Макс Мах - Хозяйка Судьба

— Но, может быть, вы, господа, предпочитаете виноградные вина? — из одной лишь вежливости, насколько мог оценить его интонацию и взгляд, спросил старый негоциант.

— Спасибо, мастер Элиас, — с мягкой улыбкой ответила ему Дебора. — Ваше вино великолепно. Оно напомнило мне наш, гаросский, «Грушевый цвет».

— Я рад, что вам нравится, ваша светлость, — сдержанно поклонился Элиас. — Но, возможно, ваши спутники… Александра, — сказал он, оборачиваясь к своей жене, распорядись, чтобы принесли Риенского и то вино из Корсы, которое подарил мне советник Лукас.

— Дамы, — сказал, снова поднимаясь из своего кресла Карл, едва успев попробовать вино и землянику. — Кавалеры, — он извинился взглядом перед Конрадом и с улыбкой посмотрел на своего племянника, выглядевшего много старше его самого. — Мы вас оставим не надолго. Надеюсь, радушные хозяева не позволят вам заскучать. Что скажешь, Элиас? Найдется у нас с тобой, о чем поговорить с глазу на глаз?

— Как скажешь, Карл, — без тени удивления согласился Элиас и, поклонившись гостям, пригласил Карла следовать за собой, не забыв, впрочем, шепнуть по пути несколько слов сыну и жене, поручая оставшихся гостей их вниманию.

10

— Скажи, Элиас, — спросил Карл, когда они оказались одни в рабочей комнате негоцианта. — Законы Линда так сильно изменились?

— Что ты имеешь в виду? — Элиас открыл резной шкафчик красного дерева, стоящий в дальнем углу кабинета, и оглянулся на Карла. — Вино или бренди, Карл?

— Бренди, с твоего позволения, — Карл достал кисет и начал неторопливо набивать свою старую трубку. — А спросил я тебя об отношении городских властей к аристократии. Линд уподобился Торну? Быть дворянином нынче опасно?

— С чего ты взял? — Элиас поставил перед Карлом серебряный чеканный стаканчик и налил в него темно-коричневую жидкость из маленького пузатого графинчика толстого, отливающего сапфиром граненого стекла.

— Я обратил внимание на то, что на твоем доме нет герба… — Карл понюхал бренди. Он был отменно хорош и вообще спутать этот запах с каким-нибудь другим было сложно.

«Пражский „Единорог“…»

— Какой герб, Карл? — удивленно поднял брови Элиас. — Ты, верно, забыл, дядюшка Карл, Ругеры не дворянский род. Нам гербы не положены.

— Ругеры дворянский род вот уже более полу-столетия, — теперь пришла очередь удивляться Карлу, который доподлинно знал, что так все и обстоит.

— Как так? — Элиас сел на стул с высокой резной спинкой и с недоверием посмотрел на Карла. — Когда это мы успели стать дворянами?

— Тогда же, когда я получил графский титул, — ответил Карл, начиная понимать, что произошло на самом деле.

— В эдикте императора Яра, о даровании мне титула графа империи — объяснил он все еще озадаченному негоцианту. — Род Ругеров был возведен в потомственное дворянство…

— Вот как, — Элиас взял со стола свою трубку и понимающе кивнул Карлу. — Вероятно, Карл, все так и есть, как ты говоришь, но ты, по-видимому, был тогда сильно занят и забыл нам об этом сообщить.

«Забыл, — признал Карл, не испытывая, впрочем, по этому поводу никаких угрызений совести. — Я просто о них даже не подумал, а вспомнил об этой безделице только сейчас… По случаю».

— Возможно, — сказал он спокойно. — Возможно, что и забыл. А, может быть, и нет. Мне кажется, я посылал к вам гонца, Элиас, но он мог до вас, разумеется, и не добраться… Впрочем, теперь, я думаю, это уже не важно. Ты можешь послать своего человека в Цэйр, все эдикты Яра хранятся в имперском Нотарионе.

— Спасибо, что подсказал, — желчно усмехнулся Элиас. — Я как-нибудь кого-нибудь пошлю за копией.

