Хайо, адотворец - Мина Икемото Гош

Полевица махнула рукой, и на столике появились две чашки и токкури. – Хотя и на нас тоже лежит вина. Мы попустительски расслабились. Мы решили, что хитоденаши теперь проблема «внешняя», и слишком мало о ней знали, чтобы помочь нашему другу. Так что впоследствии мы согласились, что необходимость изучать и понимать хитоденаши довольно велика.

– Чтобы подобное не повторялось?

– Много кто за пределами Оногоро пытается наложить лапу на производство синшу. Много кто был бы рад обнаружить, как мы гнием изнутри. – Глаза Полевицы светились, как горячие угли. – Нас очень хотят поставить на место – после того как на Оногоро возобновилась культура Укоку и даже начала процветать, несмотря на проигрыш в Войне Ада Земного.

– Не думаю, что остальному миру настолько есть дело до Оногоро, как вам кажется, – сказала Хайо.

– Возможно. Но жители этого маленького острова не единственные, кто считает себя более значительными персонами, чем на самом деле являются. – Полевица проглотила очищенное яйцо целиком. – Тот факт, что Волноходец поставил существование сада под угрозу ради собственной любимицы, возмутителен. Ты, адотворец, помогла нам свернуть эту лавочку.

– Как сейчас Волноходец?

– В Онмёрё работают над тем, чтобы снять с него хоть какие-то метки до Ритуалов Великого очищения. По поводу вывода из строя детекторов – мы требуем снижения ответственности из-за высокого уровня меток. И мы победим. Нельзя допустить падения Бога Столпов. – Полевица обвела огненными глазами комнату Хайо: надпись над входом, стопки блокнотов у стены, окно, выходящее в маленький дворик и дальше, к заросшему оврагу и густому лесу. – Он сильно ослаб с тех пор, как Сжигатель разорвал эн между его духовным именем и демоницей. – Полевица сложила руки. – Его сердце разбито.

За окном лежала тень от присыпанной снегом молодой зелени. Стояла весна. Это удивило Хайо.

– Волноходец помнит Авано?

– Нет, но ему все равно тягостно, пусть даже у его боли нет имени. – Полевица наполнила чашки из токкури. – Скажи мне, чем бог может заплатить адотворцу за его ремесло?

Хайо удивленно приподняла брови:

– Я думала, боги Оногоро вполне способны сами разобраться с вопросами мести, поскольку у них есть Веская Причина.

– Я никогда не была человеком. Так что я очень плохо понимаю природу человеческой боли и страданий, – ответила Полевица. – Вы, люди, лучше знаете, как сделать друг другу больно, как зацепить личное. Мы, такие как я или Волноходец, умеем вызывать катастрофы, но в оползнях и наводнениях нет ничего личного. А вот сделать так, чтобы боль стала личной, чтобы конкретный человек страдал в безнадежном одиночестве, которое с ним никто не разделит, – это не мой конек.

– И для кого ты хочешь заказать такие страдания?

– Для того, кто накормил моего друга хитоденаши, кто создал Нацуами Рёэна и обрек его страдать, – мягко сказала Полевица. – Я видела, как ты работаешь. Результат меня устроил. Я заинтересована дать тебе поручение. Что ты, адотворец, хочешь получить, чтобы выяснить, жив этот человек или уже мертв, и, если первое, обрушить на него ад?

Хайо задумалась:

– Я боюсь, мои расценки сейчас в процессе корректировки.

– Это надолго?

– Пока не скорректирую окончательно.

– Ясно. В таком случае придется проследить, чтобы твой адотворческий бизнес процветал, а у тебя было время и место, чтобы отдыхать и… корректировать. – Полевица подняла чашку. – Несомненно, мы скоро увидимся.

Хайо помолчала, считая про себя до тех пор, пока затянувшаяся пауза не стала достаточно нервирующей, а потом тоже взяла чашку:

– Значит, я молчу о том, что боги вырастили на Оногоро целый сад, а ты отпускаешь Мансаку с абсолютно чистым реноме?

– Ты согласна?

– Один последний вопрос.

– Слушаю.

– Если здесь, на Оногоро, никто ничего не знал о хитоденаши, то кто же изначально помогал вам с посадками?

Полевица подняла на нее взгляд – невозмутимо, спокойно, как будто на Хайо смотрела гора.

