Найдёныш - Павел Сергеевич Комарницкий

был смущён хозяйским гневом. — Моя-твоя сразу говори, не выйдет три ночь дорога туда ночевать, однако. Конь-лошадь токо заморишь, шибко гонишь… Четыре ночи тайга сё рамно сиди, однако! А то пять, да!

— Да вашему брату тайга дом родной, тебе хоть и месяц до Кежмы тащиться, горя с того никакого!

Иван Иваныч в сердцах одёрнул походную лопотину. Собственно, злился он больше всего на себя. Не сговорились с Парамоном Ильичём насчёт цены, а так бы милое дело — завезти на факторию весь товар ещё в мае, по большой-то воде, и сиди себе, в ус не дуй… Но, Бог свидетель, это же какая жадоба у человека, такую цену и называть-то вслух стыдно, а не то что на голубом глазу своему же торговому партнёру предлагать! Риск, мол… да какой тут такой уж особенный риск, по половодью-то! Паровичок у Парамона юркий, маленький, по большой воде пробежал бы легко… Потратился он, видите ли… нечего было на руль пьяного матроса ставить, так и на ремонт посудины тратиться б не пришлось!

Зато теперь вот приходится то и дело мотаться за товаром в Кежму. По вьючной-то тропе да все двести вёрст — много ли навозишь? Одна лошадь берёт на вьюки шесть пудов, лошадей под грузом дюжина всего… потом, после тайги лошадёнкам отдохнуть надобно… Короче, две ходки выйдет за июль, и более мечтать не след. Хорошо ещё, соль-сахар да железо с прошлого завоза лежат, и до весны следующего года хватит надёжно. Ну, патроны и чай, это как пойдёт, но и этого добра до глубокой осени точно достанет, а там по раннему зимнику, ежели нужда припрёт, можно добавить… Но вот с водкой полная беда. Это ж надо, сколько они её хлещут, тунгусишки, той водки. Ежели не пополнять запасец сейчас, то иссякнет ещё до рождества, и всё, каюк торговле. Сахара нету — стерпят, чая нету — и то стерпят, но ежели водки на фактории нет — всё, авгарат бикэл! Прощай, дорогой, стало быть. Ни чай-сахар, ни табак, ни патроны даже не спасут. Уйдут к другому купчине, хоть за сто вёрст с гаком, и пушнина вся туда уйдёт… Так что посудины со спиртом составляют львиную долю груза. Вот только не надо про монаршую монополию да казённую водку! Спирт-сырец и только так, а уж воды-то в любой речке сколько хочешь…

Не в силах более смотреть на бестолковую возню, купец повернулся и завернул в факторию. Тунгусы народишко такой — начни-ка их крыть по матушке, так и вовсе никуда не пойдут, пожалуй. Дикие люди, и тут уж ничего не поделать… терпеть только и остаётся, навроде как гнус в тайге…

В присутственной было прохладно, пахло хвоей — по углам были рассованы свежие сосновые лапки. За стойкой щёлкал счётами долговязый худой мужчина с бородкой клинышком.

— Ещё не вышли? — осведомился приказчик, не отрываясь от амбарной книги в засаленном чёрном переплёте.

— Э… — Полежаев досадливо махнул рукой. — Стихийное бедствие, а не возчики, однако.

Степан Савельич Голуб был ценным работником, не в пример тунгусам. Даром что политический ссыльный, революционер. Может, где-то там, в России, и вёл он беспощадную революционную борьбу с эксплуататорами трудящихся, однако здесь, в Сибири, бухгалтерские дела вёл справно. И стоил недорого, что тоже важно, да к тому же и не воровал… ну, по крайней мере, никакого заметного убытка хозяину не наносил. Золото, а не работник. Ежели б не задурили ему голову революционеры, так сроду бы не заполучить Полежаеву такого-то в эту дремучую глушь. Ну в самом деле, какой интеллигент сюда по своей воле поедет, из самого Санкт-Петербурга?

— Миргачен тут грозился мамонтовые бивни доставить, — Голуб перевернул страницу гроссбуха. — Рассчитываться?

— Ну а чего, бери. Добрый товар, редкий. Посмотри только, чтоб без гнили.

— Как скажешь, Иван Иваныч. Он же опять всё водкой возьмёт.

— Да пусть пьёт, покуда влазит, — купец налил воды из гранёного графина, смачно выпил. — С тремя ночёвками, так полагаю, теперь до Кежмы никак не добраться.

— Так и так бы не добрались, тропы ещё насквозь все сырые, — приказчик ухмыльнулся. — Это ж Илюшка с дружком, верно, нарочно тянет с выходом, чтоб ты, Иван Иваныч, лошадей до замора не гнал.

— Думаешь?

— Ну. Азиат же хитрющий.

Крякнув, Полежаев вышел вон, слегка нагнувшись в низком дверном проёме. Во дворе фактории пара тунгусов по-прежнему изображала деловую активность, проверяли подпруги, то-сё…

— Ещё не готовы?! — изумился купец. — Ну, Илюшка…

— Да готовы-готовы, совсем однако всё, Ван Ваныч, чево зря ругаисся? Всё, сейчас скоро-скоро пошли, однако!

— Иван, вы чего, раздумали сёдня идти-то? — подлила масла в огонь жена, Варвара Кузьминишна, статная молодая женщина лет тридцати от силы, возникшая на пороге избы с полотенцем через плечо.

— Да вот уйдёшь тут с этими, пожалуй! — Иван Иваныч в сердцах сплюнул. Достав из нагрудного кармашка часы, щёлкнул крышечкой. — Мать моя, уже четверть восьмого!

Словно проникшись наконец праведным гневом купца на шалопаев-помощничков, небеса налились вдруг нестерпимым сиянием. Режущий глаза свет затопил всё вокруг, дико заржали, забились лошади. Варвара вскрикнула, закрыв лицо руками, затылок сильно припекло, будто солнышком в жаркий полдень. Полежаев резко обернулся, однако дьявольский свет уже угас, оставив на небе белёсую полосу, клубящуюся и расплывающуюся на глазах.

— Что это… что это, Ваня?! — супруга наконец-то отняла ладони от белого, как полотно лица, в глазах плескался ужас.

— Моя знай, однако! — встрял Илюшка. — Огненный бог Огды явился!

Смирного тунгуса было не узнать — лицо раскраснелось, широко раскрытые раскосые глаза сверкали восторгом и каким-то волчьим огнём.

— Теперь всё… теперь всё!

— Чего «всё»? — осторожно осведомился Полежаев, моргая.

— Весь мир нам даст Огды! — и тунгус что-то лихорадочно забормотал-залопотал по-своему. Его напарник, молчаливый Охчен, с момента явления стоявший столбом, ответно забормотал чего-то. Иван Иваныч в который раз попенял себе, что за дюжину лет так толком и не выучил язык тунгусов. Отдельные слова, это пожалуйста, короткие фразы там, а когда вот так вот, наперебой слитная речь — ни гу-гу.

— Хм… — купец мотнул головой. — Ну-ну…

— А здорово полыхнуло, — выбравшийся из лабаза Голуб таращился на медленно тающий след в небесах. — Очень крупный метеорит. Очень. Огромный просто.

Словно в подтверждение его слов громовой удар расколол небо, стёкла в окнах со звоном вылетели все как одно.

— Мать моя…

— А знаешь ли, Иван Иваныч, из чего порой состоят метеориты?

— Ну? Из золота, скажешь?

— Ну не из золота, чего зря врать… Золотых ещё никто не находил. А вот железо-никелевые запросто. Сам видел в музее, в Питере. Натуральный слиток металлический.

Бухгалтер