Найдёныш - Павел Сергеевич Комарницкий

— Спит… — сообщил Полежаев, возвращаясь в постель к супруге.

Да, любой острый разговор теперь приходилось откладывать на время сна небесной пришелицы. Поскольку даже тихий шёпот не служит защитой от чтения мыслей непосредственно в голове.

— …Вот такие дела, Ваня, — закончила недолгое повествование Варвара.

Иван Иваныч молчал, разглядывая в темноте высоченный потолок. Как знал, срубил такую избу, пронеслась в голове шалая мысль… четыре аршина с гаком… неуж не хватит Бяше, когда вырастет во взрослую?

— Знаешь, мать, — внезапно признался он, — нам вот скотину резать пора пришла… а я боюсь. Мне давеча Бяша заявила — как вы можете зарезать и съесть того, кто поил вас молоком, кого вы кормили, берегли и холили? Ну ладно, говорит, дикий зверь… я, грит, понимаю, что человек существо хищное, и убивает, чтобы жить… но разве можно убивать и есть тех, кого приручил, кто тебе доверился?

Пауза.

— А потом смотрит мне в глаза и говорит — скажи, папа, а вот если бы пришлось и никак иначе не выжить, смогли бы вы меня зарезать и съесть? Я как стоял, так и рухнул. Аж слеза прошибла, до того скрутило… Бяшка почуяла, давай прощенья просить за сказанную глупость…

Иван Иваныч вздохнул, как кашалот.

— Растёт она… — Варвара говорила совсем тихо, почти шёпотом. — Как же быстро она растёт… Ой, как понимаю теперь я ту минутную слабость твою… как понимаю…

Пауза.

— Не погубить бы нам её, Ваня. Не искалечить бы душевно.

Теперь Полежаев вздохнул, как кашалот, выброшенный на берег.

— Ладно… чуть подрастёт ещё, поймёт. А пока вот что я удумал. Забой скотины мы произведён на зимовье, что на Верхнем ручье.

— Пять вёрст дотуда!

— А что делать? Лучше на лошадях мясо то перевозить, нежели боль причинять нашей Бяше.

…

Пурга, который день лютовавшая в тайге, к утру наконец-то улеглась, сменившись ясным солнечным деньком. К вечеру же ветер стих совершенно. Светило, низко стоявшее над горизонтом, окуталось призрачным гало, что означало — ночью мороз завернёт не на шутку.

— У-ух! — из сеней в избу ввалился сам хозяин, таща за собой ёлку. — Видать, сегодня в ночь и ртуть в градуснике нашем замёрзнет… Бяша, глянь! Хороша? То-то!

Вообще-то обычай ставить рождественскую ёлку, перенятый от немцев, заметно укоренился лишь в обеих столицах империи, да и то всё больше в домах аристократов да творческих интеллигентов — писателей-поэтов, художников-певцов там разных… В Сибири сей обычай почти не затронул даже слой богатых купцов и промышленников. Однако Полежаев, как человек вполне образованный (чему сильно способствовало в последние годы зимнее сидение в тайге, в отличие от торговых дел фактории оставлявшее обитателям заимки массу свободного времени) счёл целесообразным столичный обычай перенять и внедрить. Ну в самом-то деле — отчего не порадовать лишний разок Бяшу? Тем более что в отличие от покупки книжек невинная забава сия абсолютно ничего не стоила — ёлок в округе росло более чем достаточно.

Стол уже был накрыт цветастой полотняной скатертью, готовясь принять праздничное угощение. Женщины хлопотали на кухне, откуда доносились соблазнительные запахи. Бяшка, стуча копытцами, носилась туда-сюда — из кухни к отцу, устанавливающему принесённую лесную красавицу в деревянную крестовину, и обратно — помогала всем, естественно, а вы что подумали?

— Бяша, а ты снежинки сделала?

— Да, папа! — девочка уже держала наготове блескучие снежинки, вырезанные из шоколадной фольги. — Надо вот сюда, сюда и ещё сюда и сюда!

