Последнее фото - Ковальски Дмитрий

Из коридора вели три двери. Первая была позади писателя и вела на улицу. Вторая — по правой стороне, Николас осторожно приоткрыл ее и заглянул в щель — небольшое складское помещение. На деревянных полках лежали горы тряпок, металлические трубки разной длины, столярные инструменты. Возможно, комната хранила еще какие-то тайны, но писатель был здесь по другой причине. Ему нужен любой снимок призрака, чтобы проверить свою теорию.

За третьей дверью оказался пустой зал ожидания. Складывалось впечатление, что квартиру бросили. Но Николас отчетливо видел, как Федор вошел внутрь, а значит, Мастер тоже был здесь.

Дальше ориентироваться стало проще. Писатель знал, за какой дверью кабинет Мастера для приема, а за какой — проявочная комната. Хотелось начать именно с нее, но Николас опасался, что именно там находится Федор, поэтому, двигаясь вдоль стены, он проскользнул в кабинет.

Все изменилось. Теперь здесь стоял только один деревянный стул — и больше ничего. Вокруг кто-то расставил свечи: видимо, готовили очередной ритуал. Из этой комнаты Николас попал в личные покои Мастера, которые утопали в темноте. Единственное окно замазали черной краской и завесили плотными шторами. По силуэтам писатель определил шкаф, кровать и туалетный столик с большим зеркалом. Больше ничего в комнате не было.

Первым делом Николас проверил столик. Ему приходилось подносить каждый предмет вплотную к лицу, чтобы понять, что это. В туалетном столике ничего любопытного не нашел. Только несколько вещей — грим и кисточки, чтобы его наносить. То же самое и с тумбочкой возле кровати. Совершенно пуста. Николас постучал по дну полок, надеясь на скрытый механизм — но, увы, перед ним были самые обычные полки.

Оставался шкаф.

Осторожно, чтобы не врезаться в кровать или стул, Николас подошел к нему и на ощупь нашел ручку.

В этот момент он услышал громкие шаги, словно кто-то прошелся за спиной. Затем дверная ручка щелкнула и дверь открылась. Николас едва успел заскочить в пустой шкаф и закрыться одиноко висящим костюмом.

Некто вошел и, судя по звуку, подошел к туалетному столику. Скрипнул стул — некто сел. Послышался вздох. Зажглась лампа.

Глава 17

— Ожидайте, — сказала Людмила Матвеевна и указала на деревянный стул, окруженный горящими свечами.

С каждым новым визитом радушие Людмилы Матвеевны испарялось. Она говорила более грубо, в движениях ее читалась резкость. Всем своим видом она показывала, что гостю здесь не место. И что устала от бесконечных визитов. В том числе и государственного служащего.

Лаврентий Павлович сидел на деревянном стуле и впервые благодарил Фролова. Тот решил лично изловить бежавшего писателя и избавил околоточного от лишней беготни по городу.

Спустя несколько минут в комнату вошел Мастер. Он не смотрел на своего гостя. Да и выглядел иначе. Белая рубашка не заправлена, манжеты и воротник расстегнуты, а всегда аккуратно зачесанные волосы растрепаны.

Он обошел Лавра по кругу, по пути поправляя свечи.

— Прошу простить, ваше благородие, но на два сеанса меня не хватит, призраки слишком измучили мои дух и тело. Так что вам придется выбрать, с кем поговорить: с начальником почтовой службы или девочкой.

Лаврентий Павлович задумался.

Фролов дал четкие указания — допросить дух Георгия Александровича. Конечно, сыщик не верил в спиритический сеанс. Ему важно было понять, кого обвинит мистификатор, и, исходя из этих фактов, строить догадки. Но у Лаврентия Павловича были свои мотивы.

— Так каков ваш ответ? — Мастер стоял напротив, пристально глядя околоточному в глаза.

— Дочь, — хрипя, ответил околоточный, затем откашлялся и повторил: — Я хочу услышать свою дочь.

— Будь по-вашему… — сказал устало Мастер и хлопнул в ладоши.

После этого он упал на спину и забился в приступе. Его руки и ноги дрожали, изо рта шла пена, а затылок бился о деревянный пол.

Лавр дернулся в попытке помочь человеку, но разум его остановил. Все же это было частью ритуала, которому Лаврентий Павлович мешать не смел.

