Перекресток воронов - Анджей Сапковский

Велико же было удивление Геральта, когда в Мидинваэрне, в день перелома зимы, он наконец добрался до окрестностей городка Бан Филлим, до поместья Рокамора, резиденции Престона Холта. Было уже темно, и замеченный издалека огонь сперва несколько его насторожил. Но вскоре он успокоился, услышав пение, причем веселое и радостное, которое ну никак не могло сопровождать пожар или другие неприятные события. Все прояснилось, когда он выехал на майдан усадьбы. Там пылал огромный костер, а за столами по кругу сидела вся прислуга имения, да еще, похоже, с приглашенными из соседних сел родственниками, свойственниками и знакомыми. Геральт едва успел слезть с седла, как среди громких и нескладных пожеланий счастливого Солстициум[40] и веселого Йуле ему вручили кружку пенного пива и кусок запеченной колбасы. Ему пришлось еще какое-то время посидеть в компании и даже сделать вид, что подпевает. К счастью, это не затянулось – Престон Хольт быстро забрал Геральта в дом и усадил за стол. На стол сей домоправительница тут же поставила большой кувшин вина и дымящийся котелок, содержащий, как оказалось, ребрышки молодого кабана в истекающей жиром капусте.

Хольт достал из серванта два бокала, протер их от пыли и наполнил.

– Рассказывай. – Он уселся за стол. – Рассказывай, ведьмак Геральт.

* * *

Он рассказывал. Довольно нескладно и несколько стеснительно. Обо всем – или почти обо всем, – что случилось с месяца Блатэ до начала зимы. Хольт слушал не перебивая. Иногда казалось, что он буквально дремлет. Слегка оживился, когда Геральт дошел до встречи с комендантом Фиахрой де Мерсо, до аудиенции у маркграфа Линденброга и до боя со стрыгой.

С майдана по-прежнему доносились пение, смех и веселые возгласы. Праздничное веселье шло полным ходом.

– Ну и на следующий день, как я убил стрыгу, – рассказ Геральта подходил к концу, – еще полдень не пробили, как уже весь Брунанбург, городок при замке и горняцкий поселок – все праздновали гибель чудовища, а я внезапно сделался героем.

Престон Хольт по-прежнему слушал молча, поигрывая бокалом.

– Комендант де Мерсо постаралась, чтобы о моих деяниях узнал каждый, от самого маленького ребенка до самого дряхлого деда. Где бы я ни появился, меня везде шумно встречали, славили так, что мне неловко становилось. На руках пытались по улицам пронести, но я не разрешил. Песни уже начали слагать в мою честь и распевать их. Но что было делать, приходилось терпеть, поскольку…

– Маркграф Линденброг, – понял Хольт.

– Именно что. Комендант знала, что делает, начиная всю эту шумиху. Маркграфа-то отрубленная голова стрыги вовсе не порадовала, подозреваю, что он уж мою собственную голову к своей коллекции примерял – над камином, где-нибудь между лосем и муфлоном. Но ему пришлось изображать радость, и мстить он мне никак не мог, не вышло бы отыграться на всеми прославляемом герое, что спас людей от смертельной опасности. Тем более что повсюду громко славили и его самого, за то, что отыскал и нанял ведьмака. А поскольку горняки стали возвращаться, да и соль начали копать вдвойне от прежнего, то маркграфу полегче было смириться с тем, что его избранницы-молодки нет и не будет больше. Вот только…

Геральт замялся. Хольт не торопил.

– Вот только он мне ничего не заплатил. И в глаза видеть не хотел. Последнее-то меня как раз скорей порадовало, потому что…

Он замолк. И молчал долго. Престон Хольт покивал головой, встал, вынул из серванта большую квадратную бутылку темного стекла.

– Вижу, – сказал он, наливая, – что рассказ твой требует напитка посерьезнее, чем это слабое вино. Ну же, выпей.

– А что мне было… – Геральт глотнул из бокала, с трудом отдышался, закашлялся. – Что мне было маркграфу сказать? Что все это моя вина? Что вместо того, чтоб изматывать стрыгу танцем до самых третьих петухов, я ее просто зарубил, потому что… Потому что у меня вдруг ноги подкосились, а горло сжало так, что в глазах потемнело?

Престон Хольт молчал. Гудел лишь огонь в камине.

– Мне что – надо было ему сказать, – поднял голову Геральт, – что это со мной что-то не так, что я дефективный, отбракованный, неполучившийся ведьмак? Что он ошибся, поручая это задание мне, а не какому-нибудь более… получившемуся ведьмаку? Такому, что даже без эликсиров не может, попросту не может испытать что-то подобное тому, что я там испытал? А маркграф понял бы это? Сомневаюсь. Я и сам-то не понимаю.

Хольт молчал.

– Тот мародер, в марте… Тот, за которого меня чуть не повесили… Бросился на меня с топором, а я даже меча не обнажил. Чисто ушел от удара. И только во второй раз, когда он опять замахнулся, тогда я его… И ничего со мной не случилось. Даже дыхание не сбилось. И с красильщицей той тоже… Так что же со мной не так? Престон Хольт! Можешь ты мне это объяснить?

Хольт встал.

– Нет, не могу. Пойдем спать. Время уже позднее.

* * *

Зима, как оказалось, шла с севера след в след за Геральтом, буквально наступая ему на пятки. Через два дня после Мидинваэрне подул ледяной, обжигающий кожу ветер. На следующий день небо потемнело, а в воздухе закружились снежинки. Еще через день все вокруг было уже белым-бело. А еще через несколько дней сугробы уже высились до горизонта словно горы, а крыши всех домов имения украсились толстыми белыми шапками. Сомнений не оставалось: наступила каэдвенская зима, и в ландшафте можно было не ждать перемен как минимум до марта, если не до апреля.

* * *

Спустя еще несколько дней, когда после заката они сидели у камина с рюмками в руках, Престон Хольт сам поднял тему, что беспокоила Геральта уже очень давно.

– Знаешь ли ты, Геральт, откуда взялись ведьмаки? Как возникли? Каким было начало всего этого?

– Знаю. Ты же рассказывал мне в Спинхэме. Что будто бы мы происходим от ведьм…

– Это тоже правда. Но я говорю о самом начале. Хочешь послушать?

– Ну само собой.

Хольт глотнул из рюмки, всматриваясь в горящие в камине поленья.

– Как и в случае всех изобретений и инноваций, – заговорил он, – начальный импульс дали армия и война. Каждый вождь мечтал обладать подразделением для специальных заданий, состоящим из невероятно умелых и непобедимых в бою сверхлюдей. Каждый владыка и каждый самозваный король желал иметь такую личную гвардию. Чародеи, то бишь элитная их группа, носящая тогда