На Литовской земле (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

В отличие от шотландских мушкетёров Лайоша Каннингема, что состояли на службе у гетмана Ходкевича. Именно им, их роте, поручено было оборонять холм.

Стоило только казакам перебраться через вал, как по ним тут же дали слитный залп полсотни мушкетов. Казаки сразу откатились обратно, однако были они людьми упорными и бросать выполнение приказа без веской причины не собирались. А уж полсотни или даже сотня шотландцев не были таковой.

— Бегите в Варшаву, — велел старшой сразу троим казакам. Двое из них были ранены, а третий просто мальчишка, и старшой не хотел рисковать его молодой жизнью. — Передайте, что тут нужно ещё с сотню казаков, чтобы взять этот чёртов холм.

Сам же, вместе с остальными, вернулся к верхушке вала. Не особенно высовываясь, они принялись палить по шотландцам, защищавшим редуты, да и по самим редутам, чтобы хоть немного замедлить работу пушкарей, заставить их пригнуть головы. Солдаты Каннингема отвечали прежними слитными залпами, не давая казакам выглядывать из-за верхушки вала, поэтому огонь казаки вели неприцельный — лишь бы успеть пальнуть да нырнуть обратно, покуда враг не выстрелил в ответ. Пушкари же быстро перестали обращать на них внимания и заработали в прежнем темпе, обстреливая левый фланг коронного войска.

— Погодите же, чёртовы дети, — шипел сквозь зубы старшой. — Уж сейчас придёт к нам подмога, иначе запоёте, собацкое ваше племя.

Подкреплений долго ждать не пришлось. Спустя час или около того такой странной перестрелки к холму подошли полторы сотни казаков и тут же принялись карабкаться на него, чтобы присоединиться к людям старшего для решающего штурма.

Вот только и командир шотландцев понимал: казаки только отвлекают его, и скоро соберутся с силами и ударят снова. А потому и он отправил в тыл гонцов за подкреплением. И вот, когда люди старшого, которого сменил уже сотенный есаул по имени Растеряй, снова полезли на вал, там их уже ждала полная рота мушкетёров. Каннингем и его люди поднаторели в обороне валов, потому что именно его шотландцам выпала удача служить в штурмовой дивизии Ходкевича и что ни день сражаться в потешных битвах с выбранцами, лезущими к ним на насыпи. Поэтому-то их, одних из немногих, и забрали в осадную дивизию, и теперь они воевали там, где их навыки пригодились лучше всего.

Дав казакам забраться на вал, Каннингем, чьи шотландцы уже ждали с заряженными мушкетами, стоящими на подсошниках-фуркетах, чтобы руки не уставали держать их готовыми к стрельбе, дали залп по врагу. Казаки откатились обратно за вал, но не таков был сотенный есаул Растеряй: раз уж дан ему приказ взять холм, он его возьмёт. Любой ценой.

— А ну, сучьи дети, — рявкнул он на своих казаков, — чего хвосты поджали? От пуль не бегали и бегать не станем. Головы пониже — и за вал!

И первым, подавая пример остальным, кинулся в атаку. У кого были пищали заряжены, высунулись из-за вала и сперва пальнули по изготовившимся уже шотландцам, но больше было таких, кто с саблями да ножами сразу кинулся в жестокую круговерть съёмного боя. Шотландцы, конечно же, успели дать ещё один залп, стоивший жизни многим казакам, и тут же взялись за шпаги. Тяжёлые, пехотные, какими и рубить можно. Кое у кого были и дедовские палаши, больше похожие на мечи, и рубились ими шотландцы ничуть не хуже, чем запорожцы саблями.

Схватка завязалась прежестокая. Обе стороны не собирались уступать друг другу. Вот теперь уже люди убивали друг друга с остервенением, с ненавистью, ведь если не ненавидеть врага, как его рубануть по лбу палашом, да так, чтобы у него череп надвое раскололся, как валить его наземь и втыкать в него нож раз десять, чтобы уж точно не встал, как разбивать пудовым кулаком лицо, чтоб зубы во все стороны, а враг падал на колени, отплёвываясь кровью да утирая юшку. Забыв обо всём человеческом, две сотни людей убивали друг друга, но пока они сражались, дрались не на жизнь, а на смерть, пушки из редутов продолжали стрелять.

