Жена на час: вампиров просьба не беспокоить! - Тамара Ключинина

— Знаешь, я… — я начала говорить, но не могла подобрать нужные слова, путаясь в собственных мыслях, — я всегда мечтала увидеть Париж, погулять вот так по его узким улочкам, посмотреть на Эйфелеву башню и Елисейские поля… И вот эта фраза про желание недостижимого — это про мою прошлую жизнь и мое желание оказаться здесь, — признание давалось мне нелегко, но почему-то до дрожи хотелось разделить с ним это, — я должна признаться, что была замужем и у меня два сына-подростка, им почти тринадцать… И год назад мы развелись, и дети захотели остаться с отцом… А я, которая всегда оставляла свои желания на потом, оказалась им не нужной, — ком в горле не давал мне договорить, и я отвернулась, смахивая слезы.

Он молча обнял меня, скрывая мои эмоции от любопытных прохожих. Не задавая вопросов, просто стоял и ласково гладил по волосам, прижимая к своей широкой груди, пока мои рыдания не стихли. Я подняла на него заплаканные глаза и тихо сказала, неловко улыбнувшись:

— Я просто хотела сказать спасибо за то, что исполнил мою мечту, которая казалась недостижимой…, — и в его глазах я увидела сочувствие и какую-то затаенную боль, как будто ему действительно было не все равно, как будто он в самом деле меня понимал и принимал вот такую, какую есть — почти сломленную и отвергнутую собственной семьей.

— Я рад, что оказался причастен к осуществлению твоей мечты, ma chérie, — прошептал он, целуя меня в макушку, — и очень ценю то, что ты поделилась со мной столь сокровенной и личной частью своей жизни.

Я лишь обняла его в ответ крепко-крепко, не в силах передать все те эмоции, которые испытала в тот момент.

Глава 19.2

Однажды вечером, гуляя по Елисейским полям, мы заговорили с ним одновременно:

— Знаешь, мне кажется, я где-то тебя видела. Может быть, во сне?

— Светлана, я должен кое-что сказать. Все это время я…

Я смутилась, и переспросила:

— Что ты хотел сказать?

— Только то, что все возможно, — тихо ответил он, — возможно, мы встречались раньше. Зайдем в этот ресторан? — он махнул на неоновую вывеску. Конечно, я согласилась.

— Ma chérie Светлана, позволь предложить попробовать вот этот замечательный трюфельный соус, он прекрасно подойдет к филе-миньону, который ты выбрала, — казалось, Александр разбирается во всем на свете, не рисуясь при этом, а ненавязчиво знакомя меня с чем-то новым.

— Merci, mon cher Alexandre, — мы вплетали французские словечки в разговор, и мне казалось, это придавало еще больше волшебства нашему общению. Я поймала себя на мысли, что он кажется мне скорее героем какой-то сказки, чем живым человеком — настолько органично он выглядел в этом дорогом ресторане со своей мягко грассирующей «р» и ненаигранной галантностью. А сказки имеют свойство рано или поздно заканчиваться… От этой мысли вернулась мигрень, природу которой так и не смог объяснить ни один врач.

— О чем ты задумалась? — проявил он проницательность, — что за грустные мысли посетили тебя в этот прекрасный день?

— Как ты понял, что мысли именно грустные? — удивилась я.

— Ты отвела взгляд и вращала на пальце свое кольцо, — печально пояснил он.

— От твоего внимания ничего не укрыть, — медленно вздохнула я, судорожно решая: поделиться своими настоящими мыслями или наврать, чтобы не портить атмосферу вечера, — пришло вдруг в голову, что ты… ненастоящий. Ты настолько идеальный, что кажется, будто ты герой из сказки, а не из реальной жизни. И скоро я проснусь, и окажется, что тебя не существует, а моя жизнь продолжится, но уже без какого-то волшебства. Извини, если испортила настроение своими словами, — с сожалением добавила я, заметив его погрустневший взгляд.

— Возможно, сейчас ты не поверишь, но однажды мои друзья подшутили надо мной и издали книгу, где я — один из персонажей. Эта книга стала первым камнем в лавине, которая перевернула мою жизнь с ног на голову. Когда я только узнал об этом — очень злился, но теперь — я им благодарен. Ведь в результате я встретил тебя, — не сводя с меня глаз, он медленно подошел, встал на одно колено перед моим стулом, и сказал взволнованно и торжественно, открыв коробочку с кольцом, — Светлана, я люблю тебя и прошу разделить со мной вечность! Ты будешь моей Парой?

И в эту же секунду произошло одновременно несколько вещей: браслет, который я не могла все это время снять, с тихим щелчком распался на две половинки падая на стол и исчез, буквально растворившись в воздухе, а у меня перед глазами замелькал калейдоскоп событий, словно в ускоренной съемке: вот Александр надевает мне этот браслет, вот дарит мне щенка, вот он же стоит в оранжерее на одном колене, а затем и прием с Виолеттой…

— Как ты мог… — только и успела прошептать я, замерев от нахлынувшей боли в висках и проваливаясь в темноту спасительного обморока.

Александр

Комната была залита мягким светом парижских фонарей, пробивавшимся сквозь полупрозрачные шторы. Александр сидел на краю кровати, не сводя глаз с Светланы. Его пальцы сжали край покрывала так, что костяшки побелели, но лицо оставалось спокойным — маска аристократа, за которой скрывалась буря.

Она застонала, прикоснувшись к вискам, и он резко втянул воздух, словно ее боль пронзила и его.

— Светочка… — голос сорвался на шепот. Он боялся сказать больше. Боялся, что ее снова скрутит спазм.

Она открыла глаза. Взгляд — сначала растерянный, потом острый, он промораживал его насквозь.

— Ты… — она села, отодвигаясь к изголовью, — ты мне врал, и наша встреча в парке, а затем на курсах французского — вообще ни разу не совпадение!

— Прости, — он кивнул, не отводя взгляда.

— Ты… вампир.

— Да.

— Ты воздействовал на меня своей магией.

— Только в самом начале, чтобы ты не сбежала в ужасе в первый же день…

— И особняк… Виолетта… — она машинально схватилась за горло, вспомнив клинок и кровь, текущую по ее коже…

— Никто больше не навредит тебе, — он наклонился, но не посмел приблизиться, — ты свободна выбирать: остаться со мной или…

— Свободна? — она рассмеялась резко, хрипло, почти истерично, — ты ворвался в мой мир, перевернул мою жизнь, а теперь говоришь о выборе?

Александр сжал челюсть. В его глазах мелькнуло что-то древнее и дикое — тень того, кем он был до нее.

— Я мог бы позволить тебе все забыть, отпустить тебя жить своей жизнью дальше. Но я… — он запнулся, словно слово обожгло язык, — я оказался слаб.

Тишина. Где-то за окном вдалеке аккордеон напевал