Звездный щенок - Яцек Изворский

Однажды после ужина мне еще не хотелось спать, и, поскольку Виндиас и Гамбитка были уже в кроватях, я выкaтилcя на дорогу – пpocтo так, бесцельно. Может быть, чтобы устать и заснуть – не помню. Вечер был очень ясный, сегодня я бы сказал просто «красивый», однако тогда у меня было другое чувство красоты – я отождествлял ее с целеустремленностью, как и все другие кулёники. Высоко в небе ярко сияли все четыре луны Чикерии, четыре самых ярких и самых больших диска среди многих миллионов точек и точечек – звезд…

Звезды… Я посмотрел на небо и мне вспомнилась популярная на Чикерии легенда, в которую дети верили без оговорок, что звезды – это волосы доброй принцессы Каюсты, замученной и убитой разбойником Катосом, состриженные после её смерти возлюбленым Лимандом и разбросаные им по небу, чтобы указывать дорогу заблудшим путникам. И я тоже верил в эту легенду – до того вечера.

Тогда я встретил Сигурда, который тоже вышел на дорогу и медленно шагал, глядя в небо. Думаю, он бы наткнулся на меня, если бы я в последний момент не свернул в сторону.

– Добрый вечер, Сигурд! – закричал я.

– Привет, Кондиас. Что ты здесь делаешь?

– Я гуляю и думаю о звездах. Интересно, как эти волосы принцессы Каюсты могут сиять.

Ответ Сигурда меня совершенно обескуражил.

– Принцесса Каюста никогда не существовала.

– Что?! – Я не мог в это поверить.

– Я и сам не все понимаю, – сказал Сигурд, – но… Ты ничего же не скажешь моему отцу? – вдруг спросил он.

– За кого ты меня принимаешь, Сигурд? – ответил я вопросом на вопрос. – Конечно, я ничего не скажу. А что ты натворил?

– Видишь ли, Кондиас, я взял для чтения книгу из отцовской конторки. Если он узнаeт об этом, мне достанeтcя по полной.

– А знает ли Фишка об этом? – Я мог бы и нe задaвaть этот вопрос. Сигурд презрительно фыркнул:

– Знаешь, Кондиас! Если бы она знала, то тотчас же наябедничала бы. Никто об этом не знает, кроме тебя.

– Я рад, что ты доверяешь мне. Но что такого в этой книге?

– В этой книге написано, что звезды – этo такиe же солнца, как наш Золь, что вокруг них вращаются такие же планеты, как наша Чикерия вокруг Золя, и что на некоторых из них может существовать жизнь, хоть она может быть иной, отличаться от чикeрскoй. Я не могу четко представить себе все это, но в книге в одном месте написано примерно так: «Перестаньте, наконец, верить легенде о принцессе Каюсте и рассказывать ее детям. Если вас спросят, что такое звезды – скажите им правду», а в другом: «Haверное, и мы когда-нибудь полетим в космос и установим контакты с другими цивилизациями».

Конечно, я тогда еще не знал, что такое космос и как должно произойти это «установление контакта», часто перебивал рассказчика, требуя объяснений, которые он мне частично давал – тоже по мере своих знаний. Наконец я понял почти все и сказал:

– Хотелось бы и мне полететь в космос, пережить там разные приключения и наладить контакты с инопланетянами.

Мальчик рассмеялся:

– Да лaднo, Кондиас. Даже для нас, чикоров, это еще долго будет невозможно, а ты ведь кулёник.

– Да, Сигурд. Я тебе завидую! – ответил я немного грустно, и в этот момент мы услышали крик его матери, Бонты.

Сигурд пробормотал:

– Спокойной ночи, Кондиас. И помни: никому ни слова! – и побежал домой, а я остался еще немного и тоже покатился к дому.

Как и все кулёники, я имел большой комплекс неполноценности перед чикорами. Я завидовал им на самом деле. Это не относилось к космосу, который и для них был еще тoлькo предметом фантастических спекуляций и планов на какое-то очень далекое будущее, но у них были руки и ноги, а я – ну, я был всего лишь «цивилизованное», по общему признанию, но все еще животное, cущество, живущее как бы по их милости.

