Системный рыбак 3 - Сергей Шиленко

в тишине. Он переносил тарелки в дом, где складывал их аккуратной стопкой на кухонном стол.

Я прошёл через двор к крыльцу. Маркус сидел на ступеньках, привалившись к перилам. Рядом с ним, чуть в стороне, устроилась Aмелия. Она сидела прямо, как и положено аристократке, но её плечи расслабились, а взгляд блуждал где-то в темноте двора.

Слуга прошёл мимо нас с очередной охапкой посуды. Скрипнула дверь. Звяканье глины о глину донеслось из дома.

Рид запрыгнул на крыльцо и устроился рядом с Маркусом, обернув хвост вокруг лап.

Я опустился на ступеньку между парнем и девушкой. Костёр догорал, отбрасывая слабые блики на опустевшие столы.

Несколько мгновений никто не говорил. Просто сидели и смотрели на угли.

Маркус первым нарушил тишину.

— Ну и денёк, — Он потянулся и зевнул. — У меня, кажется, ноги отваливаются.

— А у меня руки, триста шестьдесят два блина это вам, не шутки.

— Триста шестьдесят два? — Амелия удивлённо приподняла бровь. — Ты считал?

— Привычка.

Маркус вдруг хитро ухмыльнулся и полез за пазуху. Через секунду в его руках появилась небольшая глиняная бутыль, заткнутая деревянной пробкой.

— Это ещё что? — спросил я.

— Медовуха, — он заговорщически подмигнул. — Притащил тайком, пока старшие не видели.

Он выбил пробку зубами и протянул бутыль мне.

Я понюхал. Сладкий запах меда и чего-то травяного. Ну что ж, почему бы и нет. При взрослых жителях деревни мы не пили, а вот сейчас можно расслабиться после тяжелого дня.

Сделал глоток. Жидкость разлилась по телу тёплой волной.

— Неплохо, — я передал бутыль Маркусу.

Он тоже глотнул, крякнул и передал дальше.

— Нет, спасибо, — Амелия покачала головой. — Я лучше взвар.

Рядом с ней стояла кружка с тёплым ягодным настоем, который я приготовил для гостей из трав Равенны. Она подняла её и сделала маленький глоток.

Некоторое время мы просто сидели молча, глядя на закат. Небо меняло цвета: от золотого к оранжевому, от оранжевого к розовому, от розового к тёмно-синему.

— Знаешь, — Маркус вдруг заговорил, — я вспомнил свою первую охоту.

— И?

— Мне было двенадцать. Отец взял меня на кабана. Настоящего, взрослого, со здоровенными клыками. Я был уверен, что готов. Тренировался месяц, точил нож каждый день, представлял, как буду героически сражаться…

Он сделал паузу и глотнул из бутыли.

— И что случилось? — спросила Амелия, явно заинтересовавшись.

— Мы нашли кабана. Отец говорит: «Давай, сын, твой выход». Я выхожу из укрытия, поднимаю копьё… и тут эта туша разворачивается ко мне мордой.

Маркус изобразил жестами что-то огромное и страшное.

— И я понял, что кабан на картинках и кабан вживую это, мягко говоря, две большие разницы. У него глаза такие… красные, злые. Клыки торчат. И он смотрит на меня так, будто уже решает, какой частью меня перекусить первой.

— И что ты сделал? — Амелия подалась вперёд.

— Развернулся и побежал, — Маркус развёл руками. — Со всех ног. Забрался на ближайшее дерево и просидел там, пока отец не разобрался с кабаном сам.

Амелия расхохоталась. Не сдержанно, как положено благородной девице, а искренне, от души. Она смеялась так, что ей пришлось отставить кружку, чтобы не расплескать взвар.

— Ты? — она пыталась отдышаться. — Ты убежал от кабана?

— Эй, мне было двенадцать! — Маркус притворно надулся. — И это был очень большой кабан!

Я тоже усмехнулся. Представить себе Маркуса, который сейчас мечтает попасть в Секту Убийц Монстров, сидящего на дереве от страха перед обычным кабаном, да, это и впрямь было забавно.

— А ты? — Маркус повернулся к Амелии. — У тебя есть какая-нибудь история из детства?

Она замялась, и я заметил, как тень пробежала по её лицу.

— Не совсем… — начала она.

— Ладно, не обязательно, — Маркус махнул рукой. — Давайте лучше ещё выпьем.

Он снова передал мне бутыль. Я сделал глоток и откинулся назад, упираясь спиной в перила крыльца.

Небо потемнело, и на нём начали проступать первые звёзды. Тёплый вечерний воздух пах травой и речной свежестью. Где-то вдалеке кричала ночная птица.

Я смотрел на это небо и понимал, что впервые за долгое время чувствую себя… спокойно. Не просто без угрозы для жизни, а по-настоящему спокойно. У меня был дом. Были друзья. Было дело, которым я хотел заниматься.

Рид послал мне мысленный образ: безопасность, еда, вкусная еда, очень вкусная еда.

— Да, приятель, — я почесал его за ухом. — Я тоже так думаю.

Амелия посмотрела на меня, в её глазах, сейчас было что-то мягкое.

— Ив, — сказала она тихо. — Я хотела… в общем, спасибо. За всё.

— Не за что.

— Нет, есть за что, — она покачала головой. — Ты спас мне жизнь. Не один раз. И я…

Она замолчала, подбирая слова.

— Мой долг перед тобой всё ещё не погашен, — закончила она наконец. — И я не знаю, как его вернуть.

— Может, и не надо, — я пожал плечами. — Может, дружба это не про долги.

Амелия моргнула, потом на её губах появилась улыбка, маленькая, едва заметная, но настоящая.

— Может, ты прав.

Момент тишины разрушил звук тяжёлых шагов. Кто-то очень бодро приближался к калитке.

Рид поднял голову, его уши насторожились. Маркус тоже подобрался, рука инстинктивно потянулась к поясу, где у него обычно висел нож.

У калитки остановилась тёмная фигура.

Крепкий мужчина, закутанный в плащ с капюшоном, скрывающим лицо. Я узнал его, слуга Эммы, тот что всегда следовал за ней по пятам.

Он не стал открывать калитку. Просто протянул руку сквозь щель между досками и положил что-то на столбик.

Какой-то конверт.

— Что это? — спросил я, поднимаясь с крыльца.

Мужчина молчал, его глаза, едва видимые в тени капюшона, смотрели на меня холодно и неподвижно.

— Эй, — я шагнул к калитке. — Я спросил, что это?

Но слуга уже развернулся и зашагал прочь, через несколько секунд темнота поглотила его фигуру.

Я подошёл к калитке и взял конверт. Плотная бумага, хорошего качества. Печать тёмно-красная, с вдавленным гербом.

Маркус подошёл и встал рядом.

— Что там?

Амелия тоже поднялась, её глаза сузились.

— Это… герб Винтерскаев, — сказала она негромко.

Винтерскаи. Я повертел конверт в руках, это имя ровным счётом ничего мне не говорило.

Сломал печать. Развернул письмо.

Почерк был уверенным, с резкими, агрессивными завитками.

'Ублюдок,

Покупка дома ничего не меняет. Ты как был никем, так им и останешься. Эмма больше не твоя забота. Если я ещё раз увижу тебя рядом с ней, или узнаю, что ты пытался с ней связаться, я лично позабочусь о том, чтобы ты исчез. Навсегда.

Считай это последним предупреждением.

Виктор Винтерскай'

Я перечитал письмо, потом ещё раз.

Текст письма никак не хотел складываться в осмысленную картину.