Огненная царица - Мэй Линь

И я знала, чего потребует брат. Немудрено догадаться, хотя для большинства лис сама мысль об этом была бы кощунством. Но Юнвэй так горд и непреклонен, он так верит в свою звезду, что для него нет границ.

Юнвэй, убивший учителя Тая, собирался попросить у царицы ночь. Это была очень старая традиция, о ней почти забыли, но она существовала и была узаконена.

О, это была очень коварная традиция, именно поэтому о ней не вспоминали столетиями. Если бы Юнвэй пришелся царице не по душе, ночь эта могла стать последней в его жизни. Но он верил в себя, он не сомневался, что сможет понравиться Хоху. Бедный брат, такой гордый, одаренный – и такой глупый!

О том, что учитель Тай остался жив, мы узнали, только вернувшись в горы. Нас встретила личная стража царицы и провела в гостевые пещеры. Так назывались тюремные камеры в логове Хоху. Нас рассадили в соседние камеры – мы могли слышать друг друга, но видеть и передать что-то не могли.

Первые сутки брат бился день и ночь, кричал, требовал, чтобы его выпустили, чтобы его отвели к царице. Он умолял дать ему еще один шанс: он вернется и убьет этого Тая, чего бы ему это ни стоило. Но стража была неумолима, крики его не достигли ушей царицы.

Мы совершили страшное преступление: вернулись, не выполнив поручения. Кара за это была одна – смерть.

На второй день брат затих и только что-то негромко бормотал себе под нос – я из своей пещеры не могла расслышать, что именно. Может быть, воображал последний разговор с царицей.

Наверное, надо было сказать ему слова утешения… Но чем я могла утешить его? Все, что теперь было хорошо для меня, было плохо для него. Я радовалась спасению учителя и горевала о нашей будущей смерти. Но радовалась, пожалуй, все-таки больше. И если прав хэшан Махаяна и спасение есть для всех, то, может быть, после смерти я не попаду в лисью Бездну – безмерную, безначальную, мучительную. Может, я смогу переродиться в человека, нет, не в человека даже – в животное, в последнюю собачонку, в паука, таракана, просто в былинку, но перестану быть демоном.

Сегодня тот день, когда все свершится.

Нас выпустили из пещер и велели идти прямо к царице. Даже стражу не приставили, только тени сопровождают нас. С тенями, пожалуй, можно бы справиться, но бежать все равно некуда. Эти коридоры ведут только в двух направлениях – либо опять в тюрьму, либо в чертоги царицы.

Человек сказал бы, что все равно терять нам нечего, впереди смерть, и можно было бы хотя бы попытаться… Человек не знает, что ждет ослушавшегося. Даже умирать можно по-разному. Можно быстро и безболезненно, а можно долго и непереносимо. Нет, как говорил хэшан Махаяна, история приходит к концу. Это тело стало мне тесным, пора перейти на другой берег.

Коридоры кончились внезапно. Здесь, во дворце царицы, всегда так. Кажется, что нет конца пространству и времени, что тебя окружает вечность, – и вдруг кончается все: и время, и вечность, и пространство.

Двери в чертог царицы были открыты. Открыты лишь наполовину, но и этого много для двух несчастных, приговоренных к смерти.

Через раскрытую дверь еще не было видно самой Хоху, лишь сиял где-то дальний огонь.

Ноги у брата подкосились, я едва успела его подхватить.

Я гляжу на него, в глазах его мерцает ужас. Он боится смерти, ведь, кроме Бездны, за этим рубежом его ничего не ждет.

– Я не могу, – шепчет он. – Нет сил…

Я держу его, шепчу ему на ухо, пытаюсь подбодрить. Я говорю, какой он смелый и гордый воин, говорю, что ему нет равных, и если он совершил ошибку, то это не его вина, а так распорядилась судьба, над которой никто не властен. Я говорю, что он хули-цзин, а значит существо высшего порядка. Говорю, что он никого не боится, никого и ничего – ни смерти, ни Бездны, ни самой царицы Хоху.

Все, что я говорю, для меня самой не имеет значения. Все это вещи неважные, несущественные, даже глупые. Но слова мои волшебным образом преобразуют Юнвэя – так сильна, так несокрушима майя [27]. Даже перед лицом смерти не отступает ее обман.

Он выпрямляется, на лице его проступает румянец, взгляд становится тверже. Проходит несколько секунд – и вот уже передо мной брат, которого я знаю много лет: гордый, бесстрашный, непреклонный. Я любуюсь им. В конце концов, лучше умереть смело, с достоинством. Это одна из немногих добродетелей, которые еще ценят лисы.

Мы входим в зал царицы Хоху. Переступаем высокий порог, даже более высокий, чем во дворце цинских императоров. Этот порог – последний в нашей судьбе. Переступив его, мы переступили смертный рубеж…

Гордо глядя перед собой, с прямыми спинами входим мы в чертог царицы. Вот где властвует майя, вот где подлинное ее царство. Здесь нет ничего твердого, постоянного, все плывет в слепящем тумане. Воздух играет всеми цветами радуги – голубой, желтый, зеленый, кроваво-красный. Люди сказали бы, что лазерное шоу удалось. Но цвета эти царили в чертогах владычицы за много столетий до того, как люди изобрели лазер, и будут тогда, когда о всяких лазерах забудут, а может, забудут и о людях.

В центре зала стоит на возвышении каменный Тысячелетний трон, он же трон Великих. Трону этому много веков, и все же он далеко не первый в этих чертогах.

На троне Великих сидит она – несравненная, величайшая, непостижимая. Как человеческие красавицы бледнеют рядом со мной и кажутся дурнушками, так и я бледнею перед темным ликом Огненной Лисы. Глаза ее источают огонь, от губ веет жаром, вся она подобна взорвавшейся бомбе…

Красота Хоху почти невыносима, от нее становится так же страшно, как и от гнева царицы. От лицезрения такой красоты можно умереть. Поистине, нет ей равной ни на земле, ни в небесах, ни в адских пропастях.

По обе стороны от трона на специальных постаментах стоит личная стража царицы – рослые мускулистые лисы, лица их сияют, тела переливаются от избытка силы. Все они – живой соблазн для дочерей Евы, но соблазнять тут некого, ни единой земной женщины нет тут, только царица и я, приговоренная к смерти.

В другие времена я не смела бы даже поднять на нее глаза, но теперь смерть уравняла нас, и я гляжу на нее как равная. Гляжу