«Ты прав, а я не прав, но что с того?»

— А пока суд да дело, — сказал он, никак не отреагировав на слова племянника. — Я напишу тебе грамоту сам, и мы с баном Триром засвидетельствуем ее своими печатями.

— Вероятно, я должен тебя поблагодарить, — голос негоцианта не выражал ровным счетом никаких эмоций.

— Не должен, — покачал головой Карл, раскуривая трубку.

— Видишь ли, Элиас, — сказал он через мгновение. — Мои обстоятельства складываются теперь так, что я хотел бы раздать хоть те не многие долги, которые могу заплатить в то короткое время, которое имеется в моем распоряжении.

А вот эти его слова, как ни странно, произвели на Элиаса неожиданно сильное впечатление.

— Ты, что, Карл, собрался умирать? — спросил Элиас, нахмурив свои почти совсем седые брови.

— Возможно, — Карл не мог рассказать ему о том, что происходит сейчас и чему, вероятно, предстоит произойти в самое ближайшее время. — Не могу сказать, чтобы мне надоело жить, но, согласись, сто лет это очень почтенный возраст.

— По тебе не скажешь, — все так же хмуро ответил Элиас. — И потом, ты же, вроде, собираешься жениться?

— Да, — кивнул Карл и, выдохнув табачный дым, отпил, наконец, из серебряного стаканчика. — Превосходный бренди, Элиас! Все-таки лучше, чем в Праже, его нигде не делают. Но оставим разговор о причинах, поговорим лучше о следствиях.

— Как скажешь, — Элиас, кажется, был смущен оборотом, который принял их разговор и даже не пытался этого скрыть.

— Как скажу, — повторил за ним Карл и кивнул. — Скажи, Элиас, это правда, что мне принадлежит четвертая часть в деле Ругеров?

— Тебе нужны деньги? — с пониманием кивнул негоциант, привыкший, должно быть, что всем вокруг вечно нужны деньги, причем не деньги вообще, а его, Элиаса, деньги.

— Нет, — покачал головой Карл и откровенно усмехнулся. — Денег у меня достаточно.

«Но что такое деньги? Особенно, когда они есть…»

— Да, — подтвердил Элиас после короткой паузы. — Тебе принадлежит двадцать пять процентов семейного капитала.

— Почему? — в самом деле, с какой стати его сводным братьям надо было делиться с ним нажитыми богатствами?

— Когда ты прислал те деньги, дедушка Петр был еще жив, — сухо объяснил Элиас. — Он вложил их в груз парусины и сахара… Эту историю знает каждый член нашей семьи… Ее рассказывают детям. Собственно, с тех трех кораблей, которые, не смотря на осенние шторма, добрались до Линда целыми, не потеряв и не испортив груз, и началось наше восхождение. Поэтому никто и не возражал, чтобы считать тебя пайщиком и компаньоном. Так хотел Петр Ругер, и… Я тоже не вижу причин, чтобы что-то в этом деле менять. Ты это заслужил. Четверть, Карл. Тебе принадлежит четверть.

— Деньги? — переспросил Карл. — Ах, да, деньги…

Теперь он вспомнил эту историю.

«Пражский „Единорог“… Опять совпадение?»

Это случилось почти семьдесят лет назад. В то время, Карл служил кондотьером у графа Самоны, а Никифор Самонский как раз воевал с Пражем… На стенах города умерло больше наемников, чем за все три года войны, но и Пражу не позавидуешь. Его жителям досталась горькая судьба пережить семь месяцев жестокой осады и три дня, на которые город был отдан на поток и разграбление. Отряд Карла принимал участие в предпоследнем и последнем штурмах, но когда сопротивление защитников Пража было сломлено, сам Карл в город не пошел. Он вернулся в свою палатку, чтобы ни разу затем не пересечь линии городских стен. Так что, впервые он попал в Праж только спустя семнадцать лет, когда время уже затянуло раны той давней войны, а сам он вполне осознал, в чем состоит искусство войны, и какую цену платят ее участники, победители и побежденные.