Найдёныш - Павел Сергеевич Комарницкий

Иван Иваныч вздохнул.

— Не осуждай, Бяша…

— Да я не осуждения ради. Я понять хочу, папа. Вот я тут мучаюсь оттого, что не хватает мне ума. Ума мало, чтобы тайну разгадать, понимаешь? А вы же по своей воле ум убавляете. Вон Илюшка и Охчен сегодня — ну дурни дурнями… Смысл?

— Ум дан нам Богом, дабы отчасти были похожи мы на него, — Полежаев чуть улыбнулся. — Однако тяжко человеку порою носить груз сей. Вот и… чуток побыть животным пытается. Чуть-чуть…

Бяшка интенсивно думала, шевеля ушками.

— Нет… Всё равно не понимаю. Стремиться поглупеть — это выше моего понимания. Мне всегда хочется только умнеть. Ещё и ещё.

Она вздохнула.

— Ладно, па… ты иди. Не замучаю я себя мыслями, не бойся. Привыкла уже. Как утомлюсь, пойду спать.

…

— Ты неправильно решай, Вана Ваныч! Охчен человек семейный, два дитя у его. Я холостой, туда-сюда легко ходи!

От возмущения несправедливостью Илюшка даже забыл наработанные за долгие годы общения навыки правильной русской речи.

— Поедет Охчен, — упорно стоял на своём Полежаев.

— Да почему, почему?!

Понять молодого тунгуса было довольно легко. Надоело сидеть на заимке безвылазно, занимаясь тяжкой крестьянской работой. Для тунгусов это вообще-то подвиг, огороды копать и сено косить. Душа у них что у цыган, движения требует.

— Потому что я так сказала, — внезапно подала голос Бяшка, читавшая в углу толстый том энциклопедии Брокгауза и Эфрона.

— Ы? — молодой тунгус осел.

— Видение мне было ночью, — продолжила Бяшка. Не отрываясь от книги. — Охчен назад вернётся. А вот про тебя такого не скажу. Не знаю.

Илюшка повращал в растерянности глазами.

— Болтай язык не надо, Илюшка, — молчаливый Охчен отложил починяемый сапожок богини. — Огды сказала — надо так делать. Я поеду!

…

— А ну вернись! Вернись, кому сказала?!

Очередной камушек пребольно щёлкнул косолапого по макушке. Медведь заревел обиженно и отчаянно, и в рёве это уже не было ни капли ярости… не то, что полчаса назад.

— Ты будешь наконец слушаться или нет?! Ну, гляди, ты меня доведёшь!

Медведь искал густые кусты, но как назло кусты кругом были куцые и чахлые, никак не способные укрыть от этого чудовища, преследующего ни в чём не повинного мишку уже добрых полчаса… целых полчаса непрерывного ада!

Бяшка метнула очередной камень, медведь вновь отчаянно заревел. Попытки достать свою обидчицу косолапый уже оставил — бессмысленное занятие, только развлечение для мучительницы, бегающей быстрее ветра. И надежды укрыться где-нибудь в буреломе таяли с каждой минутой.

— Я сколько тебе должна повторять?! Вернись, ну?!

Увесистый булыжник сочно шлёпнул в толстый медвежий зад. Медведь взревел как мог громко, но это уже был вопль о помиловании.

— Вылазь оттуда!

Медведь, прекратив реветь, понуро вышел на середину поляны.

— Во-от, давно бы так… Переворачивайся! Пузом кверху, ну?!

Утробно ворча, медведь опрокинулся на спину, препотешно выставив лапы, словно котёнок. Ну а что делать?! Нет, а что бы вы сделали, угодив в такую идиотскую ситуацию?!

— Молодец, молодец… Дрыгай лапами! Лапами дрыгай, ну?!

Звери не понимают слов человечьей речи, однако общий смысл медведь как-то понял. Сопя от обиды, косолапый принялся сучить лапами. Ну, довольна?! Чего тебе ещё, чудище этакое?! Всё, всё сделаю, только отстань уже!

