Госпожа преподаватель и Белый Феникс - Марика Полански

дальнейшем стыдно. А студентам хочется ничего не делать, ни за что не нести ответственности и при этом, чтобы никто их не трогал.

— Совсем как взрослые, — задумчиво хмыкнула я.

Подруга наградила меня таким взглядом, будто я ляпнула несусветную чушь

Коридор заливал яркое весеннее солнце, и было так тепло, что не хотелось думать ни о чём плохом. Мимо торопились студенты, приветствуя на бегу, и скрывались в кабинетах. Другие же стояли группками возле окон. Слышался громкий смех и шелестели страницы конспектов. Кто-то заинтересованно смотрел нам вслед. Пару раз я услышала за своей спиной, как студенты шептались. Точнее, они думали, что их шёпот никто не слышит: «Кажется, это наш новый преподаватель».

Внимание было таким же, как если бы в Академии появилось некое мифическое существо — исподтишка, но оче-е-ень пристальное.

— В своё время мы относились с бо́льшим уважением к преподавателям. Мы были осознаннее, ответственнее. А сейчас…

Мне вспомнились наши преподаватели. Должно быть, они тоже считали нас неуправляемой массой, которую следовало воспитывать и обучать. И они также жаловались, что нынешнее поколение безответственное и дурное, в отличие от предыдущих.

— В самом деле? А мне кажется, что нет, — отозвалась я. — Или ты и вправду считаешь, что у достойного поколения родились идиоты, каждый со своей степенью придурковатости? Нет, Марта, так не бывает. Один-два, может быть. Но всё подряд… Просто сейчас мы по разные стороны баррикады. Но в студенческие годы мы тоже были придурками для своих преподавателей.

Недовольно поджав губы, Марта медленно и шумно выдохнула. «Совсем как в рекомендациях по сдерживанию гнева», — подумалось мне. Чванливость и проскользнувшее высокомерие по отношению к студентам вызвало глухое раздражение. Как будто студенты были не люди, а стадо, которое надо дрессировать.

— Вот поработаешь преподавателем, тогда и поймёшь то, о чём я говорю, — тихо произнесла Марта. В её голосе проскользнула какая-то знакомая нотка обиды и злорадства, едва различимая, но оттого не менее неприятная. Словно подруга уже ждала, что я прибегу к ней жаловаться на обнаглевших студентов.

Я лишь пожала плечами.

— Знаешь, меня ещё со студенческих времён занимал один вопрос: каждое поколение обвиняет последующее в отсутствии мозгов и адекватности. Но кто воспитывает эту молодёжь? Не может же быть так, что у всего замечательного поколения внезапно появилось вот это. Если молодёжь неадекватна, то возникают вопросики к старшему поколению. Ведь они служат примером для молодых людей. И что-то мне подсказывает, что одними напутственными словами в воспитании не обойтись.

— Ты идеалистка, Эжена, — рассмеялась Марта, когда мы вышли из Академии и направились через лужайку к Дому Преподавателей. — Но скоро это пройдёт. Преподавателей считают нечто вроде света в оконце, который несёт знания и манеры. Хороший преподаватель должен быть примером для студентов. Только так он может достичь чего-то в своём деле.

— Из меня такой себе пример. Не дай боги, узна́ют, какая я на самом деле. Тогда мне и месяца не продержаться здесь.

— Не рассказывай о себе. Поверь, люди слишком слепые, чтобы обращать внимание на что-то, кроме себя самих.

«Логично», — подумала я и поджала губы. Что ж, это только играет мне на руку.

Мы молча дошли до Дома Преподавателя. Уже на пороге Марта сунула мне учебники и записи, которые были у неё в руках, и сказала, окинув меня задумчивым взглядом:

— А знаешь, с твоим авантюрным характером у тебя получится стать хорошим преподавателем. Студенты любят неординарных личностей. Но всё же хочу тебя предупредить: всегда держи дистанцию между вами. Тогда работа пойдёт легче. И удачи тебе в завтрашнем дне.

* * *

Часы на академической башне пробили ровно восемь, когда я, ёжась от пронизывающего ветра и измороси, торопилась скрыться под тяжёлым портиком, под которым уже толпились студенты и другие преподаватели. Неловко отвечая на приветствия, я вошла в здание и быстро поднялась по лестнице на второй этаж, где находилась моя аудитория.

Полутёмное помещение встретило меня прохладной сыростью и каким-то приторно-сладковатым запахом старых книг. Плотно прикрыв за собой дверь, я огляделась по сторонам, словно впервые попала сюда. Когда я сидела за задней партой и внимательно слушала, как Марта рассказывает о построении прошедшего времени в архонском языке, всё представлялось таким лёгким и простым.

Но сейчас, оказавшись один на один с собой и осознанием того, что меньше чем через час аудитория наполнится незнакомыми людьми, почему-то стало неуютно. Одно дело продавать артефакты и знать, что всё зависит от тебя. Но совершенно другое — день изо дня находиться с одними и теми же студентами и доносить им прописные истины, не обращая внимания на их сопротивление.

Парты с деревянными стульями тянулись от стеллажей с книгами и рукописями к преподавательскому столу. Огромных размеров меловая доска занимала почти всю стену. Над ней висела длинная табличка с надписью на архонском языке: «Селенцио вердаро вер», что означало «Знания — путь человечества».

Когда-то подобная табличка висела в кабинете истории архонского языка В Университете. До сих пор оставалось загадкой, почему все так любили эту фразу архонского философа Скинха, но при этом не забывали её полную версию.

Я подошла к окну и выглянула на улицу. По стёклам барабанил дождь, набирая силу. Блеснула молния, и послышался глухой раскат грома. «В такую погоду надо сидеть дома с кружкой чая и, завернувшись в плед, читать роман Виленторна», — с тоской подумала я.

«Виленторн — это, конечно, хорошо, — тотчас поддакнул внутренний голосок. — Особенно когда над головой не висят долги, как мекадинский меч».

Дверь за спиной распахнулась, заставив вздрогнуть от неожиданности. Сердце тотчас быстро-быстро заколотилось в груди, а по телу пробежал холодок. Сколько бы ни готовилась, но я всё не была морально готова встретиться со студентами.

Однако вместо оголтелой толпы в аудиторию вошёл Фицпатрик.

Честно говоря, к нему я тоже не была готова. С небрежно взъерошенными волосами и в чёрном ректорском камзоле с серебристой вышивкой на стоячем воротнике, он сиял, как натёртый медный чайник. Хорош, ничего не скажешь. Не удивлюсь, если студентки всячески пытаются обратить его внимание на себя. Девочки в таком впечатлительном юном возрасте любят мужчин постарше. От них веет уверенностью, властностью и чертовским обаянием. Последнего у Фицпатрика было хоть отбавляй. Снова вспомнилось, как я сама украдкой по нему вздыхала в студенческие годы. Впрочем, с тех пор прошло много времени.

— Как ощущения на новом рабочем месте? — не удосужившись поздороваться, спросил он.

Я небрежно повела плечами, от всей души надеясь, что ректор не заметит нервозности, звеневшую внутри, как натянутая струна. Пересекаться с ним не хотелось. Однако