Кондитер Ивана Грозного 2 (СИ) - Смолин Павел

Кондитер Ивана Грозного 2

Глава 1

За большим, оснащенным двумя слоями стекол окном бушевала метель, превратившая разгар дня в бело-серый сумрак и скрывшая собою весь мир за стенами моей усадьбы. Говорить об этом имею право уверенно — дорогущие, с самой Франции, стекла почти не искажают окружающий мир. Баланс между жабой и желанием иметь нормальные окна смещен в сторону первой, но в горнице-гостиной и своем рабочем кабинете окошечки сделал как надо, гостей очень впечатляет.

Впечатляет гостей и многое другое. Первое и ключевое — топиться по-черному я не желал принципиально, и очень удачно, что за остаток сентября и цельный октябрь нам с Ярославом и его подручными удалось создать работающий прототип нормальной печки, а следом, на кураже и опыте прокладки хитрых дымоходов, еще две ее разновидности: «голландку» и «голландку с плитой». Первая годится для отапливания помещений без необходимости готовить пищу, а вторая имеет все шансы стать самой популярной печкой на Руси: в отличие от полнопрофильной «русской», ее сооружение выйдет гораздо дешевле.

Пользу печи полноразмерной в полной мере осознать смогли только мы с кухонной братией, а народу к запеканию и томлению не склонному больше понравились «печи малые». На них-то, с упором на «голландки» обыкновенные, к кулинарии малопригодные, основные силы монастырских каменщиков сейчас и брошены. Туда же стекаются весь свободный кирпич да раствор со всей округи. Хорошо, что я предусмотрительно набил склады своего поместья строительными материалами под самую завязку, до самого лета их на развитие хватит. А там и свой кирпичный заводик заработает, став прекрасным дополнением к уже имеющейся лесопилке.

У важнейших батюшек во главе с игуменом и келарем новые печки уже есть, но первым делом, понятное дело, таким чудом с большой радостью и молитвами оснастили монастырский храм и — не без моего участия — посадскую церковь. Шефство над Силуановым приходом взял, в моем поместье покуда людей мало живет, собственная церквушка нам без надобности, поэтому ходим в посадскую. Ну а чертежи всех трех печей со всем уважением уехали в Москву Даниле вместе с ошалевшим от такой удачи опытным мастером-печником. Ежели будет на то воля Государева, сами палаты его печкою оснастит — это ли не счастье великое?

Удивляются гости чистоте, свежести воздуха, теплу и непривычной организации пространства. Могу себе позволить широкие коридоры с дверными проемами и радикально отличающуюся от актуальной времени планировку — во главу угла поставлено ощущение простора, поэтому получилось что-то вроде разделенной арками студии. Это позволяет теплому воздуху свободно циркулировать, а чисто побеленные стены и потолок визуально добавляют объема.

Освещение влетает мне в копеечку, но на сводчатых потолках висят железные люстры со свечами. Толку с них не так уж и много, без лампадок да лучинок в темное время суток один черт читать можно только через боль в глазах, но по статусу положено. Пол покрыт шлифованными широкими дубовыми досками. Натерты воском, а сверху — половики в коридорах и ковры в обитаемых помещениях. Утеплять пол смысла нет — третий этаж мой «терем» занимает, а на втором тоже живут люди, и тоже работают «голландки».

Классическая компоновка усадьбы в эти времена: первый этаж выстроен из камня, в нем окон почти нет, а те, что имеются, узенькие, и их похожесть на бойницы не кажущаяся: бойницы и есть, потому что первый этаж в эти времена немножко затачивается под оборону. Не отапливается первый этаж никак: это же склад добра по сути. Немного продолжается усадьба и под землею — там у нас ледник здоровенный выкопан и оборудован, а еще обыкновенный погреб.

Второй этаж представляет собой чисто утилитарный деревянный сруб, но окошки и в нем ниче такие, слюдой закрыты. Там у нас кухня с полноразмерной печкой, жилые покои для особо ценных мастеров и начальства моей невеликой дружины и пара кладовок с укрепленными дверьми для хранения средней ценности (в том числе и арматура воинская, типа арсенал) добра. Добро совсем ценное хранится на моем, третьем этаже.

