Физрук на своей волне. Трилогия (СИ) - Гуров Валерий Александрович

— Альберт Николаевич Прыщаев — уважаемый человек, заметная фигура в городе, с которым лучше не спорить, — пояснил директор.

Я попытался припомнить такого, но память ничего не подсказала.

— И что тут без вариантов, если по закону?

— Есть единственный шанс, — заверил Леня, выдержав паузу. — Если наш класс выиграет олимпиаду, то школу оставят и дадут финансирование. Но… Владимир Петрович, вы, наверное, правы — олимпиаду нам не выиграть. И вряд ли стоит откладывать неизбежное. Я подпишу ваше заявление.

Директор пододвинул к себе моё заявление, взял ручку и уже собрался расписаться.

Я смотрел на него и думал. Смерть в девяностые была ради пацанов. Ради тех, кто бегал по дворам и верил, что свой район — это крепость. Тогда я не отступил. А теперь что? Взять и отмахнуться? Сказать: «не моё» и уйти?

Да и плевать мне на этот их закон. Что за закон, если он против людей? Сами же его придумывают так… Как говорится, законы пишутся так, чтобы их можно было нарушать. И сверху подчас начинают путать справедливость с удобством.

А вообще… закон будет работать только тогда, когда все равны. А пока кто-то ровнее — придётся подравнивать. Как кустики на газоне.

Я перевёл взгляд на заявление. Учителем работать, конечно, западло: зарплаты копеечные, авторитета никакого. Но дело не в этом. Помочь людям надо. Дети — это те же мои пацаны с района. И если я сейчас отступлю — это будет не просто поражение, а предательство самого себя.

А бабло можно зарабатывать и не в школе. Вон трудовик гоняет на иномарке — явно не на учительскую зарплату купил.

Ручка директора уже коснулась бумаги, и я резко поднял ладонь.

— Погоди, Лёня, — сказал я твёрдо. — Не спеши подписывать.

Директор замер, ручка застыла в воздухе. Глаза его метнулись на меня с недоумением.

Я наклонился вперёд, упёр локти в стол.

— Мы своих не бросаем. Я останусь.

Директор не верил ушам.

— Что?.. — выдохнул Леня.

— Ты слышал. Я останусь и выиграю олимпиаду.

На лице Лени смешались шок и надежда.

— Вы… уверены, Владимир Петрович?

— Уверен. И давай уже на ты, а то меня от твоего «выканья» уши режет.

Пауза затянулась, потом Леня выдохнул, словно сбросил мешок с плеч.

— Спасибо, — прошептал он тихо.

Я вышел из кабинета, притворив за собой тяжёлую дверь. Остановился у окна, глядя на двор.

Олимпиада? Ну и пусть. Если кто-то хочет поставить крест на этой школе, то придётся показать, что кресты мы ставим только на могилах тех, кто сюда сунется без спроса.

Я сжал кулаки и уже сделал шаг вперёд, когда услышал:

— Владимир Петрович!

Оборачиваюсь. Ко мне бежал щуплый мальчишка, лет десяти, рюкзак больше его самого, глаза горят. Он остановился, переводя дыхание, но улыбка так и не сходила с лица.

— Я так рад, что вы вернулись, — выдохнул он. — Я… я обожаю историю.

Я посмотрел на него внимательно. В этих словах была искренняя радость, что рядом есть тот, кто может научить, защитить, повести за собой.

Я кивнул.

— Здорово, шкет, — я взъерошил пацану волосы. — Как она?

Внутри стало спокойно. Ну что, пацаны. Война за школу началась…

Мальчишка в ответ расплылся в улыбке, а я пошёл дальше по коридору.

Всё. Решение принято. Окончательно и бесповоротно.

За своих я пойду до конца. Другого пути у меня никогда не было и не будет.

Глава 6

Я шагал по коридору, пустому после перемены, когда заметил знакомую фигуру. Сразу вспомнились строки из песни — она прошла, как каравелла по зелёным волнам…

Завуч.

Соня отстукивала каблуками по линолеуму, гордо вздёрнув подбородок. Шла прямо на меня, сверля взглядом так, как будто я ей задолжал пару миллионов и ещё проценты сверху. Шла она прямиком к директорскому кабинету.

Ну и думала, что я, как красная тряпка, ретируюсь при виде разъярённого быка.

Но нет, не угадала.

Старые привычки взяли верх. Я выставил руку поперёк коридора, преграждая завучу проход.

