Где распускается алоцвет - Софья Валерьевна Ролдугина

Дарина. И улыбнулась наконец; повернулась, глядя искоса, исподлобья, несмело, накрыла Алькину руку своей. Пальцы были ледяные. – Ага, пустила прямо в костёр. А самолётик закричал. И у меня тогда кошмары прошли, всё стало, ну… Нормально. Алика, ты поможешь мне?

Дарина смотрела на неё как на свой последний шанс.

Алька смотрела в ответ и думала: «Нет, нет, нет; давай найдём тебе настоящую ведьму, опытную, практикующую, которая не проклинала своего жениха, не убивала, не боялась потом, что он, мёртвый, за ней придёт…»

«Может, она и есть, эта ведьма, – пронеслось в голове. – Но она где-то там. А я-то здесь».

Если б пришлось бросить Даринку сейчас, отказать ей, Алька бы себе никогда не простила.

– Давай попробуем, – сказала она, ощущая внутри холодок, как если глядеть с большой высоты вниз и вниз, пока не начинает казаться, что падаешь. – Ты где сейчас живёшь? Ты одна?

– Ну, Зарян мальчишек забрал к матери, но хотел вечером вернуться…

– Пусть лучше с ними останется, – посоветовала Алька. И добавила, чувствуя, как горло пересыхает: – Давай, выше нос! Принесу чай, который баб Яся делает, куплю тортик и приду вечером. Посидим, поболтаем… ну?

– Почти как девичник, – улыбнулась Дарина снова. – Жаль, что на настоящий девичник ты ко мне не приехала, ну, когда я замуж выходила… Ох, Алика, спасибо! – и она подалась вперёд, обнимая её крепко-крепко.

Адрес Алька записала в телефон – побоялась, что не запомнит. За тортом зашла сразу, благо до тёть-Тининого магазина было всего ничего; выбрала что-то рассыпчатое, песочное, ароматное, с яблоками и карамелью. Пока наблюдала за тем, как тётя Тина перевязывает коробку лентой, поймала себя на том, что размышляет, кто мог навредить Дарине. Тогда, семнадцать лет назад, к ней привязалась мара, слабенькая, но гадкая. Мар вообще всегда было повсюду много, куда ни плюнь – обязательно попадёшь. Но обычно сильно они не вредили, только пугали. Достаточно было повесить в изголовье полынь, или надеть вышитую сорочку, или что-то железное под подушку положить, или… Таких оберегов – десятки, выбирай, какой нравится. Неудивительно, что даже мелькая Алька справилась с марой легко. Тем более что ей с детства отчего-то особенно хорошо удавалось именование; может, из-за богатого воображения, может, потому что она умела верить самой себе и желать горячо, с чувством.

Но чтоб мара – зыбкий сон, клок тумана – преследовала человека год…

– Тёть Тин, – с сомнением позвала она, переминаясь у прилавка с ноги на ногу. Очень манило безе со сливками и мелкой лесной малиной, но логика подсказывала, что яблочного торта будет более чем достаточно на двоих. – А ты ночниц тут не видела?

– Да помилуй, откуда. Думаешь, они ко мне за временной регистрацией приходят, как в городскую управу? – хмыкнула тётя Тина. С головы до ног в болотно-зелёном и сером, в косынке, не прикрывающей заострённых ушей, смуглая, тощая и вёрткая, сегодня она и впрямь была больше похожа на кикимору, чем на человека. – Нечисть промеж собой не дружит и союзов не заключает. А случайно заметить… Что-то я, конечно, чую – моровую девку, вон, издали видно, в струпьях вся, как ходячий труп. Но если ко мне зайдёт двоедушник или там колдун – как их распознать? Эх… Хотя сейчас всё может быть, – подумав, добавила она. – Вон, год назад, говорят, где-то большой курган раскопали, то бишь могилу – и оттуда ка-а-ак попрёт!

– Курган? – насторожилась Алька. – А где? Не у нас?

– А я почём знаю? – отозвалась тётя Тина ворчливо. – Слышала, и всё. Но с тех пор то леший где-то начнёт буянить, то навки туриста насмерть запляшут… Даже лихо видали, но не у нас, а там, к северу, – неопределённо махнула лапкой она. – Может, и ночница завелась, хотя их лет пятьдесят, пожалуй, не видали. Ну-ка, держи, а будешь нести, за дно придерживай.

– Ага, – кивнула рассеянно Алька, забирая коробку. Тяжёлую – пропитки и начинки тётя Тина не жалела. – Слушай, а может, и Костяной тоже оттуда?

– Шиш его знает, – прозвучал мудрый ответ. – Но я б курганы третьей дорогой обходила: то, что хоронят под тяжёлым камнем, лучше без нужды не беспокоить. Так-то.

По дороге Алька встретилась с Велькой – тот выбрался в центр, чтобы забрать из пункта выдачи новую партию учебников и пособий. К зиме он собирался устроиться куда-то хоть на полдня, чтобы не сидеть у родителей на шее, а до тех пор хотел подналечь на учёбу. Торт Велька помог донести до самой калитки, а потом свернул и пошёл назад, к дому Ёжёвых – мать собиралась нарубить капусты, чтоб заквасить, и он вызывался помочь.

– Может, вечером забегу к вам, – добавил он, расставаясь.

– Меня не будет, – предупредила Алька. – У меня дела.

– Ой, – расстроился Велька. И исправился тут же: – Ну то есть – удачи! В делах.

Когда она спросила у баб Яси, где лежат ведовские принадлежности, та, к её чести, не закричала радостно: «Ты наконец интересуешься ведовством?!»

Нет, всего лишь села мимо стула, изрядно Альку этим напугав.

– Ну, ну, я не хрустальная, не разобьюсь, – хмыкнула она, поднимаясь и потирая поясницу. – Хотя уже, прямо скажу, не резиновый мячик, как в молодости, чтобы от пола отскакивать… Ты чего задумала? Таки решила сделать оберег?

– Решила, но не для себя, – призналась Алька. – У Дарины дома кто-то вредит, хочу к ней с ночёвкой. Думала, может, мара, но на мару не похоже…

– Ночница? – тут же откликнулась баб Яся и по инерции потянулась к очкам, болтающимся на шее на цепочке. – Хотя их у нас тут давно не встречали… Ну, давно – не значит «никогда больше». Уехала я как-то добровольцем на археологическую практику в Полесье, лет сорок тому назад. Вышла ночью до колодца, и тут вижу – через улицу идёт высоченная баба, костлявая, в обносках. Метра три, если не выше. Идёт, а листья на яблоньках скручиваются и на дороге пятна, как плесень.

– Лихо? – не поверила Алька. – Да не может быть.

– И я решила, что не может быть, а сама за оберег – и ничком под куст, смотрю только в землю, – ухмыльнулась баб Яся. – И правильно сделала. Оттуда весь посёлок потом эвакуировали и колдуна из столицы вызвали, такие дела. Так что, Алёночек, может это быть или не может, а давай-ка готовиться так, будто это ночница.

Испуганной она не выглядела, впрочем. Скорее, радостной.

Алька была рада уже потому, что бабушка не приплясывала на месте, приговаривая: «Ведовство, наконец-то ведовство!» – пусть, скорее всего, и очень хотела.

Ночница хоть и считалась тварью поопаснее мары, но до моровой девки, до витряника и тем