Малахитовый лес - Никита Олегович Горшкалев

Ознакомительный фрагмент

не раньше, не позже. Как только мы покинем её пределы, ты слезешь с меня. Договорились?

– Договорились! – отчеканил Умбра.

Но в его голоске слышалось ещё что-то, какая-то неугасающая надежда, что, может быть, тигр ещё передумает и разрешит ему потом, уже после Бенгардии, хотя бы разочек прокатиться на его полосатой спине, а ещё маленькая обида от несправедливости, что катание откладывается на потом. Какое потом, когда хочется сейчас, вот в эту вот секунду! Пока дойдёшь до этой вашей Бенгардии…

– А далеко ещё? – нетерпеливо спросил Умбра.

– По бенгардийским меркам довольно близко, – пробормотал Алатар.

– А по меркам того, кто не умеет ждать, не очень близко, – вставила Агния. – Я бы сказала: далеко-далеко!

– Ну Агния! – с плаксивым смешком отозвался Умбра. – Ты тоже не умеешь ждать!

– Ага, сначала мы: «Агнушка, ты самая расчудесная!» А потом обвиняешь собственную мать в нетерпеливости. Хотя мне-то что: не меня будет катать на спине тигр! Но я ещё могу передумать, будут ли тебя катать, поэтому выполняй своё обещание и будь послушным фамильяром.

– Так вот какое оно – воспитание, – засмеялся Алатар.

– Как-то ты очень быстро изменил своим принципам, тигр, – заявил Репрев. – Катать на спине фамильяра… А как же: бенгардийские тигры – священные создания, лапами не трогать?

– Я тебе так скажу. Никакие принципы не заставят меня подвергать бессмысленной опасности живое существо, – ответил на это Алатар.

– Неправильный ты бенгардиец, тигр. Может быть, ты и не бенгардиец, а просто тигр. А вот твои предки не пустили за ворота почти разбитую армию Смиллы, которая просила у вас убежища во время знаменитой Лунной делёжки. Афаллианцы всех порубили, никого не пощадили. Стучались к вам смилланяне, стучались, да никто не открыл. Вот что значит – принципы были!

– Сражение, которое ты приводишь как пример беспринципности моего народа, происходило задолго до нашего с тобой рождения, почти двести лет назад, – прорычал Алатар.

– Случись оно сегодня, будто бы твой народ поступил иначе! – нахально усмехнулся Репрев, но сам понимал, что заигрывает с огнём, и огонь этот вспыхнул в изумрудно-янтарных глазах Алатара.

– Не тебе судить, как поступил бы мой народ! – подскочил к Репреву Алатар, отрезав тому путь.

– Умерь свой пыл, тигр. Вот заладил: мой народ, мой народ… – как ни в чём не бывало ответил Репрев, обходя Алатара.

– Не обращай на него внимания, Алатар, – сказала Агния. – У него несносный характер.

– Ещё какой! – согласился Астра.

– Молчал бы лучше, – с досадой бросил Репрев. – Ты меня знаешь не больше тигра, ну сколько… день?

– Рядом с тобой день как год, – коротко рассмеялся Астра, отчего-то взглянув на Агнию, погружённую в свои мысли.

Репрев только пробубнил себе что-то под нос.

– Может, отчасти ты и прав, – обратился Алатар к Репреву. – Я неправильный бенгардиец. Но на твоём месте я бы благодарил судьбу, что тебе повстречался именно неправильный. Потому что истинный бенгардиец не допустил бы с собой такого обращения. Да что там, я бы даже не заговорил с тобой. Поэтому не советую тебе испытывать моё терпение.

– Вот это больше похоже на бенгардийца! – с хвалебной язвительностью сказал Репрев, явно оставшись доволен тем, что смог вытащить наружу эту сторону тигра.

– А можно спросить про привидений? – поинтересовался Умбра у Алатара, и тот кивнул, подобрев мордой. – А мы все станем привидениями, ну… когда умрём?

Тигр застыл с занесённой лапой и, задрав подбородок и высоко подняв брови, серьёзно посмотрел сначала на Агнию, потом снова на дракончика, с минуту подумал, только потом ответил:

– Нет, это распространённое заблуждение. Чтобы стать привидением, нужно ещё при жизни иметь волевой характер, стремление, быть одарённым, быть своего рода творцом – писать стихи, картины, музыку. И не стоит забывать, что бестелесный дух на то и дух, что он – это совсем не душа, покинувшая тело, нет, это лишь её тень, оболочка, остаточное явление вроде…

– Вроде реликтового излучения! – подхватил Астра.

– Можно и так сказать, – кашлянул Алатар. – Но я хотел сравнить с яичным белком, отделённым от желтка, а твоё сравнение – вполне себе неплохое.

– Если я буду придумывать стишки, то потом смогу стать привидением и корчить всем рожи у них за спинами? – спросил Умбра с притаившейся радостью.

– Сможешь, конечно, сможешь! – рассмеялся Алатар. – Только это должны быть, ну, добротные такие стихи.

– А, ну тогда никем я не стану… – расстроился Умбра.

– Знаешь, – обратился к Умбре Астра. – Я тоже вряд ли стану призраком, но был бы не прочь им стать хотя бы на денёк. Я бы тогда бродил по всей земле, ни о чём не тревожась, не страшась ни холода, ни разбойников, ни случаев – ни счастливых, ни несчастных. Побывал бы там, где нельзя и можно. Попал бы туда, куда закрыта дорога обычному кинокефалу. Узнал бы, что же там на самом деле творится за ширмой базы отряда доктора Цингулона. А ещё хотелось бы увидеть, что там, в самой глубокой точке океана, прикоснуться к солнцу, погулять по неизведанным планетам…

– Астра, – обратился вразумительным тоном к нему Репрев, прервав, – тебе что, Коридора мало? Что ж, мечты сбываются. Сдаётся мне, став привидением, ты и тогда не дашь никому покоя. И что же ты там собрался найти, за ширмой базы отряда доктора? – спросил он насмешливо.

– Смейся сколько хочешь. Я всего лишь поделился своими мыслями, – обиделся Астра.

Искатели шли по холмистому плато, шли долго и не видели ничего, кроме бесконечных лугов однотонной, высокой, по колено, травы, от которой уставал взгляд и клонило в дрёму. Лишь кое-где белели неаккуратные брызги болиголова, тысячелистника и пастушьей сумки да фиолетовыми огоньками зажигалась крапива. Росинки – чистые каменья – скатывались, дробясь, с выгнутых стрел травы на одежду – одежда промокала, словно под дождём, тяжелела и тянула к земле. Жутко хотелось снять с себя всё, выжать и высушить.

Когда искатели взобрались на утёс, между редеющими рядками краснолицых сосен им открылась захватывающая дух картина: в невосходимой высоте беззастенчиво обнажались алые, как сосцы, горы; перед горной грядой пылал пожаром золотой дворец. Пылко приобняв сосенку и повиснув на ней, как бы падая спиной назад, окрылённый, с широко открытыми ясными глазами, Астра подбежал почти к самому краю утёса. Ветер бродил в шерсти, насвистывал в ухо наговоры. К Астре поспешил присоединиться Умбра – Агния отпустила его, но каждый шаг провожала беспокойным взглядом.

– Будь я ласточкой, так бы и полетел, – подставив лицо ветру и закрыв глаза, мечтал Астра; он расправил руки и крутил ими, правил, как крыльями, словно взаправду летал, словно взаправду бесстрашно скользил в обрыв, бесстрашно, потому что знал, что