Второй шанс (СИ) - Киров Никита

— Сима — крутой! — тот выпучил глаза.

— Мы круче.

Рассказал всё: и кто такой Сима, что он глава дворовой банды, промышлявшей воровством шапок и цепочек с прохожих и мелким разбоем. И как помогал ему — подсказал о времени и стоял на шухере. Ну и поведал, где сидит этот Сима.

Будто не понимал, что делает. Да всё он понимал, скотина. И долю получил ещё, и потратил. Ну, брат очень огорчится, но явно не бросит попыток сделать из него человека, выбивая из него всю дурь.

Что удивило — тупорогие друзья Игорька, бухавшие с ним, были не в курсе, откуда бабки. Он говорил им, что они с большого дела, строил из себя крутого пацана, двигающегося с серьёзными людьми.

Но такой поступок с братом оказался западлом даже для них, ведь и Гришу знали, и такое не одобрили. Да и слышали, как Игорёк божился. Хотя могли бы и догадаться, откуда пошли бабки. Но тупорогие, просто пришли побухать нахаляву, как приятели нашего Славика, тусующиеся с ним по клубам. Зато общаться с косячником они точно больше не будут.

Но основная часть бабла осталась у Симы, он ещё не всё потратил, и надо забирать то, что выйдет. Вдвоём с Царевичем мы запугали эту компашку малолеток, но этих мало, а там людей побольше. А когда малолеток становится много, в толпе у них отключаются мозги, и они теряют берега. Да и сам Сима отмороженный. Надо, чтобы прикрывали. Поэтому нападём внезапно, решим вопрос серьёзно, чтобы до всех дошло.

Поэтому начали звонить, чтобы собрать всех на помощь.

И никто не отказал, несмотря на поздний час. Наши — само собой, пришли все, ведь они ждали, что мы позовём. Пришли Шопен, Шустрый, трезвый Халява, скоро обещал подъехать Газон. Но мы решили не переть на рожон, и вызвонили Маугли.

Он, так как был в курсе истории ещё со вчерашнего вечера, откликнулся и взял своих друзей-офицеров.

Все собрались неподалёку от самодельной качалки, где заседал Сима, явно мечтая, что скоро сам станет серьёзным авторитетом в городе. Но его планы мы обломаем.

Парни стояли кучкой, курили, обсуждали, но пока не по делу, просто вспоминали. Все трезвые.

— Хуже всего было в самом начале — тридцать первого числа, — вспоминал один, плечистый мужик, в темноте я не видел его лица. — В первые часы, когда ещё ничего не понятно было, куда попали. Если бы сразу сказали, что будет, не было бы таких потерь.

— Угу, — закивал другой.

— Мужикам же сказали — ни в кого на улицах не стрелять, проверять документы, оружие изымать. Будто кто-то из «духов» его бы отдал. Совсем там все оторванные были от жизни, кто такие приказы отдавал. А пацаны некоторые так вообще разошлись по улицам, магазины искали. Думали, ещё работают, купить хотели всякого, чтобы Новый год отпраздновать. И потом как давай стрелять, организованно. Запустили в город и расстреляли. Показали сразу, куда мы попали. Прямо в ад, на. Нашим-то я запретил машины покидать, а пацанов положили прям по дворам.

— Видел такое, — сказал Царевич. — Но у нас был капитан Аверин, сразу весь расклад дал. Вот мы и выжили.

— Помню его, — подтвердил офицер. — Матёрый мужик был. Меня жена в церковь недавно притащила, так я за него свечку ставил. Нас тоже прикрывал тогда, а то бы «духи» пожгли нас. Будь он живой — сейчас бы точно пришёл, не любил такого беспредела.

— Вот там, в Чечне, только про гражданку вспоминали да про девочек рассказывали, — недовольно проговорил Халява. — А здесь все разговоры об одном и том же.

— Так и есть, — плечистый закивал. — Сам на себя ругаюсь, но всё равно тянет повспоминать.

Это капитан Федин, усатый мужик, настолько смуглый, будто соляра въелась в его кожу. Он был командиром танковой роты, и это одна из его «коробочек» тогда взорвала нашу тушёнку.

Федин уволился из армии, сейчас ездил челноком в Китай, продавал шмотки на рынке. Ещё был разведчик Сунцов, ныне работавший грузчиком в строительном магазине, невысокий угрюмый мужик.