Я подумывал отправить на помощь Каннингему ещё сотню гайдуков, те тоже хороши в съёмном бою, однако это не просто сократит и без того небогатые наши резервы, ведь на поле мы с курфюрстом вывели почти всю пехоту, но и может показать врагу, что у нас есть ещё кто-то, кроме тех жалких двух хоругвей, гайдуцкой и выбранецкой, что мы держали сейчас в ближнем тылу. И без того мне казалось, что обман с дивизией фон Вальдека, стоявшей теперь в пяти милях от поля боя, может открыться в любой момент. Нас слишком мало для штурма стен, даже с войсками курфюрста и его тяжёлыми пушками, и мне это казалось прямо-таки очевидным, как этого не замечают из Варшавы, я просто не понимал.

— Скоро их левый фланг обрушится, — проговорил курфюрст, отвлекая меня от мыслей, — и тогда туда нужно будет ударить гусарами.

— Для гусар ещё время не пришло, — покачал головой я. — Они нам пригодятся, когда дело дойдёт до конной схватки. Здесь же хватит и рейтар, они вполне способны загнать отступающую пехоту за валы.

— И тогда вы отправите в бой штурмовую дивизию, которой командует граф Вальдек? — поинтересовался курфюрст.

— Этот козырь лучше держать в рукаве до последнего, — возразил я. — Если удастся обрушить вражеский фланг, то справимся пока и своими силами.

— Но зачем держать такие значительные силы в тылу? — в очередной раз спросил у меня курфюрст. — Я понимаю, вы скрываете их от вражеских глаз, однако не стоит ли ввести хотя бы часть свежих солдат, а не кидать в атаку на валы тех, кто сражается не первый час.

— У нас есть резерв из гайдуков и выбранцов, — напомнил я, — они вполне хороши при атаке на валы, когда там не изготовившиеся в обороне солдаты, а только что побитые и потому не готовые к новой драке. Да если удастся прорваться в шанцы, там от венгерской пехоты будет куда больше толку, нежели от немецкой или шотландской.

Пушки с холма продолжали стрелять, почти подавив артиллерию врага на его левом фланге и нанося урон пехоте. Ядра прокатывались через строй, ломая солдат, оставляя в ровных рядах замойской пехоты, а там стояли именно замойцы в добротной, не потерявшей ещё лоска одежде, кровавые просеки. Однако выучены замойцы были отлично, покалеченных тут же оттаскивали ближе к валам, а на их место становились товарищи из задних шеренг. Огонь замойские мушкетёры вели безостановочно, палили слитными залпами, от которых их роты окутывало настоящими облаками порохового дыма.

Будь на их месте кто другой, возможно, уже дрогнули бы, однако всё, что говорили мне о замойской пехоте, оказалось правдой. Солдаты стояли под огнём, и ровные ряды их лишь колебались, когда их обстреливали.

Наоборот, наши наёмные мушкетёры с гайдуками, что сражались против замойцев, начали давать слабину. Я отлично видел со своей позиции, как качаются ряды пехотинцев после каждого залпа замойцев, как унтера раз за разом приводят в чувство уже готовых сорваться и нарушить строй солдат. Надолго ли хватит дисциплины наёмников и, особенно, гайдуков, не знал. А значит, несмотря на то, что подавить врага на левом фланге не удалось, придётся кидать в бой кавалерию. Рано, но ничего не поделать, иначе уже наш правый фланг окажется под угрозой развала. Порой одного вида атакующих всадников хватало, чтобы поднять боевой дух пехоте, и она продолжила сражаться, хотя вот буквально только что солдаты были готовы бросить оружие и бежать сломя голову.

— Отправляйтесь к Тамбиеву, — велел я ближайшему пахолику, — и велите атаковать вражеский левый фланг. Козиглове — поддержать его. Пушкарям с холма бить только по шанцам, обстрел пехоты врага прекратить.

Я не хотел, чтобы пятигорцы, ударная сила нашего войска, мало чем уступающая гусарам, попали под обстрел собственных орудий. Поэтому к холму рвануло сразу трое гонцов, хоть один, а доберётся до редутов и передаст приказ.

Конечно, пятигорцы шли в атаку не так красиво, как гусары. Мало отличаясь от панцирных казаков, они несли пики, управляться с которыми умели отлично, и шли сомкнутым строем. Сперва шагом, после — быстрой рысью, чтобы разогнать коней до галопа прямо перед ударом. Не таким сокрушительным, как гусарский, однако, как ни крути, а истощённым долгой перестрелкой замойцам должно хватить и этого. Тем более что пятигорцев поддержат рейтары, которые уже заскучали, наверное, ездить позади пехоты, выбирая место для атаки. Ведь такого всё не находилось. Ну а теперь я сам им его указал.