Бояринъ из куна-чакры - Владимир Борисович Журавлев

— Так. В этом что-то есть, — озабоченно сказал князь Кирилл. — И кто тогда? Жанна? Так обычная же девчонка, знаю я ее…

— Точно знаешь? — мягко спросил Леон. — Мама ее — фрейлина младоимператорского двора. Маму мы знаем, ты так даже очень хорошо… а отца?

Князь Кирилл тяжело задумался.

— Опасно, — в результате пробормотал он. — Мы Москве не ровня. Съедят и не подавятся. Закрываем расследование.

— Кирилл, они чуть не убили мою дочь! Если б не пацан…

— Леон! Закрываем расследование! Еще раз оказаться в бассейне не хочу — и тебе того не желаю!

— Так старый хрыч зарыл же его! — усмехнулся Леон. — И еще поверху забетонировал.

— Тем хуже! Об бетон — это еще больнее…

Леон проводил старшего брата задумчивым взглядом. Упрямо прищурился. И подтянул к себе монитор.

Знакомый из Следственного комитета отозвался почти моментально.

— Князь Леон! — почтительно склонился он к монитору.

— Оставь! Играйся с Кириллом, вам обоим нравится! Скажи лучше, что по делу на Летнем балу? Посмотрели?

— Посмотрели, — кивнул следователь. — И в морге, и так… поспрашивали. И знаешь, что я тебе скажу, Леон…

— Знаю. Сейчас скажешь, чтоб не лез в это дело.

— Ну вот, ты сам все понимаешь.

— Сашеньку чуть не убили, — упрямо сказал князь Леон.

— Так не убили же? — усмехнулся старый следователь. — Вот и радуйся. И не в нее целили, вот тебе мое профессиональное мнение.

— Понятно. Что еще скажешь?

— Я? Ничего. Разве что эксперты в недоумении. Говорят, Безумного Фрака не человек бил. И этого мага-психопата тоже.

— В смысле — не человек? А кто?

— Драглайн с шар-бабой. Штука такая, которой сносят старые дома.

— А ваши эксперты ничего не нюхали? — разозлился князь Леон.

— Вроде нет, но спрошу. И еще — Коэн тоже загнулся. В больнице.

Леон недоуменно моргнул.

— Вот, и я тоже охренел, — с удовольствием согласился следователь. — Отказали почки. У мага. В лучшей частной клинике города. Леон, не лезь в это дело, голову потеряешь. А с тобой приятно иметь дело, другого Меньшикова я не перенесу.

— Спасибо за заботу, старый… — озадаченно пробормотал князь Леон и выключил монитор. Потом поднялся и решительно отправился к старшей дочери.

— Ой, папа, привет, — слабо улыбнулась ему Сашенька с постели. — А я еще не вставала…

Князь Леон со щемящей нежностью смотрел на дочь. Бледная, хрупкая, беззащитная. И ее чуть не срезал «огненным клинком» заурядный психопат. Как, как оградить детей от жестокого мира?

Брови дочери начали удивленно подниматься.

— Я что пришел-то? — опомнился князь. — Твой вчерашний спаситель. Кто он? Ты так странно его назвала…

— Подслушивал? — мягко укорила дочь.

— Ну, знаешь ли! Когда полгода твердишь, что погибнешь именно в этот день, что должен делать отец⁈ Конечно, подслушивал! И подглядывал! И проверил весь парк на минирование, а посетителей на оружие! Ты назвала его — Светлый государь. Что это означает?

— А, это, — улыбнулась Сашенька, сползла с кровати и зашлепала к книжным полкам. — Сейчас покажу.

Князь Леон с недоумением смотрел на книжную иллюстрацию. Могучий воин с суровым и неуловимо знакомым лицом. Ах да, чем-то напоминает Алена Дюпона, иллюстратор наверняка взял секс-символ Европы в качестве образца. Ну и?

— Старая книга, сейчас такого не читают, слишком наивно, — тихо сказала сбоку Сашенька. — А иллюстрации превосходны. Гил Гэлад, всеэльфийский царь, последний Светлый государь, хотел навеки превозмочь нависшую над миром ночь… Это он, папа.

Князь Леон вздохнул с невольной жалостью. Его старшая, любимая дочь не совсем нормальна — печально, но факт. Живет в своем выдуманном мире книг, стихи пишет очень странные, поет… И вот — Гил Гэлад. Ее рыцарь-спаситель. А на самом деле — просто похожее лицо. Этот Ален Дюпон окончательно задолбал, два десятка двойников только по Старому Донцу шарахаются.

— Саша! — строго сказал он. — Да, подслушивать нехорошо, но и говорить незнакомому юноше то, что ты сказала, тоже недопустимо! Что значит — всё и всегда⁈

— Папа, какая разница, сейчас сказать или потом, когда познакомимся? — вздохнула дочь. — Пусть знает. Все равно он — моя судьба. Я вижу.

Князь Леон вздрогнул. Дочь видит — это серьезно. Случалось, что ее видения не сбывались, но если сбывались, то именно так, как видела Сашенька.

— Закрою в комнате на замок! — пообещал он ворчливо. — Будет вам всё и всегда!

— О, тогда он придет сам! — легко улыбнулась девушка. — Его замки не остановят! Или я к нему приду.

— Александра! Дочка… что ты видишь в своей судьбе теперь? Когда опасность миновала?

— Ничего. Теперь он — моя судьба, я же сказала. И это так странно и непривычно…

— То есть — ты больше НЕ ВИДИШЬ? — осторожно спросил князь.

— Конечно, вижу! Только не себя. Хочешь, про тебя скажу?

Князь Леон насторожил уши.

— Ты — мой папа, — ласково шепнула Сашенька. — Навсегда.

Увидела разочарование на его лице и тихонько рассмеялась.

— Какие же вы все нечуткие! Ты — мой папа. Как много в этих звуках — видишь? Не видишь. А ты — мой папа. И можешь отбросить свои подозрения насчет ветреной маменьки, у которой две дочки темненькие и одна вдруг светлая, как ясный день. Потому что я — вижу!

Князь немножко смутился. Ну да, мелькало иногда в голове, что очень уж непохожа на остальных Меньшиковых его Сашенька…

— И ты — навсегда. Видишь? И этого не видишь. Значит, суждена нам долгая жизнь. И тебе, и мне. И мы — дочь и отец навсегда. А значит, и клан наш сохранится. Вот сколько всего в простых звуках, а ты не видишь! И никто не видит…

Князь Леон погладил по голове поникшую дочь и ушел очень задумчивым. Александра проводила его нежным взглядом. Потом раскрыла книгу не глядя — так, как положено раскрывать, когда хочешь увидеть знаки судьбы. И грянуло со страницы:

'И царь сумел развеять ночь —

Развеять, но не превозмочь.

И закатилась навсегда

За край небес его звезда'.

Она долгое мгновение смотрела широко распахнутыми глазами на страшное знамение. Потом закричала — дико, жутко и беззвучно. И рухнула в припадке на пол.

Вбежавшие в комнату слуги привычно навалились,