Найдёныш - Павел Сергеевич Комарницкий

уже трижды урожаи отнюдь не обманывали ожиданий.

— Ну, вроде всё… — Полежаев оглядел готовую к палу делянку. — Давайте, ребята.

Охчен уже держал наготове три смоляных факела. Встав с наветренной стороны, мужчины принялись поджигать хворост, устилавший делянку. Пламя взвилось вверх, весело затрещало, поползло по участку, съедая остатний снег.

— Однако, Вана Ваныч, скоро нам на Ванавару идти, — Охчен бросил более ненужный факел в пламя. — Или как пойдём?

Иван Иваныч призадумался, прежде чем ответить. В самом деле, вопрос был не праздный. Срыв прошлогоднего завоза товаров и устроенная Корней Евстафьичем тотальная распродажа не внушала ни малейшего оптимизма.

— Может, на Стрелку пойдём? — не слишком уверенно предложил Илюшка.

— На Стрелке-то уж точно нынче завоза нету, — возразил Полежаев. — Туда лодки бечевой каторжане тягали, а сейчас какие каторжане? Сделаем вот как… ты, Илюша, съезди одноконь до Ванавары, разузнай, что почём. Ежели на месте Корней Евстафьич, да был завоз у него — пойдём на Ванавару. Если нет…

Иван Иваныч замолчал. А «если нет» — что тогда, в самом-то деле?

— Может, на Кежму? — теперь голос Илюшки был сильно неуверен. — Раньше ходили вот…

— Неделя туда, неделя обратно, — невозмутимо возразил Охчен. — Сё время Огды и бабы тут одни. Злых людей нынче тайга полно. Мы тайга шатайся — работать кто станет?

— Нет, Илюшка, — вздохнул Полежаев. — Не пойдём мы никуда, ежели на Ванаваре торговли нету.

Стремительно приближающийся характерный топот, не оставляющий сомнений — лошади так не скачут. Ещё миг, и Бяшка выскочила из таёжных зарослей, небрежно перемахнув через валявшуюся колодину.

— А кто тут у нас голодный? — девочка потрясла увесистым рюкзачком, небрежно скинув с плеч лямки. — Торопись-налетай, «спасибо» не забывай!

— Бяша, а вот такой вопрос… — в глазах Полежаева тлели озорные огоньки. — Ты шагом ходить не разучилась часом?

— Легко! — отмела отцовы сомнения Бяшка. — Примерно как тебе ходить на четвереньках, папа. Ты почему не ходишь прилично, на четвереньках, м-м?

— Бяшка, Бяшка… — засмеялся Иван Иваныч, любуясь дочурой-найдёнышем, порозовевшей от быстрого бега. За последнее время девочка ещё подросла, обогнав шестифутового росту отца на добрых полголовы, и расцветала на глазах. Уходила худоба-угловатость, детскую тонкую шейку сменяла длинная, сильная и стройная, разворачивались вширь бёдра, и немыслимо длинные ноги обретали немыслимую для земных женщин стройность и красоту.

— Нравлюсь, да-а? — девочка шевельнула ушками, тонкие ноздри нервно трепетали. — А чего это восхищаешься ты один? — она обернулась к тунгусам. — М-м?

— Оооо! Огды! — Охчен и Илюшка дружно пали ниц, сдерживая смех.

— То-то! — довольно засмеялась Бяшка, выкладывая на чистую холстинку содержимое рюкзачка. — Лопайте ну-ка, чего вам богиня притащила!

Она вдруг насторожилась.

— Ой…

— Чего случилось, Бяша? — встревожился Полежаев.

— Не случилось пока. Но вот-вот случится. Маме рожать пришла пора!

Бяшка развернулась и устремилась прочь, оставляя на мокрой земле круглые следы, каких не может быть ни у одного земного существа.

— Не задерживайся тут, па!..

…

— О-ой! Оооой!

Варвара лежала на банном полке нагишом, широко раскинув ноги. Конский повод, прилаженный для помощи роженице, ничуть не помогал. Вот оно каково, рожать-то под сороковник, пронеслась в голове затуманенная тягучей болью мысль…

— Спокойно, ма! Только спокойно! Всё сейчас получится!

— О-ой!

