупается тут же. Но не уверен, что он столько алкоголя пьёт. Тупо денег не хватит… или он, может, поставляет свой «продукт» на продажу. Нет, ничего страшного в этом я не вижу, каждый вертится так, как умеет.

Меня другое волновало — чтобы эту дрянь вахтёр детям не толкал. Однако спрашивать у него на эту тему я не стал, всё равно соврёт, у него язык без костей. Но в память себе отложил — надо обязательно проверить при первой возможности.

— Ладно, братец. Запомнил я твой Черкизон. Бывай! — бросил я, наконец попрощавшись с ушлым вахтёром.

Глава 7

Как говорится: сделай дело — гуляй смело!

Вот и я, отстрелявшись, вышел из школы и остановился на крыльце, оглядевшись по сторонам.

Двор школы так и пестрел машинами. Мамы и папы (но в основном всё-таки мамы) выстроились в шеренгу, будто дежурные на блокпосту. Каждый родитель караулил своего ребёнка. Видимо не все ученики в школе были из неблагополучных семей. Вернее даже, все были из благополучных, кроме моего класса…

Я медленно обвёл взглядом огромную толпу, будто собравшуюся митинговать.

Вот это да…

Лично для меня картина была совсем уж непривычной. В мои школьные годы родители учеников пахали на заводах от зари до зари, и чада были предоставлены сами себе большую часть времени. Звонок отзвенел — и всё, дальше сам себе хозяин. Пешком, в обход гаражей, домой или с пацанами в футбол. Каждый решал сам… А тут — шагу без присмотра ступить нельзя.

Хорошо это или плохо, судить берусь — плохо! Когда мамка или папка тебя со школы встречают, портфель несут и выбирают сандалии. Кто ж под таким присмотром вырастет?

Ну и ощущение было такое, что никто в этом новом времени не работал в принципе. Иначе как объяснить, что посредине рабочего дня у школы собрался целый табун родителей?

Стоило мне появиться на крыльце, как одна зоркая родительница тотчас меня заметила.

— Девочки, вон Владимир Петрович! — взвизгнула она.

Её визг был воспринят как призыв, другие мамочки мигом повернулись в мою сторону. Ещё мгновение — и табун «поскакал» ко мне. Мамочки меня окружили, словно рой пчёл.

Одна — в белой джинсовой жилетке, другая — в блестящей лакированной кожанке, третья — вся в леопардовых пятнах.

Кстати, все они напомнили мне секретаршу директора. Лица такие же, будто этих девиц покусали пчёлы. Одна на другую похожие почти как две капли воды… будто на одной пасеке паслись.

Понимание пришло сразу же — походу никакие это не пчёлы. Хрен его знает, что они с собой делают, но похоже, что у людей тут своё понимание идеала красоты.

Я не знал, чего мамаши от меня хотели. Я всё-таки не Юра Шатунов, чтобы меня одновременно окружало такое количество женщин. А единственное, что приходило в голову, — разборки насчёт того малого, которого я в коридоре за шкирку взял.

Но нет — старшая из них, высокая, в красной курточке, неожиданно улыбнулась.

— Здравствуйте, Владимир Петрович, — пропела она сладким голосом. — Мы бы хотели вам принести коллективные извинения всего родительского состава седьмого «Б» класса.

О как.

Я замер, моргнул. Изменения? Или извинения? Ну да, когда у тебя губы надутые, правильно выговаривать слова крайне проблематично.

Мамочка протянула мне аккуратный конверт, а остальные закивали, словно хор бэк-вокалисток.

— Мы, конечно, сначала подумали, что это жестокое обращение с детьми, — протянула красная курточка. — Но потом София нам всё объяснила.

Вторая мамка в джинсовой жилетке захлопала ресницами, настолько длинными, что я даже сквозняк почувствовал.

— И мы считаем, что вы правильно сделали, — заверила она.

— Да-да, — встряла третья, с золотыми серёжками в форме сердечек. — Нужно такое поведение пресекать на корню! Иначе они же вообще на голову сядут!

Я стоял, слушал и чувствовал себя так, будто меня хвалит комитет по этике. Что отвечать — не знал, поэтому просто пожимал плечами. Конверт взял. Как я понял, туда положили «премию». Кто молодец? Я, что тут ещё скажешь!

Я сунул конверт во внутренний карман. Думал встать на лыжи — за спинами мамочек виднелся мой «Матиз». Но дамы на этом не остановились.

— А как у Иванова дела? — спросила первая.

— А как у Сидорова? — перекрикнула её вторая.

— Владимир Петрович, у Филатова официальное освобождение от физкультуры! — воскликнула третья. — Он вам справку принесёт.

Активность этих дамочек поражала. Было бы можно, и они сами бы сели за парту вместо своих сынков и дочек.

Ну а сейчас был нюанс — кто такие эти Иванов, Петров, Сидоров, я не знал. Поэтому ответить хоть что-то внятное тоже не смог бы.

Я поднял ладони, хлопнул так, чтобы гул стих.

— Так, дамы! Всё услышал, всё учту. Дела у всех хорошо, проблем в классе нет. А сейчас мне пора.

Я поднял руки над головой, сцепил пальцы и потряс.

— Всего хорошего!

Они закивали разом, как куклы, у которых головы на пружинах. И, к счастью, дали мне коридор для отхода. Я им тотчас воспользовался и принялся протискиваться к своему автомобилю.