— Верно говоришь!

В сенях раздались голоса, бухнула дверь, впустив в жилое тепло облачко пара, и в избу ввалились Охчен с Илюшкой.

— Ой, шибко сильный мороз будет, однако! — Илюшка, скидывая на ходу медвежий тулупчик, прошествовал на кухню. — Сех с праздником, однако!

— Да погоди ты, леший, рано ж ещё!

— Где же рано? Солнце садись совсем, однако. Первая звезда скоро! Все за столом должны сидеть, да!

Приготовления к празднику подходили к концу. Закончив копошение на кухне, Варвара и Асикай уже выставляли на стол блюда с яствами, Илюшка, по обыкновению, принялся помогать, к процессу немедленно подключилась Бяшка. Охчен у печи щепал лучину, подкидывал в огонь смолистые поленья, Иван Иваныч расставлял по углам и мебели толстые восковые свечи, специально сберегаемые ради подобных случаев — в общем, дела хватало всем.

— Ну, вроде ничего не забыли… — Варвара Кузьминишна хозяйским глазом окинула стол. — Помолиться надо…

— Погоди, погоди, мать! — вмешался Полежаев. — Подарки сперва!

— О! И верно! Совсем старая стала, запамятовала, — Варвара рассмеялась, блестя крепкими белыми зубами.

Подарки, между делом в предпраздничной суматохе подкинутые под свежеустановленную ёлку, были заботливо завёрнуты — который в холстину, а который и в полотенце-рушник. На каждом лежала сверху картонка с надписью: «Варвара» «Бяша» и так далее, сообразно будущему владельцу.

— Ва! — Охчен рассматривал новые торбасы, вышитые бисером. — О! И шапка ишо! И ножик здоровый какой! Спасибо!

— Хе! — глаза Илюшки, вертевшего в руках новенькую тульскую двустволку, блестели, как у пацанёнка. — От спасибо! А то сё время: «Охчен, дай дробовика! Вана Ваныч, дай ружжо!» А Вана Ваныч кто знай, может давай, может не давай…

Все рассмеялись.

— Илюшка, так есть же у тебя свой дробовик, — Асикай рассматривала свой подарок — нарядную рубашку и юбку.

— Какой то ружжо, баловство, однако! Пока порох сыпай, пока пыжи толкай, пока пистоны ставляй — самая ленивая глухарь улетит, однако!

Все опять рассмеялись.

— Мой дед вот совсем старый ружжо имел, который с кремень вместо пистон ишо, — продолжил тунгус, располагаясь на лавке поближе к угощению, — как-то пошёл на медведя, да. Один пошёл — жадный был, шкура-мясо дели ни с кем не хотел. Нашёл берлога, однако, собаки лаяй, медведь вылезай, сё как надо… Дед целься-целься! Ба! Нету стреляй. А ствол-то один, однако, другой нету. Ну, дед и говори медведю — полезай назад берлога, поспи ишо, пошутил я…

Все снова расхохотались.

— А дальше?

— Дальше… — тунгус вздохнул и закончил бесхитростно. — Медведь реши, раз такой случай, сперва покушай маленько. И покушал. Ружжо потом мой отец находи, да, и торбасы ишо.

— Мда… — Полежаев потеребил бороду. — Умеешь ты, Илюша, весёлые истории рассказывать. Аккурат к рождественскому столу.

— Па… ма… это мне?

Бяша держала в руках свой подарок, развернув. Вязаный свитер плотной двойной вязки, и такие же штаны, узкие и длинные, с расчётом чтобы плотно облегать ноги. К костюмчику прилагались оригинального вида меховые сапожки, заботливо истачанные Охченом — голенища не переходили в ступню, а заканчивались толстыми круглыми подошвами, вдобавок снабжёнными подковками для пущей износостойкости. Иван Иваныч улыбнулся, вспомнив, как он тайно от всех точил напильником прочную стальную пластину и потом