Злейшие пороки - Хлоя Гонг

в узкую дверь в конце коридора. Где-то на лестничной клетке капает вода, ей вторит гулкое эхо. Пока Галипэй спускается, на площадке второго этажа слышится визг. Выскочив из угла, мимо него проносится семейство крыс, они гонятся друг за другом, раньше Галипэя достигая первого этажа.

Галипэй морщится. Наконец он выходит из здания. Если из-за его появления поднимется шум, то это произойдет прямо сейчас. Другого пути сюда и обратно не существует, разве что проделать дыру в сетке, натянутой над храмом.

Все тихо. Сетка поскрипывает на ветру, за годы нагруженная мусором, который выбрасывают в окна зданий, окружающих храм. Галипэй ждет, наблюдая за «полумесяцами», что-то обсуждающими у храмовой стены. Пещерный Храм – место поклонения, ближайшее к дворцу. Таких мест насчитывается немного, они рассеяны по территории городов-близнецов далеко одно от другого: не то чтобы Сань-Эр полностью забыл стародавних богов, просто немногочисленные верующие в них предпочитают проявлять набожность тайно, в атмосфере уединения. С алтарями в кухне и благовонными курениями в горшочках, расставленных в коридоре. С засушенными цветами на дверях и бумажными амулетами, чтобы сжигать их на крышах.

Но если уж начистоту, храмы служат не верующим. Храмы – последнее, что осталось от ранних лет Сань-Эра, они продолжают существовать лишь потому, что Сообщества Полумесяца скрывают свои темные дела под маской религиозности.

Галипэй входит в Пещерный Храм, толкнув тяжелую дверь. Потрескавшаяся красно-оранжевая краска осыпается, прилипает к подушечкам пальцев. Всякое ощущение тепла покидает его, пока он шагает вдоль молельных мест, каждый выдох вылетает у него в виде облачка белого пара. Он проходит вперед. Встает на колени перед изваяниями в передней части зала.

Из этих изваяний он не узнает ни единого – их имена перестали заучивать в школах еще во времена учебы поколения его родителей, – но их бдительные глаза следят отовсюду. Этот пантеон стремится заполнить пространство, которое Галипэй выделил для поклонения у себя внутри. Богам известно, что изменилось. Они знают, что его уши внемлют их шепоту, знают, что он стремится к новому ответу, чтобы тот занял пустоту.

Когда Август просил позаботиться о том, чтобы Отта умерла, он, похоже, беспокоился, что она может очнуться. Галипэй не в состоянии осознать это. Да, Отта в самом деле очнулась, но никто прежде не приходил в себя после болезни яису. Кому могло прийти в голову, что такое возможно? Почему это считал возможным Август?

Галипэй слышит приближающиеся шаги. Возвышающиеся над ним божества потрясли его. Эти огромные, больше натуральной величины усмешки, эти застывшие руки, отведенные в замахе и готовые вонзить мечи во врага.

«Неужели я разочаровал его?» – вопрошает он богов.

– Чужакам в Пещерном Храме не рады.

Он задается вопросом, неужели он заслужил изгнание, потерпел поражение на тех фронтах, где Августу нужна сила. И вместе с тем он убежден, что где-то у самой поверхности таится нечто, незаметно для всех готовясь к неожиданному нападению. Отта очнулась. Август ведет себя совсем не так, как прежде. Два невозможных обстоятельства, как правило, связаны между собой, разве нет?

– Я здесь не для того, чтобы досаждать, – медленно произносит Галипэй. – Я только хотел помолиться.

– Само собой. Поэтому ты заранее сообщил о том, что хочешь поговорить со старейшим приверженцем храма.

Галипэй поворачивается, стоя на коленях, вежливо окидывает взглядом появившегося рядом старейшину храма. Спину он слегка сутулит, с подбородка сбегает белая борода. У него темные глаза: сначала Галипэю кажется, что черные, но потом старик смотрит на него в упор, и становится ясно, что темно-зеленый цвет этих глаз почти полностью затенили отблески красных храмовых фонарей.

– Здесь безлюдно, – замечает Галипэй, обводя взмахом руки зал.

– Численность снижается, – ровным тоном отвечает старейшина. – Аресты по приказу дворца. Казни. Тебе ли не знать.

– А-а.

Августу было некогда заниматься взятыми под стражу «полумесяцами» после того, как Лэйду бросили за решетку. Их дела остались у него в кабинете, потому что Галипэй пытался завести разговор о них.

– Можно узнать? – спрашивает старейшина. – Могу ли я способствовать твоим молитвам?

– Это ни к чему. Мне требовалось только место. Во дворце святилищ нет.

– С недавних пор во дворце царит хаос, – говорит старейшина: должно быть, он уже слышал про Отту Авиа и ее чудесное выздоровление. – Тайком пронести туда алтарь не составит труда, если уж стал набожным.

Галипэй уже всесторонне обдумал этот вопрос. И не дождался никаких откровений свыше, кроме того, что его знаний недостаточно.

– Пожалуй, во дворец и без того уже слишком много чего пронесли тайно, – замечает он. Стародавние боги глазеют на него. И равнодушно выслушивают его отчаянный вопрос: – В каких случаях киноварь исцеляет, вместо того чтобы убивать?

Если старейшина донесет на него за это, дворцовая стража сразу раскроет преступление, совершенное в Северо-восточной больнице. На удачу Галипэя, «полумесяцы» не питают ни толики преданности дворцу и ни малейшего желания защищать королевство, не получая никаких наград.

– Это невозможно, – отвечает старейшина. – Она ядовита.

– Просвети меня, – просит Галипэй. – Стены и двери у вас выкрашены киноварью. В преданиях ее называют кристаллом бессмертия. Почему?

Старейшина усмехается. Складывает руки за спиной, поворачивается, чтобы уйти.

– А я-то пришел, думая, что услышу хоть что-нибудь достойное моего времени. Это все легенды, юноша. Есть боги и есть смертные; мало что относится и к тем и к другим. От киновари нет пользы, кроме как придавать цвет красивым лаковым вещицам.

Галипэй вскакивает. Его движения полны агрессии того, кто рвется в бой, и весь храм отзывается укоризненным ропотом.

– Нет, – выпаливает он. Старейшина останавливается между рядами молельных мест. – Мы можем менять тела по своей воле, и наиболее убедительное объяснение этому – генетика. Предания не возникают на пустом месте.

– Это королевство таит в своем прошлом гораздо больше, чем ты можешь вообразить. – Хотя старейшина стоит отвернувшись, его низкий рокочущий голос разносится по всему залу, каждое слово слышится отчетливо, не оставляя поводов сомневаться. – В нем существовали воины, способные менять внешность без перескока. И знатные господа, готовые пожертвовать конечностями, лишь бы корона приняла их ци. И даже королева, которая принесла в жертву толпы своего народа в надежде достичь перевоплощения.

Должно быть, старейшина держит Галипэя за недоумка, если развлекает его байками, которые выдумывают крестьяне в провинции, чтобы пугать детей, приучая их не доверять чужакам. Галипэй поднимает глаза. И встречается взглядом с нарисованной на потолке фигурой – размерами гораздо меньше остальных, с древнеталиньскими символами, начертанными на лбу.

«Тебя приставили ко мне уже после Отты, так что я и не рассчитываю, что ты поймешь. Убей ее».

– Я хочу знать, бывало ли в прошлом так,