Третьего офицера я не знал, Маугли представил нас. Это Витя Романов, старлей, ныне работавший в частной охране. В Чечне он не был, но служил в Таджикистане, где тоже было жарко, и с другими поддерживал контакт.

Ну и появился Моржов, десантник, опер, но сейчас он будто бы пришёл, как частное лицо. Он нужен, чтобы проследил, что всё пойдёт как надо после сеанса воспитания. Нам же нужно проучить гадов, но чтобы самим после этого не уехать на зону. Ну и не на кладбище, конечно, если противник вдруг решит биться до последнего.

Я рассказывал, что узнал. Наши парни привыкли меня слушаться, отставные офицеры ко мне ещё только присматривались, но расклад я давал грамотный. Офицеров здесь много, и слушаться бывшего сержанта они точно ни с того, ни с сего не собираются. Но сейчас гражданка, в которой они своего места особо и не нашли, и запросто общаются с нами. Там бывали разные офицеры, но в этих можно быть уверенным, что не сдадут. И заодно — поддержим знакомство и после войны, это очень важно.

Да и дело такое, которое могло коснуться любого из нас. Любой мог вернуться оттуда инвалидом, и у него так же могли отобрать всё. Поэтому все так злы.

— Ну что, пойдём — поговорим с ними, как надо, — закончил я. — Он там так и сидит со своей кодлой. И думает, что ему всё можно. Зря он так решил.

Глава 5

Мы шли в темноте, решительные, настроение не подавленное, наоборот, даже появился какой-то раж. Потому что идём всей толпой, вместе, прикрывая друг друга. Но при этом не лезем на рожон, не пьяные, с холодными головами, понимаем, чего хотим добиться.

Я шёл впереди, слушая, что обсуждают офицеры.

— А ты ещё телевизору веришь, — Маугли усмехнулся, разговаривая с танкистом. — По ящику то сказали, по ящику это, — передразнил он.

— Вот я смотрю телевизор, — капитан Федин расправил усы, — потому что уверен в нём на все сто: всё, что там говорят — полный п***ж!

— Ну ты живчик, конечно, сказанёшь порой, — произнёс наш новый знакомый, лейтенант Романов. — А вы слышали, пацаны, как Федина хоронили? Живчик он и есть живчик.

— Нет, — отозвался Царевич. — А что там было?

— Так чё. Приехал груз двести в наш родной город — цинковый запаянный гроб. Пишут, мол, капитан Федин, командир танковой роты, пал в боях за Родину, героически погиб при взрыве танкового боекомплекта, ну и так далее и так далее. Гроб вскрывать не дали, кстати. Закопали, дали залп, помянули, а через сорок дней он сам приехал. Живой.

— Не того в гроб положили, — догадался Халява. — Бывает. У меня вот жетон Царевича, — он потянул цепочку на шее, — мы с ним менялись на удачу. Если бы чё случилось с одним из нас, похоронили бы совсем не того.

— А я бы знал, предупредил бы по телефону, — сказал Федин. — А мне отпуск дали, я довольный домой еду, сюрприз думаю всем устрою, обрадую. Захожу во двор, батя дрова рубит, меня увидел, аж топор выронил, сел на пенёк, лицо покраснело. Я уж думал, сердце у него схватило, домой забегаю таблетки какие-нибудь взять, а там мать меня увидала, как давай орать благим матом, и икону достала. Вот рёву-то было.

— Зато живой, — заключил я.

— Ну да, — танкист закивал. — Паника кончилась, прорыдались, потом все только радовались, что живой.

— Лучше живой и здоровый, чем мёртвый и больной, — вставил Шустрый с усмешкой.

— Это да, — Федин заржал. — Но лучше без таких сюрпризов. А могилка всё-то стоит, не выкапывали бедолагу какого-то, всё-то в военкомате разобраться не могут, кого в гроб упаковали и с какого перепугу на меня подумали. Напутали что-то в штабе, спорят ещё, что это я там лежу. А я и не тороплю. Раз место занято, то точно поживу ещё, рано пока на тот свет.

Танкистов мы любили и уважали. Мужики эти крепкие, как броня танков, на которых они шли в бой. Они горели и погибали целыми экипажами, но никогда не предавали и не бросали нас.

Танк в городе — машина очень уязвимая. Им обязательно нужно было прикрытие пехоты, без него они умирали быстро, поэтому взаимопонимание у нас появилось с самого первого дня.