Истина лисицы - Юлия Июльская

Ёширо колебался. Мысли, суетливые и противоречивые, никак не укладывались в голове, не хотели давать решения. Всё кричало, что это неправильно. Жизнь потому и приносит страдание, что живущие подвластны своим желаниям. Дисциплина ума учит искоренять их, не желать и не ждать. Ценить жизнь как есть.

Но желание видеть богиню могло бы стать страданием, если бы оставалось невозможным. А сейчас… Если есть хотя бы один шанс из мириад провалов, разве не стоит этот шанс попытки?

Голос духовного учителя в голове взывал к смирению, дисциплине, хо – к законам бытия. Следуй хо, дабы познать мир и покой, познать любовь и силу.

Но если Инари примет чужаков, примет свою дочь, как сможет он жить, зная, что упустил эту возможность? Попытки смириться с подобным станут тяжелейшим испытанием, куда более болезненным, чем смирение с провалом, если он всё же рискнёт.

– Мы пойдём вдвоём, – заговорил Ёширо. – Лишь я и Киоко-хэика.

– Ни за что, – возмутился человек, который молчал в монастыре. Голос грубый, злой и… тревожный. Не хочет её оставлять, не доверяет.

– Инари не принимает никого. Чем больше вас, тем меньше шанс попасть в её обитель. Но Киоко-хэика её дочь. А я – сын и преданный послушник. Все остальные…

– Она не пойдёт одна, – отрезал тот, и рука его дёрнулась к поясу, хотя оружия там не было.

– Воин Шинджу? – спросил Ёширо.

– Император, – отозвалась Киоко.

– Как непочтительно с моей стороны, прошу прощения, – Ёширо поклонился перед императором искренне, отдавая своё уважение чужому правителю.

– Полагаю, вы дайси своей страны, её духовное средоточие, а вы, – он обернулся к Киоко, – есть её жизнь и власть.

Норико прыснула. Он резко обернулся к ней и увидел, как она поджимает губы, пытаясь сдержать смех.

– Я сказал что-то не то?

– В Шинджу сейчас сложные времена, – пояснила Киоко-хэика, – власть узурпировал сёгун, и в моей империи осталось мало духовного. Военный совет полагает, что я мертва. Как и император. Потому мы здесь.

– Мертвы? Как…

– Сейчас не это важно. Пока нас не ищут, у нас есть время, чтобы просить помощи Инари и заручиться союзниками, прежде чем возвратиться и вернуть себе трон. Так что сейчас мы не власть и не духовное начало. Мы лишь беглецы, что ищут поддержки в своём намерении вернуть Шинджу мир и порядок, при котором люди и ёкаи смогут жить в согласии.

– Если кто-то придёт в обитель Инари и вынудит её уйти, он от этого не станет нашим богом и не лишит её власти над нами, – улыбнулся Ёширо. – Вы, Киоко-хэика, остаётесь властью Шинджу, даже если кто-то решил, что сумел забрать это право себе. Кровь предков и самих богов не отнять. Что до вас, – он повернулся к императору, – мне неведомо, как всё устроено в Шинджу, но здесь, в Шику, женщины есть власть и закон. Они служат лесу и городам, и всё здесь подчиняется их воле. Мы же, мужчины, служим богине и женщинам, и мужья наших правительниц становятся настоятелями монастырей, где обучаются такие, как я, чтобы нести мир, покой и вымаливать благосклонность богини. Вот почему я назвал вас дайси вашей страны.

– Ёширо, – Норико едва не смеялась. Было видно, что ей это стоит больших усилий. – Ёширо, хватит, прошу. Это у вас богиня Инари определила прекрасное место женщинам в мире, в Шинджу всё немного иначе.

– Но женщины всюду дают жизнь, это простая истина, – не понял Ёширо. – Не хочешь же ты сказать, что в Шинджу детей вынашивают мужчины?

– Мне всё больше здесь нравится, – Чо-сан заинтересованно осмотрелась по сторонам. И чего она смотрит – здесь сплошь стены, улица до монастыря длинная и пустынная, голый тоннель без развилок и перекрёстков.

– Вынашивают женщины, и потому власть у мужчин, – пояснила Киоко-хэика. – Я бы не стала императрицей, если бы мой отец успел оставить наследника-сына.

– Но ведь это в вас пробудился дар! Это ведь к вам Каннон отправила Норико!

– И всё же я женщина. Женщины даруют жизнь, остальное – мужские заботы.

– Значит, мужчины взяли на себя все остальные обязательства, а женщины занимаются тем, что растят новое поколение?

– Обучением занимаются тоже мужчины, – насмешливо отозвалась Норико.

– Тогда, быть может, вы выступаете в роли советников и определяете путь развития общества? – не сдавался Ёширо.

Бакэнэко усмехнулась:

– Этим тоже занимаются мужчины.

Но Ёширо это не показалось забавным:

– Погодите, чем же занимаются женщины?

Киоко-хэика не смутилась и тут же ответила:

– Искусством. Танцы, живопись, каллиграфия, музыка…

– Да-а-а, этим занимаются женщины во дворце, – перебила Чо-сан.

Какая смелая девица – перебить императрицу! Но Киоко-хэика промолчала и сама с интересом повернулась к девушке.

– Женщины же в городах и деревнях либо работают наравне с мужчинами, либо взваливают на себя весь быт. При этом они лишены всех тех свобод, что имеют мужчины, – продолжала Чо-сан. – Вы не увидите выпивающую женщину в идзакае после трудного дня уборки урожая во время жизни, потому что она бежит готовить ужин себе и супругу, который обязательно развлекается где-то ещё. Не увидите ни музицирующих женщин, ни рисующих, если они не продают своё искусство – разве что ночью украдкой, пока все спят и есть немного времени на себя. И притом никогда не увидите мужчин, что бегали бы вдоль рыночных рядов в поисках нужных бобов или пасты, которую любит супруга, – её рот искривился в горькой усмешке. – Потому что неважно, что она любит, – готовит всегда она, и так, чтобы супруг был доволен. Ведь если он будет недоволен – плохо будет всем, – с каждым словом в её голосе становилось всё больше яда, всё больше злости, отравляющей речь. – И мать на следующий день пойдёт работать избитая, а дочь будет прятать синяки за длинными рукавами юката, всё время помня о том, что нельзя поднимать руки слишком высоко.

Чо-сан тяжело дышала и смотрела с такой ненавистью, словно всё это сделал с ней Ёширо. Но он принимал эту ненависть. Если всё так, как она говорит, – нетрудно понять эти чувства.

– Вот как живут женщины в Шинджу, – подытожила она, и её взгляд потух, словно погасили свечу.

– Похоже, – медленно протянул Ёширо, – вы хотя и из одной страны, а совсем из разных миров…

– В нашем мире много жестокости, – согласилась Киоко-хэика. – Разной. Несправедливой и совершенно лишённой смысла. Потому мне так важно вернуть трон.

– И вы верите, что сможете изменить ваш мир?

– Я верю,