Спустя минуту Мастер замер и зашептал. Его слов было не разобрать, возможно, он говорил даже не на русском языке.

— Кто вы? — сквозь металлическое эхо прорвался слабый девичий голос.

— Говорите, — скомандовал Мастер.

— Кто вы? — со страхом повторил ребенок.

— Я… — сказал Лаврентий Павлович и ссохшиеся от волнения губы треснули.

Оцепеневший от невозможности происходящего надзиратель молчал.

— Вы испытываете их терпение, — прорычал Мастер. — Говорите!

— Я… я твой… — Он не стал заканчивать фразу, решил, что для призрака она не имеет значения.

Оказавшись в этой ситуации, Лаврентий Павлович не знал, что спросить у духа своего нерожденного ребенка. Где-то внутри все еще жила частичка отцовства, а потому слова, пусть и не сразу, пришли сами собой.

— Скажи мне, дитя, знаешь ли ты своего отца?

— Нет, — ответил голос, — я не знаю, что такое отец. Кто вы?! — она строго повторила вопрос.

Сердце околоточного кольнуло. На глазах навернулись слезы.

— Я…я…должен был стать… — Он запнулся, эти слова ничего не значили.

— Отцом? — с любопытством спросил голос. — Они говорят, что вы должны были стать моим отцом.

— Да, — проглатывая слезы, ответил Лаврентий Павлович.

— Вы все еще можете им стать… — тихо ответил голос.

Мастер вскочил на ноги. Огоньки на свечах задрожали.

— Достаточно! — крикнул он и хлопнул в ладоши.

— Почему?! — закричал Лаврентий Павлович. — Почему вы ее остановили?!

Он с трудом сдерживал себя, чтобы не подскочить и не врезать Мастеру в лицо.

— Мне тяжело. — Голос Мастера прозвучал иначе. В нем не было ни власти, ни надменности, как прежде. Только искренность.

— Будь по-вашему, — ответил Лаврентий Павлович, но с его решением не смирился.

В этот же момент в комнату вошел Яков и вежливо пригласил Лаврентия Павловича за собой. Тот бросил на Мастера обиженный взгляд и вышел из комнаты.

Глава 18

Николас не мог поверить тому, что услышал. Даже спрятавшись в шкафу, он отчетливо разобрал голоса. Два мужских — Мастер и околоточный — и один детский. Пусть часть его звука съедал металлический скрежет, но все равно довольно понятный.

Мастер выдал этот голос за дух покойной дочери Лаврентия Павловича. А значит, отныне тот попал в опасные сети. Неспроста он оборвал сеанс на важном для надзирателя месте. То был холодный расчет, чтобы вынудить его прийти снова.

Но почему Николас так отчетливо слышал их голоса, словно они были в одной и той же комнате? Еще одна загадка, над которой он обязательно подумает вечером. Николас коснулся кармана пиджака, где лежал флакон.

Дверь в спальню открылась, и вошел Мастер. Он устало рухнул на кровать. Втянул носом воздух и громко выдохнул ртом.

— Я так больше не могу, — сказал он вслух и засунул руку под подушку.

Немного поводя рукой, он достал фарфоровую трубку, поднялся, подошел к туалетному столику и зажег свечу. Затем сел на стул, достал из верхней задвижки небольшой мешочек.

К сожалению, Николас не видел, что делает Мастер. Только мог догадываться по звукам. Но, когда комнату наполнил тягучий едкий аромат, быстро сообразил, чем тот занимается. На него опиум действовал как снотворное, поэтому Николас надеялся, что сейчас Мастер ляжет на кровать и быстро заснет. Правда, последние дни писателю не везло, да и спрятался он в самом неподходящем месте. Если только Мастер решит сменить костюм перед тем, как лечь, — Николас пропал.

Мастер откинулся на спинку стула и посмотрел вверх. Расслабляющее действие опиума постепенно окутывало тело и мысли.

— Я больше не могу! — выкрикнул Мастер.

Его голос эхом разлетелся по комнате.

— Вы слышите?! — Он с трудом поднялся на ноги. — Я! Больше! Не могу!

Он замахал в воздухе кулаком. Сделал несколько шагов и остановился в центре комнаты.