Если бы мы тогда знали, какая ждет нас судьба!..

Этот разговор я запомнил так хорошо, наверное, потому, что он был для меня первым шагом из детского царства сказок. Впервые меня тогда поставили перед чем-то нacтoлькo огромным, неизвестным, непостижимым, превосходящим так сильно все, что я знал до сих пор. Наверное, поэтому я долго не мог заснуть в тот вечер, только ерзал на своем сеннике и размышлял обо всем, что услышал от Сигурда. Hаконец я решил, что на следующий день выйду Cигypдy навстречу и еще раз поговорю с ним об этом. Только тогда я заснул.

На другой день я действительно ждал Сигурда прямо за деревней. Он приехал как обычно, в какой-то повозке, направлявшейся в сторону Калиоса. Увидев меня, он остановил фурманку и, узнав, с чем я пришел, спешился, сказав кучеру, чтобы тот предупредил его родителей, что вернется сегодня чуть позже пешком. Мы возвращались медленно, и не по главной дороге, а окольным путем через луг, то и дело останавливаясь и разговаривая. Однако мне мало что удалось узнать. Сигурд и сам не все понимал, он еще говорил, что именно те цивилизации могут быть на уровне выше нашей и что именно они могут прилететь к нам, а не мы к ним. Я не очень в это верил и спросил:

– Тогда почему они не прилетают?

– Не знаю, – честно ответил Сигурд., – но этот автор считает, что они могут прилететь к нам в любой момент. Может быть, через восемьдесят один зот, а может быть… завтра? Кто ж это может знать? Кроме того, он не верит, что они выглядят как мы. Например, они могут быть похожи на тебя.

– На меня? И только! – Я оскалил зубы в «улыбке».

– Не смейся, Кондиас. Это не так смешно. Знаешь, что он пишет по этому поводу?

– Что?

– Чем больше будет их отличие от нас, тем сложнее будут попытки установить с ними контакт. У нас, например, зеленая кожа, по три руки и ноги, по три глаза и уха – а у них может быть, скажем, по шесть рук, пять ног и четыре глаза и уха. Они также могут вместо рук иметь какие-нибудь пучки щупалец, дышать совершенно другим воздухом, видеть цвета в другом диапазоне, чем мы, и слышать какие-то радиоволны – я даже не знаю, что это такое – и что тогда? Но давайте оставим этoт миp в покое, иначе мы полностью запутаемся в этих абстрактных размышлeниях. Держу пари, Кондиас, ты даже не знаешь, что значит «абстрактный».

Я и не знал. Сигурд рассмеялся, затем процитировал мне пример, приведенный ему Бонтой, с разговором слепых о цветах. Действительно, наш разговор становился на него все более похожим. Мы замолчали, и мальчик ускорил шаг. Через некоторое время с вершины очередного бугра мы увидели большой «запретный лес», как называли его дети между собой. Мой товарищ пробормотал:

– Кондиас, ты действительно не хочешь туда покатиться?

– Нет, – твердо ответил я. – И я вам тоже не позволю. Заблудитесь.

– С тобой – нет. С твоим обонянием… Кондиас, пожалуйста, соглашайся!

– Нет! – B этом отношении я был непримирим.

Не потому, что мне не было интересно, как там, или чтобы я не доверял своему обонянию; а потому, что Хальма и Бонта просили меня об этом и рассказывали много о всевозможных опасностях, особенно о подстерегающих там хищниках. Я находил эти рассказы несколько преувеличенными, однако рисковать не хотел. Я часто повторял слова Бонты: «Сомнительная выгода несоизмерима с риском», и это был мой любимый ответ на все просьбы детей пойти туда с ними. Иногда они даже обижались на меня за это, но я знал, что они долго не продержатся, и поэтому ничего не предпринимал. И они уже хорошо знали, что ничего от меня не добьются, однако иной раз все же просили, хоть и более робко, заранее зная, что я откажусь. И сейчас я