И возродятся боги - Наталья Способина

Мы давно не проводили столько времени вместе. Но к радости от узнавания собственного ребенка примешивалось чувство вины. Я прекрасно понимала, что не смогу его защитить. Да, я готова отдать за него жизнь, но ведь этого наверняка окажется мало. Альгидрас… Он мог бы защитить сына, более того, он обещал это сделать, но все это было до того, как он обрел здесь семью. Теперь же я не знала ни его планов насчет Димки, ни того, повлияло ли появление Альтея на конечный план основателей. Я не знала ничего, и мне оставалось лишь замирать в предчувствии беды каждый раз, когда у дома Граны вдруг слышались мужские голоса. То, что кто-то может просто прийти и силой забрать Диму, стало моим кошмаром. Я не могла нормально спать, клала рядом с циновкой кухонный нож, при этом понимая, что толку от этого будет мало, – ведь я не умела пользоваться оружием для самозащиты и научить меня было некому. Просить о таком Грита я не рискнула: слишком близкий контакт происходил у учителя и ученика во время обучения. Так в попытке избежать одной беды я могла угодить прямиком в другую.

Отправившись в очередной раз к морю, я привычно взяла с собой Диму и Гриту. Дети бежали впереди, напевая какую-то песенку и синхронно подпрыгивая на каждой второй строчке. День выдался солнечным и безветренным.

Добравшись до бухты, я присела на краю обрыва, любуясь набегавшими волнами, а дети бросились вниз по тропе к морю. Димка дал мне обещание не заходить без присмотра в воду и честно его держал. Грита, надо отдать ей должное, тоже слушалась беспрекословно. Она была вообще на редкость милым и жизнерадостным ребенком. За все время нашего пребывания в доме Граны я ни разу не видела ее плачущей, хотя с другими девочками это порой случалось. Как любые дети, они между собой ссорились и даже подрались однажды, но и с расцарапанной в драке щекой Грита не ревела, хоть и получила звонкую затрещину от бабушки. Грана, несмотря на добродушный вид и мягкую улыбку, умела быть строгой и воспитывала девочек довольно жестко. Им многое позволялось, но существовали правила, за нарушение которых порой лишали ужина и заставляли стоять в углу. Димка однажды тоже попал под санкции за то, что сбежал из дома без спросу в компании все той же Гриты. Грана наказала обоих. Грит, пришедший позаниматься с Димкой, выслушал бабушку, полностью поддержал ее решение и тут же ушел, даже не поздоровавшись с детьми. Я не стала вмешиваться в эту ситуацию, решив раз и навсегда показать сыну, что этот мир не такой милый, каким может показаться поначалу. К моему удивлению, в тот день перед сном Димка сокрушался не из-за того, что ложится спать на голодный желудок, а из-за того, что он подвел дядю Грита. Это было что-то совсем новое в его поведении, и я пока не знала, как к этому относиться.

Племянник старейшины, легок на помине, возник за моей спиной неслышно. Это приближение Альгидраса я чувствовала за милю, а сейчас вздрогнула, когда Грит негромко поздоровался по-кварски.

Я хотела было встать, и не из вежливости, хотя женщины здесь всегда вставали при приближении мужчин и кланялись им до земли, а потому, что мне было неуютно сидеть, когда он возвышался за моей спиной. Однако Грит небрежно махнул рукой и сел рядом. Я подумала, что ни разу за все время своего пребывания здесь ему не поклонилась. Кажется, его это забавляло.

– Красиво? – указал Грит на море.

– Красиво, – эхом откликнулась я, потому что бухта вправду была живописной.

Грит некоторое время смотрел на меня. Я чувствовала его взгляд, однако упорно продолжала пялиться на море, чтобы не давать ему лишних поводов для вольностей.

– Красиво, – вновь сказал он и вдруг пружинисто поднялся.

Я невольно вздрогнула и посмотрела на него снизу вверх. Грит на миг нахмурился, а потом отошел к корявому дереву, росшему у тропинки, и в мгновение ока вскарабкался по голому стволу. Ухватившись за нижнюю ветку, он подтянулся и, забравшись еще выше, скрылся в кроне. Под его весом ветка угрожающе заскрипела, и мое сердце замерло, потому что дерево нависало над обрывом. Ветка снова скрипнула, дерево наклонилось. Я открыла было рот, чтобы позвать Грита по имени, лихорадочно вспоминая слово «спускаться». Грана мне говорила его не так давно. Слово не вспоминалось.

Вскочив, я бросилась к дереву и посмотрела вниз, надеясь, что там хотя бы достаточно глубоко. Однако у подножия обрыва щетинилась острыми камнями отмель.

– Грит, – позвала я, подумав, что если он упадет, то Димка и Грита получат психологические травмы. И я, кстати, тоже.

– Я здесь, – раздалось с дерева, потом послышался хруст веток, и я, вскрикнув, отскочила в сторону, когда Грит приземлился у моих ног, спрыгнув как минимум с двухметровой высоты.

Он придерживал что-то, завернутое в подол рубахи, и мой взгляд невольно зацепился за его голый живот.

– Таруш, – гордо провозгласил Грит, на щеке которого кровоточила свежая царапина.

– Щека, – указала я на царапину.

Он отмахнулся и неожиданно громко свистнул. Бегавшие по берегу дети обернулись на свист и наконец его заметили. Грита взвизгнула и бросилась в нашу сторону. Димка припустил следом. Грит тем временем ссыпал темно-красные плоды прямо на траву и, вытащив из ножен кинжал, уселся на землю по-турецки. Добравшаяся до нас первой Грита бросилась ему на шею, и он, вытянув в сторону руку с ножом, что-то сказал ей строгим голосом. Однако это ее ничуть не испугало. Послюнявив подол своего платьица, она провела по царапине на щеке отца, стирая кровь, а потом бросилась к Диме и, схватив его за руку, потянула к Гриту, что-то быстро тараторя на кварском.

Грит, принявшийся очищать от кожуры первый плод, с усмешкой что-то сказал дочери, но ему ответил Димка. Грит изобразил веселое удивление и протянул моему сыну сочный плод.

Димка поблагодарил его на кварском и передал фрукт мне, потому что в нашей семье было принято делиться вкусняшками. Я взяла сладко пахнувший плод и осторожно его понюхала.

– Это вкусно. Ешь, – сказала мне Грита.

– Спасибо, – ответила я и осторожно откусила кусочек.

Фрукт оказался вправду вкусным, немного похожим на персик и инжир разом. Я вернула его Димке, который тоже принюхался, прежде чем откусить.

Грит передал второй плод дочери, и та впилась в него зубами с таким аппетитом, что сок брызнул в разные стороны. Сидевший на земле Грит что-то прошипел и уткнулся лицом