– Неважно, кто нам помогал. Много кто. Агрономы. Ученые. Студенты, обнаружившие в библиотеках пропавшие документы военных времен. У нас был не один советник.

– Какие документы, чьи?

– Это, по-твоему, «один» и «последний» вопрос?

– Точно. – Хайо отсалютовала чашкой. – Хорошо. Я согласна.

– Отлично.

Они выпили.

Хайо поставила чашку на стол и проснулась.

* * *

Едва она открыла глаза, как обнаружила нависающего над ней Токифуйю:

– А теперь убеди меня, Хайо Хакай, что у меня нет Веской Причины проклясть тебя.

Двадцать девять

兄弟

Целых две недели чудовище пытало Т. и Е., знают ли они его имя.

Из отчета токифуйю Рёэна по итогам собеседования с богами Т. и Е.

– Ты даже не представляешь, что с тобой могло случиться в Межсонье!

Спустя двадцать минут Токифуйю все еще нервно вышагивал туда-сюда перед Хайо, в сотый раз повторяя возмущенные тирады, будто бы пытаясь намертво впечатать их ей в голову. Она же продолжала лежать в кровати и, вздыхая, таращиться в потолок.

– И ты еще додумалась с ним разговаривать! Ты же могла с ума сойти! Ты буквально могла отдать ему свой разум! Он, насколько нам известно, мог полностью тобой завладеть! И твоими адотворческими способностями! Вдумайся, в какой опасности оказался бы весь Оногоро!

– Эта тень собиралась связать меня смертной эн прямо там, пока я барахталась в воде, причем только потому, что ей подвернулась такая возможность. – Хайо ответила так тихо и спокойно, что Токифуйю с трусливым сопением захлопнул рот. – Так что я не намерена извиняться за то, что рискнула с ней поговорить и убедила не убивать меня, а заодно и отпустить тебя.

– Не намерена извиняться?!

– Да с чего бы? Интересно, как ты сам вообще собирался выбираться из Межсонья?

Токифуйю наконец заткнулся, выпустив дымные струйки между зубами. Он уставился в окно в немом негодовании, и Хайо решила пока внимательно рассмотреть обстановку.

Она лежала в длинном узком одноэтажном помещении, отгороженном ширмой от остальной части здания. Ширма была украшена стихотворением, витиеватые строки которого плыли, как водоросли в волнах. Комнату освещали окно и лампа с квадратным абажуром. На подставке курились благовония. Древесный аромат впитывался в ее одежду – оказалось, что на ней теперь трикотажная пижама с узким пояском. Раны на руках были обработаны, самые жуткие порезы – зашиты.

Адотворческая печать постепенно вновь проявлялась на ладонях.

– К своему стыду, я так и не смог разорвать твою эн с Нацуами, – сказал Токифуйю.

Хайо едва заметно улыбнулась:

– Ты зря принимаешь это как личную неудачу.

– Но я же бог эн-гири. Я разрушаю опасные эн. Разумеется, это моя личная неудача. – Хайо рассмеялась, Токи гневно сложил на груди руки и нахмурился: – Я сказал что-то смешное?

Хайо срочно сделала вид, что закашлялась:

– Что-то в горло попало.

Токифуйю с подозрением посмотрел на нее. Потом выдал носом целый сноп искр и уселся, скрестив ноги.

– Ты первый человек, который разговаривал с Нацуами в Межсонье.

– Я догадалась. – Видимо, сказались те самые силы древних богов несчастья, запечатанные в ней.

– Нам с тобой придется плотно сотрудничать. С этого момента и впредь, как только он снова заговорит с тобой – а это непременно случится, – ты будешь мне обо всем докладывать. – Токифуйю уперся ладонями в колени и покраснел. – И раз уж я не могу избавить тебя от этой эн, позволь мне хотя бы… выслушать и разделить с тобой то, что тебе одной может быть не под силу.

Хайо внимательно изучала его, давая ему возможность как следует разозлиться. Потом медленно кивнула:

– Предложение принимается.

Токифуйю облегченно выдохнул:

– Хорошо.

Казалось, он совершенно выбит из колеи. Хайо понимала его. Личный ад проживается в одиночестве. Токифуйю уже бывал в нем, выстроенном на собственных тайнах. Тут любой дрогнет, если окажется, что это бремя можно с кем-то разделить. Она спросила:

– Советы будут?

– Будь осторожна, если он вдруг обратится