Злейшие пороки - Хлоя Гонг

class="p1">Биби плачет каждый раз, когда кого-нибудь убивает. И не потому, что чувствует себя скверно. Точно так же она плакала бы, обежав вокруг фермы в Лахо или домчавшись наперегонки с соседскими детьми до самого высокого дерева в негустой роще. Слезы ощущаются как освобождение после усилий, подтверждение тому, что ее тело способно на действия, требующие затрат энергии.

Она стирает слезы с лица, щетина царапает ей ладони. Надо вернуться за своим родным телом. В новой квартире она будет в безопасности до тех пор, пока она в этом стражнике. Потом она выйдет на связь и доложит, что таракашка, которую выдернули из провинции, знает свое дело.

Этап первый – вызвать страх. Паранойю. Смутное подозрение, что нечто маленькое и юркое пробежит по босым ступням дворца, как только тот расположится отдохнуть.

Следующий этап – инфестация.

Глава 10

Галипэй не придерживается протокола изоляции. Он узнаёт, что Августа видели в восточном крыле беседующим с Оттой. И тут же принимает решение не лезть к нему. У себя в комнатах Галипэй надевает длинную куртку. Оставляет свой пейджер, чтобы Сэйци не раздражала его лишний раз, когда он и без того раздражен. Проходя мимо стражников, охраняющих западное крыло, он кивает, и его пропускают.

С небес сыплется легкая изморось. Время дневное, особенно унылое, когда ни у кого и ни на что нет сил, и в деятельности городов-близнецов наступает затишье. Приближающаяся ночь откроет второе дыхание, снова приведет все вокруг в движение, как только луна поднимется над горизонтом. А пока большая часть Сань-Эра отделывается лишь вялым подобием действий.

Но не Галипэй. Похлопав себя по брюкам, он убеждается, что оружие при нем. Никто не остановит его при попытке уйти по своим делам, но его долгое отсутствие на месте службы несомненно вызовет недовольство. А не остановили его, скорее всего, потому, что именно Галипэй обычно выражает недовольство при виде стражников, которые уделяют работе недостаточно времени.

С недавних пор многое утратило смысл. Галипэю лучше, чем кому-либо, известно, что Августу свойственно время от времени исчезать, передвигаясь перескоками по территории городов и достигая каких-то своих целей. Но раньше Галипэй всегда был в курсе и неизменно прикрывал Августа, так что остальные стражники считали, что он мирно отдыхает у себя в покоях.

Никогда прежде Галипэй не оказывался в противоположном лагере.

«Ты просто жаждешь его внимания, – нашептывает ему изнутри нечто ехидное и злорадное. – Тебе горько, что остальное королевство тоже нуждается в нем».

Нет, отбивается он. Дело не только в этом. Но и в отстраненности. В отвлеченности. В новой краске для волос. Август сбросил с себя все, что раньше составляло его сущность, и Галипэй зашел в тупик, пытаясь разобраться в логике этих действий. Лишь увидев черную как смоль шевелюру, он наконец удостоверился, что все это ему не почудилось.

Той ночью много лет назад, когда Август попросил помощи, в первый раз обесцвечивая волосы, он выглядел таким встревоженным, каким Галипэй еще ни разу его не видел.

– В чем дело? – спросил Галипэй. – Что-то случилось?

– Ничего, кроме обычного дня в чудесном Дворце Земли, – усмехнулся Август.

Это было через несколько месяцев после того, как Галипэя приставили к нему. На другом конце столицы еще не пал Дворец Неба, а значит, король Каса еще не поддался фанатичному стремлению к безопасности. И охотно предоставил Августу по его просьбе личный кабинет в самой высокой башенке дворца. Галипэй думал, что принцу захотелось комнату с видом, но Август вскоре объяснил, что ему необходимо уединение вдали от наносящей визиты и умоляющей об одолжениях знати. Кабинет служил ему отдушиной, взобраться так высоко отваживались лишь те, кому Август был нужен по-настоящему.

Галипэй помнит, как забрал у Августа расческу и чуть наклонился, чтобы помочь. Зеркало висело на стене – с тех пор, как два года назад Лэйда уронила его, толкнув слишком сильно и отколов угол, – и Галипэй, нанося на волосы краску, видел в отражении, как постепенно расслабляется лицо Августа.

– Качественный осветлитель, – заметил Галипэй. – Почти не пахнет.

– Все только лучшее, – негромко отозвался Август. – Иначе его не пропустили бы во дворец.

Галипэй уже понимал, что его собеседник занят составлением образа Августа Шэньчжи. Наследник короны ненавидел дворец с присущей ему переменчивой энергией, но обособиться от него не мог. Слишком отдалиться означало бы утратить власть, которую дал ему дворец, а слишком приблизившись, он рисковал пожертвовать грандиозным замыслом, который вынашивал, желая перемен. Принц Август тогда желал владеть троном по-своему, в соответствии со своими убеждениями. То есть править совершенно не так, как это делал Каса.

– Так ты объяснишь мне, что случилось? – спросил Галипэй, когда Август наконец вышел из ванной.

– Началось оформление документов. – Август провел ладонью по влажным чистым волосам. – По официальному усыновлению.

Краска легла идеально, волосы равномерно прокрасились до самых корней. Светлый блонд был ему к лицу, смягчил резкие черты и придал им новый приятный оттенок.

– Это… это же хорошо, – ошеломленно отозвался Галипэй. – Верно?

– Кому как, – сказал Август. – Но этот шаг необходим, только это и важно.

И он сардонически улыбнулся, давая понять, что разговор окончен, и Галипэй сразу умолк, как умолкали и замирали в присутствии богов принесенные в жертву смертные за мгновение до того, как их поглощали.

Сань-Эр выпустил шипы: Галипэй спотыкается на крыльце здания, потом громко топает ботинком у порога, собираясь с мыслями. Он почти на месте. Пещерный Храм находится на улице Лоянь-Дальней. Попасть в него можно только через заднюю дверь этого невысокого строения, потому что храм со всех четырех сторон окружен домами, укрыт ими, как тайна городов-близнецов.

Август перекрасил волосы в свой натуральный цвет. Август не поднимается к себе в кабинет, будто забыв о его существовании. А что касается государственных дел, Август хоть и проводит реформы, порядок которых продумывал когда-то, но делает это так жестко, будто при воплощении их в действие не читает ни единого отчета и не слушает никого из советников. Кое-кто уже начинает ворчать, что Август самонадеянностью превосходит своего приемного отца, что озабочен скорее дворцовой драмой, нежели благополучием народа, а между тем мира, в котором это правда, не существует, а тем более мира, где Август проявил бы себя подобным образом прилюдно.

За краткое время было допущено слишком много неверных шагов. Август позабыл о множестве насущных вопросов, а если уж на то пошло, он чересчур умен, чтобы так напортачить.

Все звуки вокруг Галипэя становятся приглушенными в тот же момент, как он покидает рынок на шестом этаже и проходит