Найдёныш - Павел Сергеевич Комарницкий

Утробное ворчание и треск валежника раздались слева. Варвара обернулась — из урёмы неспешно выбирался здоровенный медведище. Пришлый, новое место ищет, мелькнула лихорадочная мысль… прежнего хозяина здешних мест ещё о прошлом годе Охчен застрелил…

Завидев трёх женщин, медведь замер на пару секунд, оценивая расклад сил — вдруг у этих противных и вездесущих двуногих при себе ружьё? Ружья, однако, косолапый не увидел, и враз осмелел — встал на задние лапы, во весь рост, и оглушительно заревел, разевая для пущего устрашения огромную пасть. Варвара судорожно нащупала за поясом рукоять тяжёлого «кольта» калибра сорок пять, не так давно купленного по случаю, без которого супруг строго наказал не отлучаться от заимки даже на сто шагов, дрожащими пальцами взвела курок… да что против такого зверюги несчастный «кольт»?! Тут из трёхлинейки не вдруг…

— Эй! Эйе! — Бяша, встав во весь рост, бесстрашно шагнула навстречу зверю. — Чего разорался, ну?! Ягод жалко?! Вся тайга в ягодах, и не стыдно тебе?!

Медведь заревел пуще прежнего, размахивая лапами с растопыренными когтями.

— Ну ты меня доведёшь, гляди, — возмущённо продолжила Бяшка, — Вон как возьму у мамки пистолет… видал, какой пистолетище? Да как пальну тебе в лоб, чтобы для ума! А ну уходи! Уходи сейчас же, кому сказала?!

Рявкнув ещё разок, топтыгин осел на все четыре лапы, повернулся и с достоинством удалился, неспешно виляя толстым задом. И только тут Варвара, трясущейся рукой державшая зверюгу на прицеле, обрела дар речи.

— Б…Бяша… ды… оченька…

— Вы чего? — Бяшка оглянулась. — Сильно испугались, да? Он же не хотел вас есть, он просто прогнать хотел!

Асикай, сидевшая доселе на корточках тише мыши, вдруг бухнулась ниц и забормотала по-тунгусски.

— Во… заморгала Бяша, — опять на меня молится… Ма, ну скажи же!

Вместо ответа Варвара судорожно прижала девочку к себе.

— Ма… — Бяшка виновато улыбнулась, — а я, если честно, сама напугалась…

…

— … И что теперь делать?

Иван Иваныч лежал на спине, заложив руки за голову. Варвара Кузьминишна притулилась к мужниному боку, положив голову ему на плечо.

— Косолапого этого мы стрелим, — заверил Полежаев. — Завтра же с Охченом займёмся. Не надобно нам тут таких соседей.

— Этого стрелите — другой придёт. Медведь зверь вольный, куда хочет, туда и шастает.

— Ну и другого стрелим. Пусть приходят, нам мясо и шкуры медвежьи сгодятся.

Иван Иваныч уже чувствовал, что несёт ерунду. «Пусть приходят», ага… ладно, этот был сытый, перекормленный. Не стал связываться, не тронул отчаянную Бяшку. А другие?

— Чушь ты городишь, Ваня, — Варвара вздохнула. — И охрану нам выделить не получится. Ежели за каждым грибом да ягодкой со стражей ходить — работать кому когда?

Её глаза в темноте блеснули.

— Ты вот что, Ваня… ты добудь-ка нам оружье подходящее. И мне, и Асикай, и Бяшеньке.

— Я ж тебе выдал «кольта». Чем не оружье? Пули здоровенные, да с надрезами — шарашит не хуже тульского ружья…

— Ты придуриваешься, что ли, Ваня, я не пойму? — рассердилась наконец Варвара Кузьминишна, отстраняясь. — Я тебе о деле, а ты… Как по-твоему, можно с пистолем на медведя идти? Винтовки нужны. Настоящие.

— Гхм… — кашлянул Полежаев. — И что, вы с ними по грибы да по ягоды ходить начнёте? Огород на склоне копать, сено ворошить? Трёхлинейка вещь тяжёлая, для любой работы сильно несподручная. Ну ладно, вы бабы взрослые, а Бяша?