Бяшкины тонкие сильные пальцы коснулись живота, и боль сразу стала стихать, сменившись нутряными ровными толчками.

— Ещё! Ещё!

Огромное облегчение, и спустя секунду младенческий писк. Варвара блаженно улыбнулась.

— Кто спорил, что будет дочка? Сын у вас с папой, ма! Я же говорила, я знала!

— Пу… пуповину надо…

— Ой, ма, ну не учи уже!

Варвара улыбалась и улыбалась, обессиленно закрыв глаза. Да… сейчас уже Бяшеньке ничего такого говорить не надо. Сейчас она как бы главный акушер тут, на заимке. И ветеринар — все коровы через её руки прошли. И заодно уж доктор всех наук, ага…

— Иван Иваныч, однако! — закончив перевязку, Бяшка обрезала пуповину лежавшей загодя в спирте ради такого случая опасной бритвой.

— Почему… так решила?

— Я чего, по мордахе не вижу разве? — засмеялась грозная богиня Огды. — Иван Третий! Ну, чтобы различать, который из Иванов. Счас, ма, я тобой займусь… Аська! Ты где? Прими младенца!

— Настоящая богиня Огды ты у нас наросла… — еле слышно засмеялась Варвара.

— Ну дак! И это ещё не предел!

— Ты, может, и Илюшке нашему поможешь, коли так пошло?

Смех уже улетучивался из её глубоких, нечеловеческих глаз.

— Илюшке помочь тут уже невозможно.

— Так… сильно… застужен?

— Да при чём здесь? Не в том дело вовсе… У каждого своя судьба.

Пауза.

— Недолго Илюшке нашему жить осталось.

— Как? — по телу Варвары пробежал холодок.

Пауза.

— Ой, да не пытай меня, ма! Откуда я знаю, как… Просто чувствую.

…

— … Вот такие дела.

Скромный праздник, посвящённый прибавлению в семействе Полежаевых, отгулял-отбушевал, остался позади. Ради такого случая Иван Иваныч даже выставил чуток водки из неприкосновенного запаса. Верные Охчен и Илюшка вообще-то заметно поддали, да и Асикай, чего греха таить, употребила… Тунгусы по природе своей перед водкою абсолютно беззащитны.

А вот сам Полежаев, приняв в общей сложности почти стакан, не чувствовал опьянения ни в одном глазу. Варвара Кузьминишна же, едва отошедшая после родов, не пригубила и четверти того стакана. Так, понюхала для порядку…

— А может, сказать Илюшке? — неуверенным шёпотом предложил Иван Иваныч. — Кто предупреждён, тот вооружён, так говорят…

— Да ты что?! — возмутилась Варвара. — Не смей! Этакой-то новостью любого человека сломать можно. Наоборот, хуже будет. Не сам в петлю залезет, так подставится где-нито… Нет уж, Илюшке ни звука! И Бяшке я обещалась. Это я с тобой страшным секретом поделилась, потому как муж ты мне…

— Да ладно, ладно… — Полежаев обнял супругу. — Это, значится, нам теперь придётся Илюху от опасностей всячески беречь. И притом так, чтобы он не заметил подвоха. Задачка, однако…

Иван Третий закряхтел в люльке, сработанной из свежей кедровой колоды ещё зимою, на тунгусский манер. Встрепенувшись, Варвара поднялась кормить малыша. Иван Иваныч тоже встал, надел домашние опорки, накинул на плечи тулупчик.

— Ты куда?

— Пойду проведаю Огды нашу.

— Спит она.

— Да ой! Уж давненько она о сю пору не спит. В сарае она.

В темноте хозпостроек пахло хлевом, коровы сонно жевали жвачку, фыркали кони. Пройдя сквозь лабиринт до заветной комнаты, Полежаев осторожно постучал.

— Да, папа, входи.

Бяшка сидела на табурете как обычно, пристально и мучительно вглядываясь в танцующие огненные знаки.

— Не помешал?

Короткое пожатие плечом можно было истолковать как угодно.

— Замучаешь ты себя, — не дождавшись ответа вслух, негромко произнёс Иван Иваныч. — Мыслями.

Пауза.

— Разве ни о чём не думать лучше?

Она вдруг резко повернула к отцу лицо.

— Зачем вы все пьёте эту дрянь,