— Стоять, — бросил я. — Надо побазарить с глазу на глаз.

Соня впилась в меня холодным взглядом.

— Вы что себе позволяете, Владимир Петрович?

Я улыбнулся и чуть наклонил голову набок, как гопник из подворотни, который только что «присмотрел жертву».

— Соня, — продолжил я. — Я человек простой и с бабами не воюю.

— Что вы такое говорите, Владимир Петрович…

— То, моя хорошая, что я в курсе, как ты меня попыталась кинуть, и на первый раз закрою на это глаза, — пояснил я. — Но я тут олимпиаду собрался с парнями и девчатами выигрывать. Так что твоя помощь мне лишней не будет. Мир, дружба, жвачка?

Завуч вскинула брови так, что даже маска холодности на секунду дала трещину.

— Мир, дружба… Да вы про что?

— Соня, дурочку не включай, тебе не идёт, — я широко улыбнулся.

Повисла напряжённая пауза. Я сверлил завуча взглядом, отрезая любые возможные пути для отступления.

— Ну вы и хам трамвайный, Владимир Петрович, — она всплеснула руками. — И как вы, простите, собрались выигрывать олимпиаду? Что, учеников бить будете, чтобы они уроки учили?

Показалось? Или в глазах Сони блеснула искринка, указывающая на то, что её заводит наш разговор.

— По-разному можно, — хмыкнул я, всё ещё не убирая руки. — Главное в нашем деле — результат.

— Уберите руку, — процедила Соня сквозь зубы, фыркнула и попыталась пройти.

Я подождал секунду, нарочно медленно отнял ладонь от стены.

— Ты бы над моим предложением подумала, а то оно истекает завтра.

— Ещё чего! — завуч снова задрала подбородок и зацокала каблуками дальше по коридору.

Я посмотрел ей вслед, как она уходит, покачивая бёдрами, с таким видом, будто на голове у неё корона из килограмма золота.

У самой двери в кабинет она бросила через плечо, даже не оборачиваясь:

— Лучше бы вы, Владимир Петрович, расписание запомнили. Сегодня, между прочим, класс остался без истории и ОБЖ.

Дверь в приёмную хлопнула, и я остался в коридоре один.

— Ну ладно, Соня… значит, война продолжается.

С бабами воевать — сомнительное удовольствие, но если их не пресекать, то кровушки они посворачивают…

Плавали — знаем.

Я коротко пожал плечами и, сунув руки в карманы, присвистывая, пошёл дальше. Уже думая о том, что расписание и правда бы не помешало посмотреть. Я ведь даже не в курсе, когда, какой и в каком классе у меня урок. Учитель, блин…

А что до Сони, понятно, что у нас ещё будет разговор. Не сегодня, так завтра.

Учительская встретила меня гулом женских голосов.

— Знаете, девочки, а я вот через совместные закупки духи на распив беру! — как Ленин с трибуны вещала полноватая тётка, встав посреди учительской.

Очки в роговой оправе, дулька на голове и орлиный нос — из тех, что бросает тени в солнечный день.

Несколько учительниц сидели за столами, делая вид, что слушают. На деле же они ковырялись в тетрадях и телефонах.

Но стоило мне переступить порог, и в учительской будто выключатель щёлкнули. Разговоры сразу стихли. Несколько женских взглядов уставились на меня колюче. И почти сразу две «дамы» — математичка в строгой кофте и физичка с фиолетовым платком в горошек на плечах. Кто они — было написано на бейджах, приколотых к груди.

Понятно всё. Я обернулся, провожая их взглядом. Завуч уже постаралась навести тень на плетень. Так сказать, посеяла недоверие и теперь ждёт, пока оно пустит корни.

— Ты там про духи вещала, продолжай, — подмигнул я совершенно опешившей химичке. — Извини, перебил.

Она бочком-бочком, вдоль стены, тоже выскочила из учительской. Как ветром сдуло.

Я не стал никого останавливать. Подошёл прямо к стенду, где висело расписание. Глаза быстро скользили по таблицам. И сразу возник резонный вопрос — а как меня теперь звать-то? То, что я Владимир Петрович — понятно, а какая у меня фамилия в этом теле?

Я нахмурился, пытаясь припомнить. Вот только вспомнить не получалось. Тогда в голову пришла мысль: логично, что тот, кто ведёт историю, тот я! Я нашёл нужную строчку: «История — Гордеев В. П.»