Где распускается алоцвет - Софья Валерьевна Ролдугина

А потом она поступила так, как поступала всегда баб Яся – и мама, когда была ещё жива.

– Умрёшь? – спросила строгим голосом. И – уставилась тяжёлым, нарочито ведьминским взглядом; только так и надо смотреть, если хочешь повелеть горю пойти прочь. – Нет, в ближайшее время не умрёшь, это точно. А теперь садись и рассказывай.

Дарина тяжело опустилась на лавку, почти упала. Вблизи стало хорошо видно и осунувшееся лицо, и землистый, серый цвет кожи. Вчера всё это как-то скрадывалось, потому что на ней был алый, осиновый платок, повязанный на шее, как галстук, а сегодня он куда-то подевался, и усталость теперь бросалась в глаза.

«А ведь ей нравилось всё яркое, броское, – пронеслось в голове. – Мини-юбки, гетры, кожанки… Хотя с двумя сыновьями, наверное, мини не поносишь».

– Зарян… в общем, он сегодня утром забрал мальчишек и уехал к маме, – глухо произнесла Даринка, закрыв руками лицо и сгорбившись. – И правильно сделал. Зимка пришёл утром меня будить, а я… ударила его, в общем.

Зимка – это был сын, может, тот, что вчера ходил с ними, младший. А может, и старший, Алька не знала, и сейчас из-за этого ей было стыдно. А вот Заряна помнила ещё по школе. Он учился на класс старше – мелкий, белобрысый, вертлявый. Даринку, заводилу и хохотушку, обожал, даже некоторое время таскался за ней хвостом, даже ночью на кладбище – смотреть на гробовые огоньки. Васька его, правда, не любила и шугала – сурово, как только могла…

Алька, если честно, тогда была больше увлечена самой собой, чем какими-то мальчишками, пусть даже и старшими.

А потом переехала в столицу.

– И что Зарян сказал? – мягко спросила она.

– Что мне надо в больницу лечь, может, в центр поехать, у него там тётка работает, может устроить, – так же сдавленно ответила Дарина. – Но я ходила к врачам, тут врач не поможет… У меня сильное снотворное, очень, но я не сплю. Точнее, сплю, но становится только хуже.

На этих словах в голове точно вспыхнуло что-то; Алька вспомнила.

– Та-ак. А отсюда поподробнее.

Дарина закусила губу, наклоняя голову ещё сильнее; кудряхи, спутанные, как войлок, свесились вперёд, закрывая ей лицо.

– Ты… ты помнишь, когда нам было лет по девять, на меня напала какая-то сонная дурь? Я с криками просыпалась, весь дом будила?

– Угу. Такое фиг забудешь.

На самом деле Алька помнила это урывками. Тогда, в девять лет… да и позже, пожалуй, до старших классов, она не то что не чуралась колдовства, но даже и чай помешивала, бормоча под нос заговоры. А уж в школе к ней с чем только не обращались! Приходилось и потерянные вещи искать, и выгонять привязчивую шишигу из пруда за стадионом, и с домовым в подполе беседовать… Дарине она тоже помогала, не раз и не два – как и другим подружкам.

…а ещё они зимой, в самую длинную ночь, три года подряд ходили гадать на женихов в старую баню, и Алька всякий раз умудрялась нагадать себе жуткую жуть.

Но Дарине-то как раз сулила любовь, долгую, чистую, до старости.

– Вот тогда было то же самое, но в этот раз… В этот раз всё хуже, – вздохнула Дарина. – Я не знаю, что делать. Только засыпаю – и наваливается как будто что-то, и сразу так тоскливо… Сначала я не запоминала ничего, только просыпалась уставшая. Думала, ну, грипп, ну, осень тяжёлая, солнца нет. Когда зима начинается и мрак, то всем грустно, даже тем, кто говорит, что зиму любит… Против природы не попрёшь, витамин D, все дела, – поёрзала она и умолкла.

– Витамины я бы на твоём месте тоже пропила, только анализы бы сдала сначала, – откликнулась Алька рассеянно. – Колдовство колдовством, но врачи, знаешь ли, люди очень полезные, особенно когда к ним идти не как к врагам… Погоди, это у тебя давно началось, получается?

– В том году, – кивнула она. – И всё хуже, хуже… Теперь я сны помню. И мне снится, знаешь, будто я просыпаюсь ночью, а у кровати стоит, например, Зарян. Стоит – и смотрит, страшно так… А потом начинает меня душить. Или Зимка с ножом. Или Май. Или мама… И, Алька, я просыпаюсь, а оно по-настоящему болит, – выдохнула Дарина – и скорчилась, точно силы её покинули.

Её трясло.

– Слушай, а к ведьмам и колдунам ты ещё не… – начала было Алька и осеклась.

Конечно нет. Иначе бы так далеко не зашло. Но откуда в Краснолесье взяться ведьме? Есть баб Яся, но она только консультирует. Может вышить или вырезать оберег, но если что-то очень серьёзное, то это не поможет, у неё прямо на сайте так и написано.

– Я хотела, – шмыгнула носом Даринка. – Правда собиралась, даже узнавала, кто рядом есть. Даже тебе написать хотела, но… – Она осеклась; наверное, потому что помнила про своего почти-что-тёзку Дарёна Светлова. – Нашла двух ведьм. Одну в столице, но туда ехать на поезде, ну, и она с сыскарями работает, её то ли застанешь, то ли нет. А тут Костяной появился, всё такое… Вторая была тут рядом, в Светлоречье. У неё прозвище было – Паучиха, Чёрная Вдова.

Алька поёжилась и с шумом втянула остатки молочного коктейля через трубочку. Звук получился оглушительный и неприятный.

– Ничего себе прозвище, конечно…

– Она четырёх мужей пережила, – ответила Даринка. – И ни один своей смертью не умер. Но знаешь, как её звали ещё? Бабья Заступница. Она ни одной женщине не отказала, кто б к ней ни пришёл, а денег никогда не брала… Светлоречье тут рядом. Я хотела поехать, а она умерла.

– Ведьма? – не поверила Алька.

– Ведьма, – кивнула Дарина грустно. – Ну, по слухам, она уже какое-то время была сама не своя, очень хотела вернуть молодость или жизнь продлить… И вроде как, говорят, нашла способ. А потом раз – и умерла. Это две недели назад было… И я тогда подумала, что, значит, судьба, и я умру тоже. И тут вернулась ты.

– И тут вернулась я, – эхом откликнулась Алька, ощущая странную лёгкость в затылке.

Вот так, оказывается; треть жизни бежишь от того, что тебе с рождения дано, а потом раз – и влетаешь в это самое «дано» лбом, на полном ходу.

И не деться никуда.

– Угу… И я подумала, что, может… – Даринка осеклась, потом вдохнула глубоко, прерывисто, точно набираясь смелости, и продолжила: – Ты ведь правда спасла меня тогда, помнишь? Велела сложить тетрадный лист самолётиком, а потом взяла его и сказала: «Нарекаю тебя Даринкиной хворобой!»

– И пустила в костёр.

– Так ты правда помнишь? – вскинула голову