Планировка второго этажа «барачная», первого так и вовсе отработанная веками — я в замысел архитектора влез только на этапе моего личного жилья. Сердце его — мой рабочий кабинет, местные такое помещение называют «мыслильней». Стол у меня высокотехнологичный, с выдвижными ящиками, специальными углублениями под чернильницы и самодельным органайзером для всего остального. Не на стуле перед ним сижу, но в настоящем кресле с высокой спинкой и мягким, обтянутым кожей и набитым шерстью, сиденьем.

Поработал и над системами хранения — стеллажики с полками для бумаг, хитрой внутренней конструкции (разделен на сектора) дубовый запирающийся сундук для важных документов и личного архива. Проблему со светом люстре и большим окнам помогает решать усовершенствованная лампадка: отражатель из полированной жести помогает концентрировать и направлять на мой стол скудный световой пучок. Мечтаю о нормальной керосинке.

Ко столу моему канонично прислонен торцом еще один, уже без ящичков, самый обыкновенный длинный стол. Для планерок, разборов полетов и совещаний другого формата потребен. Второй для них важный атрибут — большая, покрытая воском доска на стенке, пригодная для записывания на нее идей и «повестки» совещания. Нормальный оплот бюрократии получился, а работники, коим здесь довелось позаседать, дали мне пищу о размышлениях на тему «ко всему человек привыкает», ибо очень быстро принялись оперировать подсказанным мной «новоязом»: «проект», «дорожная карта», «смета», «сроки реализации» и так далее. Нравится это русичам, прямо ощущают свое превосходство над коллегами «старого образца».

Опочивальня моя тоже не обошлась без «приветов из будущего», и начинались они прямо с кровати. Не полати, а нормальная, на основе высокого и широкого деревянного каркаса. Вместо надоевшего тюфяка — набитый овечьей шерстью матрас. Тоже то еще удовольствие на самом деле, но лучше, чем было! Постельное белье привычного формата пошито из мягкого льна. Полог над такой кроватью — не каприз и не понт, а необходимость: тонкая, светлая тряпица надежно оберегает (будет оберегать, сейчас-то комаров с мошкарою уже нет) меня от кровососущих насекомых. Кроме клопов — эти не летают, а ползают, сволочи такие, никакого спасения нет.

На стеночке рядом со входом висит умывальник вполне привычного моим современникам образца. Кокетливая, резная полочка для мыла в наличии. Мечтаю о водопроводе, а пока радуюсь и этому.

И моя гордость — гардеробный шкаф! В глазах окружающих — поставленный «на попа» здоровенный раскрашенный березками сундук. Двойная дверца ведет в большой отсек с перекладиной для развешивания вещей, третья открывает доступ к полочкам.

А теперь вернемся в горенку. Главное отличие, если не смотреть на окна, заключается в мебели. Стол — он и в Африке стол, дубовый, скатеркой белой прикрыт, но стулья и лавки здесь выгодно отличаются теми же мягкими седалищами и спинками. Полки на стенах выглядят пустовато, но рано или поздно на них появятся книги и всяческие диковины прикладного и эстетического свойства. Особенно горжусь я вон той лавкой у стены напротив окна: целиком кожей обтянута, валики мягкие имеются, всамделишный протодиван!

Гостям терем мой сплошное удивление и демонстрация богатств несметных (хотя бюджет, если в расчет окна и затраты на не-типовой проект не брать, очень даже скромный выложить пришлось), а мне — удобное и уютное жилище. Первое за долгие месяцы, которое я могу назвать домом без всяких кавычек и допущений.

— Ченьслером главного их кличут, — припевая теплый отвар на травках и шиповнике (нету чая, но не то чтобы я его фанатом был, мне травки родные больше нравятся), рассказывал мне вернувшийся вчера вечером из Москвы «торговый представитель».

К отвару на столе имеются медовые прянички, а гостя зовут Афанасием Васильевичем. Третий сын купеческой на поколения вглубь веков семьи, лет ему двадцать шесть, темно-русые кучерявые борода с волосами всегда аккуратно пострижены и уложены, карие глаза смотрят на мир с живым любопытством и отражают немалый ум, и я должен отдать дядюшке Даниле должное: лучшего кандидата на роль главного моего связного с мировым рынком и желать нельзя.