— Ну ладно, ладно, — примирительно сказала Бяшка, бросая на землю камень, посредством каковых воспитывала медведя. — Иди, отдыхай. Заслужил, косолапый. Завтра продолжим наши занятия!

Убедившись, что кошмарное двуногое чудище, терзавшее хозяина тайги так долго и изощрённо, наконец-то ушло, медведь встал, отряхнулся и порысил прочь, понемногу наращивая темп. Нет, звери не понимают членораздельной речи, однако общий смысл сказанного медведь усвоил более чем. Завтра?! Вот уж хренушки тебе, а не «занятия»! Ягодник тут хороший, грибы… да насрать и на грибы и на ягоды! Ноги его больше не будет в этих местах. Уж лучше охотники с ружьями, чем такое издевательство терпеть!

…

За прошедший год тропа, ведущая на факторию Ванавара, здорово сдала в отношении проходимости. Нетронутые сучья, валяющиеся поперёк, мелкий лесной мусор, буйные кочки травы… Собственно, можно было уже поворачивать, неся хозяину печальную весть — нет нынче торговли на Ванаваре. Совсем нет. Однако следовало убедиться…

Остановившись на опушке, Охчен некоторое время разглядывал факторию из укрытия, не выезжая на открытое место. Строения выглядели нежилыми — ни дымка, ни коровьего мычания, ни лошадиного ржания. Не говоря уже о привязанных к коновязи оленях и лошадках, прибывших с пушной рухлядью.

Подождав ещё и не обнаружив движения, тунгус тронул коня пятками, покидая укрытие. Чердачные окошки зияли пустыми глазницами черепа, отчего по спине невольно бежал холодок.

Одна из створок ворот была чуть приоткрыта, осев до земли и утратив способность к движению. Привязав коня снаружи, Охчен протиснулся во двор, огляделся. Помедлив, поднялся на крыльцо. Дверь в дом была распахнута настежь, внутри валялись клочки шерсти — очевидно, хищник драл пойманного зайца. На полу виднелись отпечатки волчьих лап. Пахло прелью и тленом.

Вздохнув, тунгус пролез через щель в приотворённых воротах обратно, отвязал коня. Делать тут больше нечего, однако.

…

— Мама, мам… ты не спишь?

Варвара, встрепенувшись, приподняла голову от подушки. Бяшка, то есть грозная богиня Огды, стояла возле порога в наспех накинутой на голое тело сорочке, очевидно, только что выбравшись из постели. Маленький Иван Иваныч проснулся в своей люльке и захныкал, негромко так, лениво — просто для порядку. Иван Иваныч большой также проснулся, сонно моргая.

— Бяша… ты чего? Чего тебе не спится? — Варвара Кузьминишна села на постели.

— Ма, на два слова.

Проснувшийся Иван Иваныч ничего не спросил, за что Варвара вдруг ощутила к мужу прилив благодарности. Вот же, может когда захочет… бывают случаи. Когда без деликатности не обойтись…

— Чего случилось-то, Бяшенька? — пройдя в спальню дочери, спросила Варвара.

Вместо ответа девочка запалила толстую свечу, покоящуюся в подсвечнике на поставце — почти новую, поскольку самой богине Огды ночное освещение было не обязательно, скорее даже мешало. Потянула через голову сорочку.

— Ма… посмотри…

Соски, едва торчавшие ещё недавно, сейчас выпирали вперёд с бесстыдной мощью, явно намереваясь перерасти в роскошные титьки.

— Ну что, доча, — женщина улыбнулась. — Вот ты и становишься взрослой.

— Ма… и сильно они отрастут?

— Да откуда ж мне знать? Ты у нас первая такая, — сочла уместной пошутить Варвара.

Бяшка, однако, шутки не приняла.

— Ма… обещай, что выполнишь чего я скажу.

— А чего ты такое скажешь? — заинтересовалась женщина.

— А ты просто пообещай. Не бойся, ни дом поджечь, ни папу зарезать — ничего такого.

— Ох, Бяша… — покачала головой мать.

— Обещаешь? — не унималась девочка.

— Ну…

— Разденься,