Истина лисицы - Юлия Июльская

– Значит, вы правда ёкай? Некоторые живут дольше людей…

– Ни один ёкай не живёт столько, сколько живу я. – Он не улыбался, не смеялся. Его лицо не менялось – простое и равнодушное.

– Дух?

– Может, и так.

– Я ничего не слышала о духах-писателях. И ваша ки слишком уж…

– Осязаема? Да, поэтому я не подтверждаю эту мысль.

– Но и не опровергаете.

– И не опровергаю, – просто согласился он и сделал глоток. – Когда живёшь эпохами, а не годами, стирается значимость облечения истины в слова.

– Разве это не есть суть вашего занятия? Погодите… эпохами? Как же долго вы ходите по земле?

– Суть моего занятия – облекать в слова чью-то правду: свою, чужую, людей, ёкаев, богов – не имеет значения. Истину же облечь невозможно. А хожу я здесь сколько себя помню.

Киоко задумалась.

– Но это справедливо для каждого живущего. Ответ без ответа.

– Обычно этот ответ удовлетворяет тех, кто интересуется из праздного любопытства.

– Значит, вы не отвечаете на подобные вопросы?

– Раньше отвечал. Когда ещё любил принимать гостей. – Он смотрел прямо, не опускал глаз, не разглядывал пиалу, не пытался избегать её взгляда. Это несколько обескураживало, потому что было совсем не похоже на то, как люди обычно ведут себя в таких беседах.

– И те, кому вы отвечали, выходит, знали, что вы живёте так долго? Отчего же я не помню ничего об этом? А я прочитала множество свитков с работами хранителей. Павильон Памяти был одним из моих любимых мест во всём дворце.

– О, в этом нет загадки. Со временем я стал менять имена, чтобы не привлекать к себе столько внимания. Наверняка где-то ещё сохранилась память о поэте, что жил дольше других, но, полагаю, это стало образом для легенд. Моей долгой жизни нет объяснения, а люди не любят то, чего не могут понять.

Киоко задумалась. Такие легенды наверняка были, но ни имён, ни сюжетов она вспомнить не могла.

– Так всё же, – не сдавалась она, – как долго вы живёте?

Он задумался, а затем покачал головой. Светлые стриженые пряди упали на лицо. Невозможная красота, божественная, иная. Он не принадлежал этому миру, отчего же застрял здесь?

– Если бы и хотел – не смог бы точно сказать. Я помню времена, когда ёкаи и люди жили бок о бок…

– Но мы ведь и сейчас…

– Мирно, Киоко-хэика, мирно жили.

– Времена до войны, когда остров принадлежал лишь людям? Но тогда мы жили порознь, вовсе не бок о бок.

– Не было таких времён.

Киоко перестала понимать. Возможно, Сиавасэ-сэнсэй действительно слишком долго жил. Настолько, что в его голове всё перемешалось, всё перепуталось…

– Ваши танка пророческие, – она решила заговорить о главном. Жизнь в мире – то будущее, к которому все стремятся. Быть может, именно это он видит, принимая за прошлое? – Думаю, вы понимаете, зачем мы пришли.

– Покинувшая мир живых императрица просто так не является, – он усмехнулся. Эта улыбка была солнечным бликом, воплощением счастья.

Киоко вдруг подумала, что лишать людей своего общества, своей красоты и этих улыбок просто непростительно, даже кощунственно, и наверняка противоречит воле богов. А может, он и есть божество, что скрывается среди смертных?

– Мне нужна помощь, подсказка, напутствие. Я хочу вернуть трон роду Миямото, вернуть мир в Шинджу, мир для всех. Но пока не представляю, как это сделать. Где найти сторонников? Как свергнуть сёгуна, за которым стоят все самураи империи?

– Я не силён в военной стратегии, госпожа.

– Как и я. Если есть возможность, я бы хотела избежать войны. Подумать только, всё началось с пропажи меча… Который ведь так и не нашли. И это стало предлогом для ненависти к целому виду. Вам не кажется это неправильным?

– Кажется? В моей жизни давно нет правильного и неправильного, Киоко-хэика. События не требуют оценки, они просто происходят. Я не могу влиять на чужие жизни, а потому просто принимаю всё как данность. – Он снова сделал глоток. Совершенно спокойный и заражающий этим спокойствием. Но как мог он говорить подобное о жестокости вокруг?

– Неужели вас это не тревожит? Неужели вы можете так просто продолжать свою жизнь, пока ваш правитель уничтожает всех неугодных? У него и из причин-то лишь личная неприязнь…

– Народ с вами не согласится. Многие верят, что ёкаи всегда были угрозой.

Киоко лишь горько усмехнулась. В её жизни вся угроза всегда исходила от людей.

– Люди говорили, что ёкаи – враги. Но на деле я видела лишь, как ёкаи отвечают жестокостью на уже проявленную жестокость. Можно ли считать тех, кто защищается, виновными во вражде?

– Киоко-хэика, вам нет необходимости доказывать мне их невиновность. Я пережил мир, пережил войну, пережил новое подобие мира. Я видел ложь и видел искренность, видел, как жестокие и холодные правители отправляют своих подданных расселяться по острову, занимая всё больше земель, и видел, как при мягкосердечных императорах Шинджу разваливалась. Видел, как Островная область стремилась отделиться и стать свободной от империи, и видел, как её силой заставили остаться в составе страны. Видел, как людям даровали свободу, от которой они страдали, и видел, как пленённые были счастливее, будучи пленными. Во мне больше нет иллюзий хорошего и плохого, добра и зла. Мир просто мир, а люди просто люди. Я просто я. Поэтому и могу просто продолжать свою жизнь, пока наш правитель уничтожает неугодных. Могу просто жить и писать – в этом моя сила и моя слабость. А что можете вы?

Киоко задумалась. Эти слова, полные противоречий её убеждениям, никак не вязались с её намерениями. Возможен ли мир без войны? А с войной? Сможет ли она обойтись без жертв? Но жертвы уже были. И ведь они только начали свой путь.

Она бы хотела верить в лучший исход, но Мэзэхиро не пойдёт на переговоры, не станет с ней обсуждать будущее империи. Он уже получил власть, которой так долго жаждал.

– Простите, если заставил ваши принципы пошатнуться, – сэнсэй впервые проявил чувство: вздохнул искренне и с такой горечью, что Киоко ни на миг не усомнилась в том, что это не просто вежливое извинение. – Мир сложнее, чем мы видим, и в то же время проще. У вас светлая душа, но и она не без тёмных пятен. Ваши чистые помыслы граничат с жаждой мести…

Киоко хотела возмутиться, но он её перебил:

– Даже если сами себе вы в этом не признаётесь. Сёгун недостоин власти в ваших глазах – только ли потому, что он делает то, что делает? Люди бессердечны к чужим жизням и мало интересуются бедами, которые есть вокруг.