— А ты добудь не шибко тяжёлые. Карабины казацкие.

— Гхм… — вновь кашлянул купец. — А что… а ведь дело говоришь. Только те карабины из России надобно нарочно выписывать. На факториях я их и не видал ни разу. Тунгусам да чалдонам трёхлинейки-драгунки привычны уже, ничего другого они не просят, ну вот и не возят другого-то… Специальный заказ по нашим-то местам — в здоровые деньги влетит. Похлеще немецкого насоса, пожалуй.

— Думай. Ты муж мне. Глава семейства, или не права я?

— Глава, глава, — негромко засмеялся Иван Иваныч, обнимая супругу. — Ладно, дай подумать. Решим вопрос, обещаю.

Он ухмыльнулся в бороду.

— А охальника вашего мы таки стрелим с Охченом. Завтра ж займёмся. Ишь чего удумал — на нашу Бяшу лапами махать!

…

— А-а, Иван Иваныч, дорогой! Какими судьбами!

Дормидонт Панкратьич Заварзин, хозяин фактории, расположенной на реке Чуне и ближайшей, если брать к северу, от укрытой в тайге полежаевской заимки, всем своим обликом излучал радушие и гостеприимство — в особенности обширнейшим животом.

— Привет, привет, Дормидонт Панкратьич, — Полежаев улыбался соответственно. То есть столь же широко и радостно. Вежливость, как известно, первейшая подмога в торговых делах. — Всё толстеешь, как погляжу?

— Ой, и не говори, — купец сокрушённо поглядел в зеркало, прибитое на стене. — Надо, надо останавливать это дело, нутром чую. Так разве ж с моей Манефой получится? С утра пышки, в обед пирожки, на ужин ватрушки…

— Вон англичане, бают, верное средство от излишней толстоты изобрели. Бегают по утрам, понимаешь ли. Вот прямо перед завтраком, по три мили. Оттого все худые, как палка.

— Бегать?! — весело изумился Дормидонт. — Ну ты даёшь, Иван Иваныч! Где ж это видано, чтобы честный российский купец пешком бегал? Нет уж, я лучше от грудной жабы смерть приму, нежели такой-то позор!

Посмеялись.

— Вот, глянь-ка, Дормидонт Панкратьич, чего я привёз, — сочтя прелюдию состоявшейся, Полежаев перешёл непосредственно к делам. — Илюшка!

Подскочивший тунгус принялся раскладывать на прилавке добытые шкурки. Меха, прямо скажем, не впечатляли — одна чернобурая лиса, несколько обыкновенных, рыжих, пара-тройка соболей, куницы… Отдельно легла обширная медвежья шкура.

— Ну чего тебе сказать, Иван Иваныч, — сокрушённо произнёс Заварзин, закончив осмотр товара. — Нечем мне тебя утешить, ей-ей. Меха-то летние все.

— Само собой, летние, — хмыкнул Полежаев. — Откуда ж в августе месяце зимнему меху-то взяться?

— Ну и вот…

— Да не тяни. Сколько?

Заварзин назвал цену. Полежаев вполне натурально икнул, выпучив глаза, с негодованием отмёл предложение. Торг пошёл, как положено. Отжать, впрочем, удалось в итоге немного — Заварзин был сильно прижимист и цену любым мехам знал назубок.

— Погубит тебя жадоба, Дормидонт Панкратьич, ей-ей, — посетовал Иван Иваныч, сдаваясь на последнюю сумму. — Отец мой на том погорел, а мог бы миллионщиком быть. Ну и я чуть было не того…

— Ну-ну, — Дормидонт многозначительно и ехидно хмыкнул. — Того-не того… Ладно, Иван Иваныч. Чего из мово товара брать будешь?

Порывшись за пазухой, Полежаев извлёк помятый листок, вырванный из записной книжки.

— Вот, чтобы языком долго не трепать, да не забыть чего — тут всё изложено.

Хозяин фактории углубился в