Хайо, адотворец - Мина Икемото Гош

и духа. Он должен был придать тебе силы, чтобы ты теперь могла рассказать мне обо всем, что случилось на площади.

– …А заодно вырубить так надолго, чтобы меня можно было забрать куда угодно.

– Ни ты, ни Нацуами не должны попадать в Онмёрё. Если бы ты там оказалась, то половина всех проводимых ими экспериментов пошла бы прахом. – Волноходец отпустил педаль и взял поднос со спины краба. – А еще в Онмёрё полно офицеров, которые так однозначно уверены в своей непогрешимости, что вряд ли смогут оценить всю твою… неоднозначность.

Хайо села. Оказалось, что она лежала на невысокой кушетке у столика.

– А я не в Онмёрё?

– Ты в моем храме в Минами-Канда. Его специализация – целительство. Здесь же моя главная аптека. – Волноходец уселся, скрестив ноги, на спину краба и со щелчком раскрыл веер. – И лучшая на острове лечебница для богов, страдающих от передозировки яшиори.

Хайо вспомнила мраморные разводы, расползающиеся по коже Токифуйю.

– А что будет со Сжигателем?

– Полежит здесь, пока не проснется. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы он скорее выздоровел. Буквально все. Что угодно. – Хайо с легким недоумением заметила, что Волноходец нервничает – и, похоже, даже сильнее, чем она сама. – Мы пока не понимаем, что в итоге влияет на длительность такого сна у богов. Кто-то просыпается через несколько дней. Кто-то – через годы.

– Годы?!

– С Тодомэгавой я такого не допущу. Как ты, дорогуша, должно быть, знаешь, он нужен Онмёрё. Богов эн-гири хватает, да, но среди них всего один – брат Нацуами Рёэна. Только у Тодомэгавы есть такая мощная связь с этим странным созданием, которая в критической ситуации сможет послужить надежным поводком. Вот тебе вода, дорогуша.

– Спасибо.

На столе обнаружился стакан, правда, сделанный из льда. Хайо не стала его трогать.

– Рассказывай с самого начала – с момента своего прибытия на площадь. – Волноходец отхлебнул из своей юноми и подпер голову рукой. – И ничего не упускай.

Хайо положила обе ладони на чашку и сосредоточила внимание на ее гладкой холодной поверхности. Если говорить кратко, то Волноходец ее выкрал – и ничто не помешает ему держать ее здесь до тех пор, пока он не получит все, что ему нужно.

Она рассказывала о событиях прошедшего вечера, с каждым словом наблюдая за реакцией Волноходца. Но бесполезно: он был непроницаем как море, текуч как река, выражение его лица менялось еще до того, как Хайо удавалось его уловить.

Хайо рассказала, что отправилась на площадь в надежде отыскать дух Дзуна. Она произнесла его имя, Дзуньитиро Макуни, желая увидеть реакцию Волноходца и как покровителя Коусиро, и как хранителя Син-Кагурадза. Он внимательно слушал, кивал, но не выказывал особых чувств, пока Хайо не дошла до момента, когда Хатамото учуял запах яшиори. В этот миг веер в руках Волноходца треснул. Когда она описывала, как обнаружила Токифуйю на грани отключки под действием наркотика, а потом – как уничтожили соломенную куклу, веер рассыпался в щепки.

– Твои показания совпадают с рассказами офицеров. – Хайо едва сдержала вздох облегчения. Волноходец покрутил чашку с остатками напитка. – Но смею думать, что ты, дорогуша, знаешь что-то такое, чего не знают они. Дзуньитиро Макуни что-то говорил Тодомэгаве?

– Да, но… – И тут до нее дошло. Сговор. Козни. Так вот с кем беседовал Токифуйю. Вот чье имя не называл Дзун. Хайо заколебалась, но быстро взяла себя в руки. – Только слышала не все.

– И что же ты услышала?

– Что-то о рефлексографиях. О коллекции. – Хайо не сводила глаз с Волноходца. – Дзун рассказал, что слышал, как вы с Тодомэгавой обсуждали их, когда он прятался у Сжигателя в храме, – что они якобы могли стать причиной невезения Коусиро.

– А, это о коллекции снимков призраков Коусиро. – Волноходец отбросил обломки веера. – Я действительно заходил в храм к Тодомэгаве обсудить их. Дзуньитиро часто дарил Коусиро рефлексографии разных призрачных явлений. Я не знал об этом вплоть до исхода Четвертого месяца, поскольку Коусиро держал их в тайне. И когда я определил, что они могут быть причиной невезения, решено было уничтожить эту коллекцию. Тодомэгава предположил, что Коусиро не послушался и сохранил некоторые снимки – поскольку его невезение никуда не делось. И что, призрак Дзуньитиро действительно хотел поговорить с Тодомэгавой именно о них?

