Пробуждение тьмы - Джон Демидов

— ответила она просто. И помолчав, добавила тише, так, чтобы дети не слышали:

— Зухра дала мне своё платье, помогла умыться, и… поговорила со мной. По-своему. Я не всё поняла, но… было хорошо.

Я кивнул, чувствуя, как огромная тяжесть начинает понемногу спадать с плеч. Она жива. Она в безопасности. Она даже нашла в себе силы улыбнуться.

Мы пошли к дому, где на пороге кухни нас уже встречала Зухра. Увидев нас, она что-то быстро и радостно сказала Дилшоду на своём языке, а мне просто кивнула, и в её глазах я прочитал молчаливое одобрение и понимание.

Мы сели за низкий столик. Зухра налила нам свежего зелёного чая и поставила тарелку с тёплыми, только что испечёнными лепёшками. Дети, получив по куску, умчались во двор и наступила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в печи.

Дарина осторожно отпила из пиалы и поставила её на стол, и тут я заметил, что её пальцы слегка дрожат.

— Стёп… — начала она, не глядя на меня. — Я… я не знаю, что это было, и не хочу знать… Но мне страшно. Страшно снова возвращаться в город, в ту квартиру… — Она подняла на меня глаза, и в них снова, как эхо, мелькнул тот самый, недавний ужас. — Они нашли меня однажды, так что помешает им сделать это снова? Я не хочу жить в вечном страхе, а наша ситуация в Эринии… Недовольные точно будут, и их будет много.

Её голос дрогнул, сразу после чего я протянул руку через стол и накрыл её холодные пальцы ладонью.

— Проблема решена, Дарь, — сказал я тихо, но твёрдо, глядя ей прямо в глаза. — Эти люди больше никогда тебя не потревожат, я обещаю тебе.

Она смотрела на меня, и я видел, как в её глазах борются облегчение от моих слов и чёрная, липкая тень недоверия ко всему миру.

— Я верю тебе, — прошептала она. — Но… даже если так… Возвращаться к прежней жизни… как будто ничего не случилось… Я не смогу, Степ. Я постоянно буду ждать новых нападений, и до добра это совершенно точно не доведёт.

В чём-то она была права. Возвращаться на круги своя после того, что она пережила — было мягко говоря проблематично. Она… узнала самое дно этого мира, и теперь как никто другой понимала — что её может ждать. А ещё мы оба понимали, что если нашёлся один обиженный — обязательно найдётся и другой. Город для нас больше не был безопасным местом.

Мы сидели в тяжёлом молчании, обдумывая этот безрадостный вывод. Краем глаза я заметил, как Зухра, стоявшая у печи, что-то быстро и тихо сказала на ухо Дилшоду. Тот слушал, и кивал с серьёзным лицом, после чего он откашлялся, привлекая наше внимание.

— Слушайте, вы хорошие люди, — начал он, обводя нас своим спокойным, мудрым взглядом. — И мы тут с Зухрой подумали… А почему бы вам не остаться? Здесь, у нас. Или в любой другой деревне рядом… Места много, домов пустующих хватает, а чужие сюда никто не заезжают, свои все.

Электричество есть, интернет есть, вода своя, колодец. Продуктами… — он хлопнул себя по груди, — … я вас обеспечу. В город раз в неделю езжу, так что всё что нужно легко привезу.

Он сделал паузу, давая нам осознать его слова, после чего продолжил:

— В общем жить можно. Тут спокойно, тихо, и никто вас тут искать не будет. А для нас для всех вы станете новыми соседями. Своими. А своих мы в обиду на даём.

Мы с Дариной переглянулись, и в её глазах я увидел не страх, а зарождающуюся надежду. Тихую, робкую, но надежду. Дилшод был прав. Его предложение было единственным приемлемым выходом для всех нас.

Город… что он нам дал? Работу, которую я ненавидел? Арендную квартиру-хрущёвку? Постоянный стресс, страх перед будущим? А в довесок ещё и это… Похищение, насилие, смерть.

Здесь же… Здесь был простор, здесь были люди, которые помогли нам, не задавая никаких вопросов. Здесь был покой и безопасность.

Я посмотрел на Дарину, она смотрела на меня, и в её взгляде был вопрос, одновременно с ответом, которого она жаждала услышать.

— Да, — сказала она тихо, прежде чем я успел что-то произнести. — Давай останемся Стёпк… Пожалуйста.

Я обхватил её руку обеими своими и молча кивнул, уже мысленно планируя порядок следующих действий. Слова в этом случае были не нужны.

— Решено, — сказал я, обращаясь к Дилшоду. — Мы остаёмся. Спасибо вам. За предложение… И за всё.

Дилшод улыбнулся своей широкой, открытой улыбкой, и прогудел:

— Не за что, брат. Значит, так и быть. Теперь вы наши. — Он поднял свою пиалу, и торжественно произнёс:

— За новую жизнь!

Мы чокнулись с пиалами. Чай был горьковатым и обжигающе горячим, но на вкус он был самым лучшим чаем в моей жизни. Потому что это был вкус нового начала.

Дилшод оказался человеком слова и действия. Пока мы с Дариной завтракали тёплыми лепёшками с кислым молоком и обсуждали наше сумасшедшее решение, он успел отмыть «Ниву» от слоя грязи дочиста, вернул на место номера и проверил двигатель. Машина, стоявшая во дворе, сверкала на утреннем солнце, выглядя куда моложе своих лет.

— Готовы? — спросил он, появляясь на пороге кухни и вытирая руки об тряпку. — Чем раньше мы заберём ваши вещи из города, тем будет лучше.

Путь до города занял больше трёх часов. Дилшод, казалось, знал все объездные пути, все проселки, позволяющие минимизировать контакт с основными трассами. Он периодически куда-то звонил с своего простенького кнопочного телефона, коротко и деловито разговаривая на родном языке. Я слышал лишь обрывки фраз, но по его тону понимал — он явно что-то организовывал.

Когда мы наконец подъехали к моему дому — картина прояснилась. У подъезда, рядом с помойками, уже стоял потрёпанный белый фургончик с логотипом какой-то службы доставки, а рядом с ним кучковались пятеро парней — крепких, спортивного вида, с такими же, как у Дилшода, скуластыми лицами и спокойными, внимательными глазами. Они курили, но при нашем приближении мгновенно выпрямились и отбросили сигареты в сторону.

Дилшод вышел из «Нивы» и что-то быстро и жёстко сказал им. Его голос, обычно спокойный и даже дружелюбный, сейчас звучал как приказ командира на поле боя — коротко, не допуская даже малейших возражений. Парни молча кивали, и тихо что-то пробурчали в