Дети Божии - Мэри Дориа Расселл

незакрепленным выполнялись всеми даже в личных помещениях, и это, конечно, снизило степень зафиксированного ими ущерба. В основном вниманию их представали кучи одежды и постельного белья, которые они отодвигали, внимательно осматривая стены, полы и потолки каждого помещения.

Поверхности покрывал слой хрупкого полимера, полностью обнаруживавшего следы деформации. Наиболее очевидно они проявлялись на внешних стенах, однако исследования и опыт показали, что выжить можно только при линейных столкновениях, так что Карло выбирал астероид и обрабатывал его с учетом этого факта. Растрескивание внешней оболочки оставалось вполне возможным, но обнаружить трещины можно было только методом ультразвукового контроля. Однако центральный цилиндр «Бруно», содержавший всю систему жизнеобеспечения, не обнаруживал признаков скорого разрушения.

Проходя через кают-компанию по пути к ангару посадочных катеров, Карло отметил, что Нико уже убрался на кухне. Продукты и утварь были упакованы в надлежащие емкости и разложены по местам. На виду оставалась лишь использованная Сандосом сковородка. Удовлетворенный Карло остановился на мостике, где Франс и Сандос занимались диагностикой.

– Почему ты не в гермокостюме, Франс? – спросил Карло. Горловой микрофон делал его голос тонким и невыразительным, однако давал понять, что для нарушения приказа должна существовать уважительная причина.

– Мальчик подрос. Больше не налезает, – коротко объяснил Франс, ухмыльнувшись Дэнни Железному Коню, бесстрастно смотревшему на него из-за лицевого щитка.

– Молись, чтобы нам не хватануть настоящего вакуума, Шеф. Если я взорвусь, умаетесь отскребать мое сало с приборов до конца путешествия.

– Или почием на лоне нашего Господа Иисуса, – сухо проговорил Дэнни.

– И что вы уже нашли? – спросил Карло у Франса.

– Мы ослепли на один глаз, – вновь посерьезнев, проговорил Франс. – Будете смотреть дальше, ищите нашу правую сенсорную панель.

Повезло, подумал Карло. На самом деле очень повезло. Но произнес:

– Отлично. Железный Конь, проверьте Шона и Жосеба – пусть доложат, как перенесли столкновение биологические объекты. А затем осмотрите посадочные катера. Я намереваюсь осмотреть корпус. Франс, мониторьте меня.

«Основным источником зла в человеке, – писал стоик Эпиктет, – так же, как и всех его низостей и трусости, является не смерть, но страх смерти». Карло Джулиани впервые прочитал эти слова в возрасте тринадцати лет, спустя неделю после одних из целого ряда многочисленных похорон, на которых ему довелось побывать ребенком. Кузена разнесло вдребезги бомбой, заложенной в автомобиль; в гроб, собственно говоря, класть было нечего, однако за почти пустым ящиком по Неаполю следовал кортеж из почти двух сотен автомобилей. Карло не присутствовал при этой конкретной кончине, однако еще в возрасте семи лет его с ног до головы забрызгало каплями крови и кусочками мозга – в то время речь шла о дяде, – и посему имел возможность размышлять о смерти с ранних лет.

Другой ребенок мог бы податься в священники; тем более что прецедентов в семействе насчитывалось немало – в четырнадцатом веке один из Джулиани был стигматиком, то есть носил на руках язвы Христа. Однако жизнеописания слишком многих из мучеников, присутствующие в христианской агиографии, не удовлетворяли Карло. Поддавшись подростковому романтическому ощущению собственной важности, он сфокусировал свое внимание не на Иисусе Христе, но на Марке Аврелии. Потребовался авторитет величайшего из кесарей, подлинного героя, наделенного монументальным самоконтролем и бесстрашием, чтобы укрепить хрупкую еще отвагу мальчишки, которому, возможно, предстояло в скором времени сделаться законной добычей вендетты, коль скоро соперничавшей famiglia потребуется выбрать несложный объект для показательной казни.

Марк Аврелий представлял собой сложную ролевую модель. Карло, пытавшийся добиться стоической рациональности и отваги, тем не менее оказался затянутым в истинно неаполитанское болото дохристианских суеверий и барочного католицизма. Он вырос одновременно избалованным и озлобленным, возмутительным образом испорченным и преступно лишенным прочной основы.

В некотором отношении он так и остался катастрофически избалованным сыном собственной маменьки, приходившим в бешенство от малейшего сопротивления. Подобно родному отцу, он умел полностью не замечать чужие желания и потребности, если только они случайным образом не переплетались с его собственными.

Тем не менее он понимал, что эти его качества являются недостатками, и боролся с ними.

«Самый благородный способ мести, – писал Марк Аврелий, – заключается в том, чтобы не стать подобным своему врагу».

– Я учился на ошибках своих предшественников, – поведал Карло Эмилио Сандосу. И это утверждение было не праздной похвальбой, а пробирным камнем[56] всей его жизни, и, в частности, «Джордано Бруно» являлся доказательством того, что не все усилия его пропали даром. Созданный им корабль располагался внутри большой, крепкой, необычайно симметричной небесной скалы – девственного однородного минерала, не тронутого предыдущими шахтерскими работами. Прежде чем горные машины высверлили в нем цилиндр под корабль, камень был тщательно изучен, обследован, простукан и просвечен. Помещения экипажа располагались в самой сердцевине, надежно защищенной от космической радиации. Вся внешняя поверхность астероида была под давлением покрыта упругой самозатягивающейся пеной. Вся фотоника, система жизнеобеспечения и управления, была продублирована трижды и контролировалась чрезвычайно тщательно опробованной системой искусственных интеллектов, запрограммированных на автоматическое включение маршевых двигателей и системы стабилизации при любых отклонениях от штатного режима полета, даже в том случае, если экипаж выйдет из строя.

Корабль стоил целое состояние. Карло представил свои аргументы отцу в экономической форме; конечно, поддержала его и сестрица Кармелла – данный проект устранял его как потенциального соперника, пока сама она будет заниматься укреплением собственной власти. К тому же, как заметила эта сучка, деньги, потраченные на усовершенствование корабля, можно считать долговременным вложением капитала, которое, однако, могло и привести к возвращению в игру ее брата, что, по ее мнению, можно было считать приемлемым риском, тем более что самого Доменико уже не будет к этому времени в живых.

«Гори ты в пламени, старый хрен», – думал Карло под звуки собственного дыхания, поднимаясь к вершине носовой технической зоны по оставленному центральному ходу, чтобы найти там доказательство, что всего два часа назад он был весьма близок к тому, чтобы присоединиться к своему папаше.

Весь технический передний отсек корабля, в котором размещалась аппаратура дальнего обнаружения, покрывала тонкая черная пыль. Пройдя по оставшемуся на полу круглому пятну, он нашел в его центре миниатюрный Везувий, отодвинул его носком ботинка, а затем, нагнувшись, расчистил это место прикрытой перчаткой рукой и обнаружил пробоину. После чего сделал шаг назад, посмотрел на потолок, соответствовавший носовой части корабля, когда он шел под тягой, где находилось такое же отверстие, забитое мелкой почвой, высосанной космическим вакуумом из трубы Волвертона и удерживавшейся там силой трения.

Нетрудно было понять, что аналогичные отверстия обнаружатся и на другом конце корабля.

Доверившись на малое время законам физики, он попытался представить себе картину соударения. Попавшаяся на их пути частичка