Марс, 1939 - Василий Павлович Щепетнёв

и какая разница, все равно неба нет, а в поселениях времени вообще не было, жили по гудкам: побудка, работа, поверка.

Шаров уже не удивлялся безлюдью переходов: не принято было в городе гулять. Отслужил четырнадцать часов, поел, где кому положено, – и отдыхай, зря кислород не жги. Общаться – перед службой, на политчасе. Ничего, на Земле тоже к тому шло.

Квартал вожаков – просторный, раза в три шире других, охранялся. Тамбуров не было, но воздух всегда оставался свеж. Отсюда он и растекался по всему Алозорьевску по сложной вентиляционной системе, двести верст ходов и труб, а бежит сам, без моторов, естественным током.

Шаров слушал пояснения Кологривкина, недоумевая, зачем было посылать на Марс его, Шарова. Спросили бы санитарного ответственного, кто шпион, и дело с концом. Очень даже просто.

Резиденция первого вожака узнавалась безошибочно: будочка с охранником, яркие панели люцифериновых светильников, даже что-то вроде площадки.

– Девятнадцать ноль-ноль. Я буду вас ждать. У входа в квартал.

Охранник доложил о нем в переговорную трубу и, получив разрешение, пропустил Шарова.

– Первый вожак ждет вас. – Двери распахнул не то денщик, не то вестовой – в армейской форме, но без погон. – Следуйте за мной.

Следовать было куда: анфилада комнат, переходы, переходы…

– Капитан Шаров! – возвестил вестовой.

Гостиная была – впору и земной: большая, высокая, лишь отсутствие окон выдавало Марс. За роялем сидела барышня, наигрывая упаднического Шопена, с десяток человек делали вид, что слушают.

– Иван Иванович! – встретил его третий. – Хозяин сейчас будет, а пока я познакомлю вас с нашим, так сказать, бомондом.

Так сказать бомондом оказались местные вожаки – расселения, снабжения, добычи (опять с ударением на первый слог) и перемещения вместе с женами. Шарова они встретили настороженно, хотя и улыбались, как улыбаются новой собаке начальника: вдруг укусит, гад. Было сказано несколько приличествующих слов о матушке-Земле, выражены надежды на дальнейшее продвижение по пути народного благоденствия и все прочее, произносимое в присутствии офицера департамента. Скучно и неловко. Наконец процедура знакомства окончилась, и Шарову удалось с видом озабоченного и занятого человека сесть в уголке рядом с симпатичной акварелью – весна, лужи и проталины, опушка голого леса.

– Нравится? – Барышня покинула рояль и присела рядом с ним на диванчик. Тот и не скрипнул.

– Нравится.

– Это моя работа.

– Очень нравится. – Шаров не лукавил. – Крепко написано. Школа Лазаревича?

– Угадали, – барышня смотрела на Шарова с неподдельным интересом. – Или вы знали?

– Что знал?

– Лазаревич – мой учитель.

– Вам нравятся его работы?

– Я говорю не в переносном, а в буквальном смысле. Он дает мне уроки живописи.

– Вот как? – Непохоже, чтобы она шутила.

– Я – Надежда Ушакова, дочь Александра Алексеевича.

Дочь первого вожака Марса? Тогда понятно. И раньше понятно было, а сейчас еще понятнее.

– А музыке кто вас учит?

– Рахманинов. Только я неважная ученица.

Девушке было лет семнадцать, и милая непосредственность, с которой она говорила о своих учителях, не раздражала – напротив, казалось, так и дóлжно Лазаревичу и Рахманинову учить это диво.

– А про вас мне papá рассказывал, он на вас материал с Земли получил. Вы – капитан Шаров, лучший в своем роде, правда?

– Каждый из нас в своем роде многого стоит. – Шаров и не пытался разгадывать планы первого. Разве не может он заинтересовать юную барышню сам по себе? Все же офицер, новое лицо. Имеет он право потешить себя иллюзией обычной жизни?

Конечно. Конечно нет.

– Вы действительно видели цесаревича? Я имею в виду – близко? Разговаривали с ним?

– Как с вами. – Вот теперь понятно. Девушка мечтает о прекрасном принце. Дочь вожака – монархистка. Парадокс? Среди молодежи приверженцев монархии становится больше и больше. Скоро Департамент сочтет это проблемой и начнет решать. Ладно, что это он все о плохом да о плохом.

– Он действительно красив, цесаревич? Я спрашиваю как художница, – поспешила добавить девушка, краснея.

– Вероятно. Я не ценитель мужской красы. Нормальный, хороший мальчик. Ему всего четырнадцать лет.

– И у него нет страшной болезни его отца?

– Нет, цесаревич совершенно здоров. – Бедняжка, наверное, искренне считает, что император Алексей скончался от гемофилии. Почему нет? Она же не служит в Департаменте.

– Там, в бумагах с Земли, написано, что цесаревич хотел сделать вас бароном.

Ну вот, и до Марса дошли слухи.

– Баронами рождаются, Надежда Александровна.

– Просто Надя.

– Хорошо, Надя.

– Я знаю, цесаревичу этого не позволил регентский совет. Но потом, когда он коронуется?

– Подождем и посмотрим, Надя. Вы давно на Марсе?

– Четыре года. Как рарá сюда направили, так мы с мамой здесь и живем. Четыре года – это много?

– Ну…

– Говорят, что, если пробыть на Марсе пять лет, потом невозможно вернуться на Землю. Тяжесть придавит.

– Какая в вас тяжесть, Надя. К тому же разрабатываются новые методы приспособления. Да, какое-то время тяжело, но затем все входит в норму.

– Я тренируюсь. Знаете, кольчугу ношу, нет, не сейчас, – она поймала взгляд Шарова, – гимнастикой занимаюсь, на охоту с рарá хожу. Это ведь поможет?

– Безусловно.

– Это вы так говорите. Успокаиваете.

– Я не врач, но думаю – движение никому не вредит. Физическая культура. Mens sana in corpore sana.

– Надеюсь, – вздохнула Надя.

Шаров осмотрелся. На них не то чтобы глазели, но искоса поглядывали. Замкнутое общество. Запасаются темой для пересудов. Офицер, беседуя с дамами и особенно с девицами, вести себя должен сообразно правил общества, не допуская громкого смеха, излишне вольных жестов, двусмысленных выражений и прочих действий, кои можно было бы злым языкам толковать превратно.

– Конечно, вам скучно. – Надя понимающе вздохнула. – Вы привыкли к великосветскому обществу, а мы здесь все – кухаркины дети. Кроме меня: я – кухаркина внучка. – Она с вызовом посмотрела на Шарова. Продукт великих перемен, здорового движения нации, обновления аристократии.

– Скажу вам по секрету – я сам сын кухаря.

– Ну, вы… – И, спохватясь, добавила: – То есть я хочу сказать, что вам не приходится корчить из себя важную персону. Вожаки! Но ведь на Марсе.

– В древности говорили – лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме.

– Быть в Риме и значит быть первым, – возразила Надя. – Но чтобы это понять, надо навсегда поселиться в деревне. Вы пойдете с нами завтра на охоту?

– Боюсь, меня ждут другие дела.

– Но вы ведь быстро справитесь с вашим заданием, правда?

– Я постараюсь. – Ну вот, началось. Всем нужен скорохват. Чтобы поймал поскорее кого нужно, мы сами подскажем кого, и убрался бы отсюда подальше, людей не нервировал. А за нами не пропадет, отблагодарим, не сумлевайся.

– Какая у вас интересная работа, я читала в книгах