Чай со звездным сиянием. Книга 2 - Марта Льян

мне нужно было помочь, всех снова как ветром сдувало. «Не могу», «ах, беда, но ты переживешь», «не страшно», «не преувеличивай» и вот это вот все. А если нужно было просто порадоваться за мой успех – казалось бы, что тут сложного? – некоторых аж корежить начинало. «Почему не я», «он недостоин», «смухлевал», «давайте слухи про него пустим». Гадкие лицемеры! Чем больше времени проходило, тем больше я отдалялся от всего этого. Мои отношения с другими во многом превратились в коммерческие, потому что дружба оказалась сказочкой для легковерных. С девушками тоже не клеилось: часть из них в итоге западала на мое умение зарабатывать, а другая часть крутила носом и пыталась учить меня жизни. Да и я с тех пор все равно никого не любил так, как ее… Вот я и упростил все до базовой экономики. Ты для чего-то кому-то нужен, а этот кто-то выгоден тебе? Рассчитались и разбежались. Удобно и не обидно впоследствии.

– Послушай, я знаю, что тебе это не поможет, но мне искренне жаль… – Кадер открыл было рот, чтобы утешить, но его грубо прервали.

– Цыц! Я договорю, потом будешь мне свою лапшу на уши вешать. Можешь повесить чашки или еще какую-нибудь чайную белиберду, ты ж вроде в этом специалист. – Он истерично хихикнул, но почти в мгновение ока снова посерьезнел. – Там твой мелкий говорил: я эгоист, думаю только о себе. Так вот, я с ним согласен. Но ведь каждый из нас эгоистичен. Желание помогать другим – это тоже, между прочим, эгоизм. Забота о себе любимом. Тебе важно не только то, что те, кто тебе дорог, будут здоровы и счастливы. Тебе важно твое моральное состояние. Целы они – спокоен ты. Ты оберегаешь себя от боли, которую может причинить их несчастье. А знаешь, как еще можно себя уберечь от такого? Знаешь?! А я расскажу! – он гордо вскинул голову. –

Не иметь близких и друзей не иметь! Выстроить стену, уйти в себя. И быть ко всему готовым. Да, одиночество – тяжелая ноша. Зато никто и ничто больше не причинит тебе боль. Ни сотни фальшивых друзей, готовых бросить тебя при любом удобном случае, ни – возможно – парочка настоящих, которые… – его голос снова надломился. – Скажем так, могут покинуть тебя не по своей воле.

Он опять вздохнул, но в этот раз вместе со вздохом вырвался еще и скулеж, тихий и горестный.

– Я как пиво в этой кружке. Мост между другими, развязыватель языков, спасение от проблем, смазка в шестеренках идей и планов. Но не более того. Копнешь глубже – и окажется, что я никому не сдался, особенно когда это им невыгодно. Жизнь действительно как экономика: если у тебя проблемы, ты не котируешься. А вот если можешь решить проблемы других…

В уголках глаз Дирка блеснули слезы. Он гордо отвернулся к стене.

Достукался. Уже три кружки, и он треплется, как водитель такси, везущий туристов из аэропорта. А ведь ему должны скоро еще и виски принести… Ладно, теперь уже наплевать. Будь что будет.

Кадер вдруг вспомнил, как он вытаскивал кактусокота из-под завала в детстве. Маленький зеленый клубок шипел, кололся и все же судорожно вцеплялся в одежду и мелко дрожал. Боль еще не утихла, зверьку было страшно сидеть на руках у джинна, но в то мгновение в огромном мире, загнавшем его в ловушку, было еще страшнее.

Дирк напоминал ему этого кота. Он ранил их словами и поступками, ругался, огрызался и всем своим видом стремился показать отчужденность и безразличие. Но где-то в глубине души он отчаянно нуждался в поддержке. По крайней мере, в этот самый момент.

Принесший виски и очередной стаут официант не заметил подавленного состояния Дирка, быстро сделавшего вид, что он сосредоточенно роется в карманах. Однако стоило ему только отвернуться, как лепрекон уже сидел с кружкой в обнимку.

– Я живу так и по сей день. По крайней мере, пытаюсь жить. Не всегда выходит. Бывает, я даю слабину. В первый раз дал, когда жил и работал в России – уж больно хорошо спелись тогда с одним домовым. Он тоже звал меня другом, мы любили работать вместе. Казалось, он понимал меня. Причем прошло несколько лет, за это время я окончательно перестал в нем сомневаться. А потом нас вытащили на одну работу – довольно противоречивого характера, я бы сказал. Если вкратце – один человек наворовал денег и хранил их исключительно в наличке. У него на даче полчердака было сумками с купюрами забито, а слить все это счастье он никуда не мог – раскроют дурака. Надо было переводить на счета и отмывать, а это все так просто не делается. В те времена точно не делалось. Где-то четверть, если не больше, ушла при отмывке, еще четверть он обещал нам за работу, а остальное ему в распоряжение – теперь уже он мог этими деньгами пользоваться. Ух и канитель была! Но мы смогли! Мучились, как только не изгалялись, но вывели все. И он не обманул, всю сумму выплатил – правда, на общий счет, который мы завели, пока со всем этим возились. А на следующий день за мной притащились человеческие полицаи по наводке угадай кого, – окрысился Дирк. – Он просто решил слить меня и, видимо, присвоить себе мою долю или хотя бы ее часть. Что я чувствовал в то время – нет нужды говорить. Ну и пришлось мне спешно рвануть в Европу. Тут я уже ни с кем не водился, хватит с меня. Правда, судьба все-таки столкнула меня с вами, и тут я… Я второй раз дал слабину.

Он злобно посмотрел на Кадера. Стакан из-под виски был уже пуст, а кружка с пивом – пуста наполовину.

– Зачем? Зачем вы заботитесь обо мне, для чего я вам нужен? Скажи хоть ты! Ради знаний? Связей, которых у меня особо нет? Денег? Я же ненадежный, я всегда один, вышвырнули бы меня, и дело с концом! Я ничего не могу вам дать. Я чувствую себя дикарем, ребенком, взятым из детдома, я!..

– Тише, приятель, – голос Кадера был спокоен и тверд. – Посмотри на меня! Посмотри и послушай.

Дирк открыл рот, видимо, собираясь огрызнуться, но тут же захлопнул его и весь как-то обмяк, словно закончились силы. Впрочем, так оно и было – а вы попробуйте впустить в себя столько переживаний за раз!

– Ладно. Только не ври, а? Я этого всего за век ого-го сколько наслушался!

Кадер сочувственно наблюдал за тем, как лепрекон утирает непрошеные слезы.

– Ты не один. По крайней