– Это все, что я слышала. – Снаружи послышался раскат грома. Хайо сделала глубокий вдох. – А как вы узнали о коллекции?

– Тодомэгава обратил на нее мое внимание. Он нашел ее по следам эн, связывающей эти снимки и… – Волноходец потянул прядь зеленых волос и скрутил ее в жгут. – И нашего аномального друга.

– Нацуами?!

– Именно. Три года я был супервизором и партнером Тодомэгавы по работе с Нацуами: мы следили за его жизнью и организовывали его реальность. Тодомэгава отчитывается мне обо всех эн Нацуами. А я играю роли тех, с кем можно установить минимальное количество эн, которые позволяют Нацуами ни о чем не подозревать и не приносить вреда. Господин Фунава, его издатель, – это я. – Вспышка силы, и вот на спине краба уже сидит похожий на мышь очкарик. – Господин Сато, администратор бани. – Еще одна вспышка, добродушное лицо с гусиными лапками у глаз. – Госпожа Савада, газетчица. – Родинка, платок, веселые глаза. – Ее кот, Анкоку-Киси-Гокибури-Буян. – Маленький, черепахового окраса котенок. – И так далее.

– Ничего себе…

– Так надо, чтобы обезопасить окружающих. В общем, Тодомэгава обнаружил, что в коллекции рефлексографий был снимок Нацуами, который сделал и подарил ему Дзуньитиро, и полюбопытствовал насчет проклятия. – Волноходец помрачнел. – Ты ведь знаешь, дорогуша, как легко образуется эн – за один взгляд, одно касание, одно слово. Рефлексография – мощная привязка для эн. Тодомэгава доложил мне, чтобы я изъял снимок у Коусиро. Я ведь его бог-хранитель. Кто, как не я, должен это сделать. А потом внезапно удача отвернулась от Коусиро. Он стал буквально громоотводом невезения. Я подумал: «У меня ведь есть отличная возможность избавиться от снимка Нацуами, не привлекая к нему внимания Коусиро и не укрепляя их эн». Я сказал, что его коллекция, возможно, и служит причиной его невезучести – а так оно и было, я не врал, – и заставил его сжечь снимки. Но, как ты знаешь, удача к Коусиро не вернулась. – Краб что-то булькнул. Волноходец отстраненно похлопал его по панцирю. – Я попросил Тодомэгаву проверить эн-связи Коусиро и еще, на всякий случай, – действительно ли он уничтожил рефлексографию Нацуами, не посмел ли меня ослушаться. Но безрезультатно. Тодомэгава ничего не нашел.

Хайо прищурилась:

– И вы с Тодомэгавой обсуждали только это?

– Я рассказываю то, что могу рассказать. Другой правды для тебя у меня нет. – Ракушки и жемчуг, вплетенные в сине-зеленые волны прически Волноходца, заколебались под дуновением ветра, который Хайо не уловила. – Тебя не устраивает слово бога?

– У меня нет доказательств, что оно честное.

– Доказательств! – рассмеялся Волноходец. У него было человекоподобное лицо – именно «подобное», потому что черты казались слишком резкими, глаза – чересчур темными, смех – излишне выразительным. – Доказывать, что ты находился именно там и делал или говорил именно то, о чем утверждаешь, – это, дорогуша, удел людей. Мы, боги, одновременно везде в один момент в одном месте в разные моменты! Мы можем быть кем или чем угодно, пользоваться любым голосом, любым звуком. Мы не имеем отпечатков пальцев и не оставляем следов – множеством разных способов. Именно поэтому боги обязаны отчитываться о своих проклятиях и безропотно принимать метки! – Он снова рассмеялся и отхлебнул из чашки – где, как начала подозревать Хайо, был отнюдь не чай, – а потом вытащил из складок одежды конверт. – Передай это Коусиро, и я уверен, что он с радостью подтвердит то, о чем я тебе поведал.

– Это же… – Хайо ощупала поясную сумку, где должно было лежать письмо Дзуна для Коусиро. – Вы рылись в моих вещах.

– Исключительно чтобы проверить наличие следов яшиори, чтобы тебя, дорогуша, не заподозрили в изготовлении соломенной куколки. – Волноходец бросил конверт на стол. – И убедись, что Коусиро его прочел. Последние слова – такое бывает раз в жизни.

Клапан конверта был отогнут – и холоден – в том месте, где его касался Волноходец.